Самые знаменитые реформаторы России

Посмотрим, что же говорил Витте об одном и том же в разное время. В 1893 г. он утверждает:

«…сельская община представляет собою наиболее яркое, живое и типичное выражение массовых способностей, массового творчества крестьянского мира.

…община вовсе и не предназначена служить ареною для инициативы и экспериментов людей исключительных. Нельзя из-за нескольких лиц уничтожить форму землевладения, если она благодетельна для громадного большинства.

…живя деревнями, крестьяне получают возможность иметь общий выгон, общее пастбище, общего пастуха и табунщика…

…крестьянская жизнь, от самых важнейших до самых мельчайших явлений ее, вообще свидетельствует о глубочайшей привязанности крестьянина к общине, больше того, неудержимом, стихийном влечении к ней».

В качестве аргумента против частной собственности на землю, рыночного ее оборота Витте приводит даже слова из Священного Писания: «Землю не должно продавать навсегда, ибо Моя земля, вы пришельцы и поселенцы у Меня». Венчает записку предложение отменить известную статью 165, позволяющую крестьянину выйти из общины: «От лазейки, открытой статьей 165, нет пути, там беспутье!».

В общем, с какой стороны ни посмотри — о какой-либо альтернативе общине не может быть и речи, ввиду ее хозяйственной полезности, социальной значимости, признания абсолютным большинством крестьян, освященности божьим именем.

Совсем другое говорит Витте в 1904 г. Теперь он признает наличие «фактических данных последнего времени, указывающих на существование обширных районов, где община совершенно прекратила уравнительные порядки… Уравнительные порядки являются серьезным тормозом культуры». Более того, он даже отказывает общине в таких, казалось бы, неоспоримых чертах, как уравнивание крестьян и формирование чувства коллективизма:

«Местные комитеты справедливо указывают, что основанием земледельческих коопераций, уже появившихся на Западе, является твердое право собственности, определенная доля участия в доходах соответственно размерам владения и вложенного капитала, свобода вступления и выхода из союза и, наконец, сознательное чувство общности экономических интересов, возможное лишь в условиях высокой культурности, развитой самодеятельности и правовой гарантии имущественных интересов. Между тем, все эти условия совершенно отсутствуют при уравнительном землепользовании».

Таким образом, накануне Столыпинской реформы глава российского правительства Витте стал убежденным противником общины и отныне связывал будущее российской деревни с утверждением системы частного владения землей. Его прозрению способствовали два обстоятельства. Субъективное — ранее о сельском хозяйстве в целом и о принципах землевладения в частности он знал лишь в общих чертах, и отношение к общине вряд ли выходило за рамки господствовавших в кругах, к которым он принадлежал, настроений. Естественно, что, став министром финансов и оказавшись ответственным за положение в деревне, о которой он ранее имел информацию лишь из третьих рук, Витте прогнозировал ее будущее, исходя из общепринятой концепции. Впоследствии он честно написал в своих воспоминаниях: «Когда меня назначили министром финансов, я был знаком с крестьянским вопросом крайне поверхностно, как обыкновенный русский так называемый образованный человек. В первые годы я блуждал и имел некоторое влечение к общине по чувству, сродному с чувством славянофилов». Но реальная работа и реальная ответственность заставили Витте радикально изменить позицию.

И второе обстоятельство, уже из объективных. Революционная ситуация в деревне и в стране в целом, являвшаяся следствием тяжелого положения крестьян, указывали на причину — архаичность системы землепользования.

В конечном итоге «Особое совещание о нуждах сельской промышленности» постигла участь предыдущих комиссий, возглавляемых Стишинским и Коковцевым: оно не выработало документа, который мог быть положен в основу закона или царского указа, как предусматривалось. В марте 1905 г. «Особое совещание» Витте было закрыто, а вместо него создано новое, уже под руководством Горемыкина, которое также вскоре было ликвидировано.

И все-таки работа сотен и тысяч людей под руководством Витте не пропала даром. Были вскрыты реальные причины застоя сельского хозяйства и бедственного положения крестьян, определены основные принципы и возможные направления аграрной реформы, а реформаторские настроения в российском обществе заметно укрепились. Они сводились к необходимости наделения крестьян землей и разрушения сельской общины. Обстоятельнее о феномене русской общины мы расскажем в очерке о Столыпине, который предпринял решительные шаги по ее ликвидации.

Взгляды Витте на внешнюю политику империи также диссонировали с позицией царского окружения и выглядели на общем фоне реформаторскими. Дело в том, что в России менялись императоры и их фавориты, но неизменной оставалась внешняя политика — стремление ко все новым и новым территориальным приобретениям. Отсюда — постоянные войны. Ни одно царствование не обходилось хотя бы без одной большой войны и непрекращающихся малых. Только при Александре III Россия не воевала. Витте, один из немногих царских сановников, всегда противостоял традиционно сильной в правительстве военной партии, стараясь не дать втянуть Россию в очередную, разорительную для нее авантюру. Но не всегда это удавалось и ему.

В середине 1890-х гг. чуть-чуть не началась очередная русско-турецкая война. Турция после свержения султана ослабла из-за внутренних раздоров, и царскому окружению показалось, что наступил благоприятный момент осуществить вожделенную мечту многих московских царей и российских императоров — присоединить проливы Босфор и Дарданеллы вместе с Константинополем (Стамбулом) к России. Со времен Ивана III эта идея, то в большей, то в меньшей степени, владела умами государственных деятелей. По докладу посла в Турции Нелидова на совещании у царя с участием высших сановников 23 ноября 1896 г. было принято решение — искать повод для осуществления экспансии. Особенно настаивали на ней министр иностранных дел, руководители военного и морского министерств. Единственный, кто высказался против этой идеи, был министр финансов Витте. В журнале совещания было записано его особое отношение к проблеме: «По мнению статс-секретаря Витте, занятие верхнего Босфора без соглашения с великими державами по настоящему времени и при настоящих условиях крайне рискованно, а потому может иметь гибельное последствие».

Витте оказал давление на царя через влиятельных сановников, в том числе великих князей и Победоносцева. Трудно сказать, что здесь больше всего помогло, но в конце концов Николай отказался от авантюры, на которую уже дал согласие.

Витте выступил и против развития экспансии на Дальнем Востоке и, в частности, захвата Порт-Артура и Дальнего. Инициатором аннексии китайских портов на сей раз был министр иностранных дел. В обоснование этой идеи он сослался на то, что Германия заняла китайский порт Цинтау. На совещании у царя его поддержали военный и морской министры. Пытаясь их переубедить, Витте указал на ряд факторов, которые те не брали в расчет: во-первых, агрессия против дружественной страны, с которой заключен договор о сотрудничестве, недопустима по нравственным соображениям. Во-вторых, ставилась под сомнение реализация совместных с Китаем выгодных для России проектов, в том числе строительство Китайской Восточной железной дороги. В-третьих, резко осложнялись отношения с Японией. В-четвертых, на военную акцию отвлекались большие средства, необходимые на другие нужды. Были и другие соображения против захвата китайских портов.

Однако царь принял сторону военной партии, желая заполучить лавры победителя хотя бы в малой войне. Но занятием Порт-Артура и Дальнего дело не ограничилось. На Китай было оказано давление, чтобы он уступил России «в аренду» всю Квантунскую область.

Витте считал экспансию в Китае позором для России: «Несколько лет до захвата Квантунской области мы заставили уйти оттуда японцев и под лозунгом того, что мы не можем допустить нарушения целости Китая, заключили с Китаем секретный оборонительный союз против Японии, приобрели через это весьма существенные выгоды на Дальнем Востоке и затем, в самом непродолжительном времени, сами же захватили часть той области, из которой вынудили Японию, после победоносной войны, уйти под лозунгом, что мы не можем допустить нарушения целости Китайской Империи».