Льюис Кэрролл

В начале 1870-х годов Кэрролл задумался о необходимости оформить авторские права на пьесу по сказкам «Страна чудес» и «Зазеркалье»: «пиратство» и в те годы было весьма распространено. В ноябре 1872 года он попросил Макмиллана нанять двух писцов, чтобы переписать тексты обеих сказок в драматической форме. Туда вошли все диалоги и действующие лица и были добавлены ремарки. В 1876 году он дал первое разрешение на постановку «Алисы в Стране чудес», а в 1882-м разрешил К. Фрейлиграт-Крёкер опубликовать обе сказки в виде пьес. Одно время он подумывал о том, чтобы поставить по сказкам оперетту, и даже обратился к известному композитору сэру Артуру Салливану с просьбой написать музыку. Салливану эта идея понравилась, однако в конце концов он вынужден был отказаться, признавшись, что не может справиться со стихотворным размером. Спустя какое-то время Кэрролл дал знаменитому режиссеру Генри Сэвилу Кларку разрешение на постановку собственного варианта, в котором использовались эпизоды из «Страны чудес» и «Зазеркалья». Кларку пришлось немало потрудиться, ибо автор внимательно следил за текстом. В ходе работы над спектаклем Кэрролл написал режиссеру 97 писем — благо они доходили из Оксфорда в Лондон на следующий день.

Кэрролл не был 23 декабря 1886 года на премьере, состоявшейся в «Театре принца Уэльского», но пришел на спектакль через неделю. Постановка ему в целом понравилась, особенно хороша была юная Фиби Карло, игравшая Алису: запомнились ее песня и танец с Чеширским Котом.

В ноябре 1882 года Кэрролл неожиданно решил стать куратором клуба Крайст Чёрч. Энн Кларк называет его «своего рода эксклюзивным клубом для выпускников Крайст Чёрч». Сам Кэрролл как-то отозвался о нем как о «большом и богатом клубе». Старый друг Кэрролла Томас Вир Бейн, занимавший этот пост в течение двадцати одного года, подал в отставку, и члены клуба опасались, что за неимением других желающих куратором станет некий Томпсон, который не преподавал и не жил в Крайст Чёрч, хотя и являлся его выпускником. Он был известен отвратительным характером и придирчивостью и, по общему мнению, был «совершенно невозможен». На собрании членов клуба Томпсон всячески нападал на Бейна. Кэрролл горячо вступился за старого друга — и в результате, как нередко бывает в таких случаях, был выбран куратором. Он принял этот пост, хотя прекрасно понимал, что он потребует немало времени и сил. Причина такого неожиданного шага была в том, что, оставив преподавание и фотографию, Кэрролл слишком замкнулся в себе. «Этот пост, — записал он в дневнике, — заставит меня вылезти из своей скорлупы, а это только к лучшему. Не то я начинаю жить, как затворник, занятый только самим собой».

Куратор клуба на деле был его управляющим (Steward): он заведовал всем хозяйством, и работы у него было более чем достаточно. На его плечи легли заботы о закупке продовольствия, пополнении винного погреба, кухне, дровах, слугах, замене мебели и портьер, вентиляции, освещении и многом другом. Кэрролл начал с ознакомления с положением дел и быстро обнаружил, что необходимы изменения в отчетности и бухгалтерии. Он изучил счета поставщиков. Особого внимания потребовало состояние внушительного винного погреба, к которому с особым вниманием относились члены клуба и на которое жаловался тот же Томпсон. В феврале 1883 года Кэрролл создал карту погреба, чтобы в любой момент иметь точное представление о наличии того или иного вина. В декабре 1886 года он составил реестр содержимого винного погреба, выяснив, что всего там хранилось 28 210 бутылок, и подсчитал, какие сорта и в каком количестве потреблялись членами клуба за прошедшие четыре года. В результате оказалось, что 420 бутылок лучшего кларета хватит еще на 15 лет, 550 бутылок лучшего шерри — на 90, а 5420 бутылок темного шерри — на 35 лет. Чувство юмора не покидало Кэрролла даже на этом посту. В первом годовом отчете — «Двенадцать месяцев на посту куратора» — он отмечает, что потребление мадеры сорта «Б» (то есть второго сорта) за прошедший год равнялось нулю. «После тщательных расчетов, — продолжает он, — я пришел к выводу, что, если этот уровень потребления сохранится без изменения, наличие мадеры второго сорта будет нам обеспечено на бесконечное количество лет. И хотя не исключено, что перспектива утоления жажды мадерой в течение столь долгого срока может показаться утомительной и монотонной, мы можем утешать себя мыслью о том, как экономно ее осуществление».

Чарлз относился серьезно ко всем деталям своих новых обязанностей, посвящая клубу восемь часов в сутки: ввел письменную отчетность по всем статьям; подробно отвечал на бесконечные письма с жалобами всё того же Томпсона, отмечая в дневнике, что, к счастью, подобных ему членов в клубе больше нет; добился для слуг оплаты дополнительного рабочего времени, хотя это стоило большого труда; тщательно следил за поставщиками продовольствия и за кухней. Он записывал в дневнике:

Он настаивал на том, чтобы все переговоры велись в письменном виде, и, обнаружив в счетах малейшую ошибку, тут же платил сам. Когда господа Сноу, местные поставщики вина, очевидно, надеясь на «дружбу с куратором», прислали ему в дар ящик редких португальских фруктов, он тут же отправил подарок назад, сопроводив его вежливым, но недвусмысленным и строго официальным письмом, в котором говорилось: поскольку обязанность куратора заключается в том, чтобы обеспечить клуб всем необходимым наилучшего качества, он не может принимать подарков от поставщиков. В заключение он предупредил господ Сноу: «…если подобное повторится, это может серьезно повлиять на их положение поставщиков вина для клуба».

Коллеги по клубу высоко ценили его необычайную работоспособность, ответственность и личные качества. Один из коллег, профессор Йорк Пауэлл, вспоминал: «Отзывчивость, строгость жизни, самоотверженная любовь к малышкам, чью волю он всегда послушно выполнял, ответственное отношение к любой обязанности, возложенной на него, снисходительность к младшим коллегам, не знавшим либо не желавшим знать правил клуба, редкая скромность и природная доброта, уберегавшая его от малейшего налета высокомерия и делавшая его необычайно обходительным со всеми, с кем его сводила размеренная университетская жизнь, независимо от их положения… С этой стороны его мало знали, и таким его помнят только коллеги и товарищи. Доджсон и Лиддон превратили клуб в приют, где усталые труженики науки находили безобидное веселье и острую, но добрую шутку».

Некоторые исследователи полагают, что кураторство в течение девяти лет мешало Кэрроллу сосредоточиться на научной и литературной деятельности. Однако документы показывают, что это не так. В дневниковой записи от 29 марта 1885 года он перечисляет свои текущие труды: приложение к «Евклиду и его современным соперникам»; новое издание «Евклида и его современных соперников»; книга математических курьезов, которую он думал назвать «Полуночные задачи и другие математические пустяки», включив в нее «Задачи, решенные в темноте», «Логарифмы без таблиц» и прочее; «Евклид V» (пятая книга «Начал» Евклида); «Символическая логика» с использованием его алгебраического метода; «История с узелками» (A Tangled Tale) — сборник придуманных им игр и загадок (с рисунками Гертруды Томсон), куда, возможно, войдут Метопа Technicka, система шифров для регистрации писем и т. д.; «Алиса для малышей»; серьезные стихи для «Фантасмагории»; «Приключения Алисы под землей»; «Шекспир для девочек» (он уже начал с «Бури»); новое издание «Парламентского представительства»; новая книга для детей — возможно, она будет называться «Сильвия и Бруно».