На арене старого цирка

— Это я Боб О'Коннор, — ответил артист уныло.

Таких фактов, свидетельствующих о странностях психики артистов цирка, я мог бы привести очень много. Цирк — особый мир со своими радостями и огорчениями, со своим жизненным и бытовым укладом, и нужно всю жизнь провести в цирковой семье, в стенах цирка и под его шапито, чтобы до конца понять этот сложный и своеобразный организм.

Осенью 1916 года опять начались разговоры о переосвидетельствовании белобилетчиков: Гамсакурдия имели большие связи в военных кругах, и с их помощью мне удалось попасть на работавший на оборону чугунолитейный завод Доброва и Набгольца. Сначала я помогал опытным рабочим, затем очень скоро стал сам работать на станке.

С этого времени началась моя двойная жизнь. Днем с шести часов утра до семи вечера я был рабочим на заводе, вечером артистом. В перерыв я успевал забежать домой и поесть. Наш номер с отцом ставили последним в третьем отделении.

В цирк был ангажирован Вильямс Труцци, сын Жижетто Труцци. Родился он в 1889 году. Он считался в начале XX века одним из лучших дрессировщиков лошадей. У нас в цирке он выступал с двумя дрессированными слонами.

От десятилетнего возраста мы росли вместе и были очень дружны. Родители его были так поглощены работой, что Вилли рос почти безнадзорным. Моя мать постоянно прикармливала и обихаживала его, он и дневал и ночевал у нас. Потом мы расстались, я видел его только раз в одном из цирков, где он был на амплуа жокея.

Вильямс Труцци был одним из лучших представителей циркового искусства, пройдя все этапы обучения, мастерства и творчества циркового артиста. Для того чтобы стать таким всеобъемлющим знатоком-мастером, надо было уметь все, начиная с жонглерской езды, кончая дрессировкой и режиссурой.

Вильямс владел французским, немецким и английским языками в совершенстве. Хорошо говорил по-русски, отличался редкостным трудолюбием, обладал большой фантазией, был очень начитан. В часы отдыха перед представлением, ночью после представления я не раз заставал его за книгой. Круг его интересов был весьма широк. Он был талантлив и как постановщик («Черный пират», «Карнавал в Гренаде», «Ковбой из Техаса», «Махновщина», «Тысяча и одна ночь»). В Вильямсе Труцци счастливо сочетались все лучшие качества остальных членов семьи Труцци.

В 1916 году он выступал со слонами. Слоны его помогали

нам производить в цирке сборы, они ходили по манежу, протягивали публике свои хоботы с такой неуклюжей живостью, так ловко брали мельчайшие монеты, что зрители невольно становились щедрее.

Сборы в тот сезон поистине мучили нас. В пользу чего только мы ни собирали. Помню, например, сбор в пользу общестна покровительства животным.

И это во время свирепейшей из войн, когда кровь на фронте лилась рекой!..

16 ноября со мной произошел несчастный случай. Искры раскаленного чугуна попами мне на не защищенное кожей башмака место и сделали две больших очень болезненных раны. От работы на заводе я был освобожден. В цирке же работать продолжал, выходил, правда, на арену, сильно прихрамывая.

Не могу не отметить моего посещения Малого театра. Шла пьеса «Светлый путь» с М. Н. Ермоловой. Пьеса была неважная, но игра Марии Николаевны меня просто потрясла. Простота, искренность интонаций, особый тембр голоса, обаяние, которое шло от всей ее фигуры, сделали то, что я не воспринимал игры остальвых артистов.

25 декабря в Большом театре была устроена благотворительная елка. Из цирка Саламонского для дивертисмента пригласили Бим-Бома, из цирка Никитиных — отца, меня и наездника-жонглера Н.А. Никитина.

Я, конечно, бывал в Большом театре как зритель, но никогда не был за кулисами театра. Удобство уборных, убранство, величина сцены нас, привыкших ютиться в убогих цирковых артистических, несказанно поразили. В дивертисменте мы дали антре «Шляпы», причем я вынул из кармана до двадцати шляп, а ружье, из которого в меня стрелял отец, выстрелило вместо пули водой.

Отмечу еще одно небывалое явление в цирковой жизни того сезона. Директор, артист Бим-Радунский, заплатил всем артистам цирка Саламонского за три нерабочих дня (23, 24, 25 декабря) полностью. Это доказывает, что артист, попавший по выбору в дирекцию, сумел быть справедливым и стоял на страже интересов своих товарищей. Никитины вычли за эти три дня у нас всех из жалованья, как всегда, несмотря на то, что мы с 26 декабря по 6 января играли по два раза (утром и вечером).

В начале января отец отмечает в записной книжке, что дирекция, видя наш успех, стала писать в афишах и в газетных анонсах перед нашими именами «любимцы публики».

С 1 по 15 января мой завод был закрыт из-за нехватки сырья. На заводах и фабриках Москвы то тут, то там начались волнения. Когда открылся наш завод, то во время перерыва на обед в сушилке, где сушили стержни, кто-то из рабочих прочел воззвание — обращение петроградских рабочих к рабочим Москвы. Я работал в цеху, и мне его услышать не удалось. Сейчас же откуда-то появилась конная и пешая полиция и разогнала рабочих и из сушилки, и из цехов. Несколько человек было арестовано и завод закрыт. По Москве же продолжали ходить слухи о волнениях на ряде фабрик и заводов.

Положение страны в смысле продовольствия становилось все хуже и хуже. 22 января у отца запись: «Приехали наши квартирантки из Екатеринбурга и рассказывают о повальном голоде… Ни за какие деньги ничего не достать».

31 января был арестован председатель РОАВЦ (Российское общество артистов варьетэ и цирка) Бутлер. Бом занял место председателя, отец — непременного члена правления.

Бутлер был режиссером и администратором «Аквариума» и «Максима», принадлежащих негру Томсону. Арест был произведен за незаконную продажу вина.

Мы, работники цирка, из всей этой истории поняли, что нам надо отделиться от артистов варьетэ и устроить свое особое общество цирковых артистов. Эту мысль стал особенно развивать и пропагандировать А. М. Данкман. Так родилось решение организовать Международный союз артистов цирка. Выполнить эту мысль удалось только после Февральской революции.

А политические события шли и развивались своим чередом. Надо правду сказать: мы, цирковые артисты, мало понимали, что происходит. Газеты читали теперь многие. Начиная с войны, интерес к газетам возрос, но разобраться в направлении газет, а главное — понять, что двигает событиями и куда они ведут, никто из нас не умел. Даже самые развитые и умные из циркачей и те терялись.

28 февраля 1917 года отец записывает: «Политические события, начавшись в Петрограде, сегодня начались здесь. Газеты не вышли. Трамваи не ходят и вообще в воздухе весьма повышенное настроение. Всевозможных слухов миллионы. Но чему верить — не знаем, ибо один слух опровергает другой… Уличных беспорядков не было, несмотря на многочисленные толпы манифестантов во всех концах города».

1 марта: «Не играли по случаю народного движения, к которому примкнуло большинство московского гарнизона. На улицах — оживление, какого я в жизни не видел. Всюду войска встречают с необычайным подъемом».

2 марта: «Не поддается никакому перу картина парада всех революционных войск Московского гарнизона перед Городской думой. Миллионная толпа каждую часть встречала с колоссальным энтузиазмом. Порядок образцовый. Полиция вся арестована с градоначальником во главе. Охранку сожгли. Ликование на каждом лице. Восторг неподдельный».

Лично я был свидетелем следующих событий. В один из последних дней февраля я пошел на завод. Подходя к заводу, увидел выходящую из ворот его демонстрацию рабочих с красным знаменем. Мне закричали: «Альлеров, иди с нами!» Я примкнул к демонстрации.

Мы пошли к зданию Городской думы (теперешняя площадь Революции). Там стояли какие-то воинские части с артиллерией, примкнувшие к народному движению. Пожилой полковник произносил речь. Я постоял немного, но так как ничего не было слышно, я решил пройти домой, чтобы успокоить мать, которая, наверное, волновалась, что меня нет. Дома я переоделся. Сидеть дома не мог и вышел на Сретенку. На Сретенке увидел огромную толпу народа, двигавшуюся по направлению к Сухаревке. Я пошел с ними. У Спасских казарм стояло очень много войск. Ворота казарм были закрыты, около них — часовые. Толпа остановилась и стала с волнением следить за происходящим у ворот. Видно было, что между войсками, стоящими у казарм, и той частью, которая находилась в казармах, шли переговоры.