Война: ускоренная жизнь
Война: ускоренная жизнь читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Порой переписка между находящимся на фронте парнем и живущей в тылу девушкой завязывалась еще проще, как говорится, без протекции.
Бывший стрелок-радист на полученном нами по ленд-лизу американском бомбардировщике «Бостон» яровчанин Василий Мирошниченко нашел свою суженую весьма оригинальным образом. Когда по окончании Великой Отечественной их эскадрилью перегоняли по воздуху с запада на Дальний Восток «крушить самураев», штурман рассказал ему, что пролетать самолет будет практически над деревней стрелка-радиста. В этот момент Мирошниченко и бросил в бомболюк какую-то железку с привязанным к ней письмом к матери и запиской с просьбой тому, кто найдет, передать это письмо. Железка с посланием упала на пашню, нашла ее девушка, на которой Василий Иванович, вернувшись домой с войны, женился.
Во время службы в армии автору этой книги пришлось по просьбе своих товарищей написать не одно вычурно-любовное письмо их потенциальным подругам. Девушки, надеясь на более близкое знакомство, писали по адресам, вызнанным у сестричек молодых солдат, на их полевую почту — «Самому веселому солдату», «Самому красивому» и т. д.
Стряпая ответные письма — «Лицом к лицу лица не увидать. Здесь, среди бескрайних песков пустыни — Мандал-Гоби…», я в дальнейшем изготовил, чтобы зря не тратить время, своего рода «бланк-трафарет» такого письма и считал, что являлся первопроходцем в этом деле.
Молодости свойственно ошибаться. В своем фронтовом дневнике в апреле 1945 года барнаулец Деомид Кожуховский приводит куда более ранний образец подобного письма, и образец, прямо скажем, далеко переплюнувший мои армейские опусы.
«16.04.45 г.
Штыковой удар.
С тех пор, как штыковой удар вашей красоты основным уколом поразил мое сердце и нанес рану глубиной полного профиля, я подолгу не могу заснуть после отбоя, я все думаю о вас.
Как хотелось бы мне сейчас обнять шейку приклада, прижать к плечу и плавно опустить поцелуй на ваши алые губки. Я восхищен вами, смотря на ваше фото, как на новый чехол малопехотной лопатки. Ваш ласковый голос можно сравнить с голосом дневального, произносящим любимую команду — приготовиться на обед или отбой.
Из-за вас я стал такой рассеянный, превзошел все законы рассеивания, днем и ночью, с наименьшим безопасным прицелом, веду автоматический огонь своими мыслями через головы миллионов людей по вашему ярко пылающему сердцу, являющемуся отличной мишенью для такого стрелка, как я.
Я отличный стрелок, а согласно законам рассеивания и законам вероятности попадания, ваше сердце должно быть пробито моей любовью, но от волнения я весь дрожу, и не могу удержать линию прицеливания, поэтому из 1000 возможных попаданий я не сделал ни одной пробоины в вашем сердце. В то время как вы с одного укола поразили мое сердце. Но, несмотря на неудачу, я бешено мчусь по траектории любви, эта траектория должна пересечься с горизонтом вашей жизни, а также пересечение это — первая новобрачная ночь на широкой семейной кровати.
Я не раз подходил к вашей квартире и брался за спусковой крючок вашей двери, как меня брала «мандраже», словно перед выходом на огневой рубеж для стрельбы по три упражнения из винтовки. Меня иногда терзают сомнения, и тогда на мое сердце давит такая тяжесть, которую можно сравнить лишь с тяжестью ранца (Сидора Ивановича), давящего на плечи после 50 км марша. Но я никогда не разлучусь с Сидором Ивановичем, потому что в нем на самом дне лежит ваше фото, завернутое в новую портянку НЗ.
Моя любовь прилетит к вам по азимуту со скоростью пули образца 1930 года, клянусь вам винтовкой отличного боя и малопехотинской лопаткой, что любовь моя верна, как стрельба в упор на 25 метров. Я по-пластунски ползаю перед вами и умоляю дать мне возможность окопаться в вашем сердце и занять там долговременную оборону. Я уверен, что не пройдет одной недели, как наша новая супружеская жизнь будет переведена к нормальному бою.
Да! Когда дождемся той минуты, когда мы по команде под руку и торжественным маршем, строевым шагом направимся в ЗАГС для принятия присяги на верность друг другу».
«Белые платочки виднеются у самой насыпи — идут восстановительные работы. Когда наш состав проносится мимо, женщины оставляют лопаты, приветливо машут нам, что-то кричат. Мы машем им в ответ, — пишет о путешествии после переформирования на фронт к Днепру Евгений Стрехнин. — Кто-то из женщин ухитряется забросить в дверь нашей теплушки палочку, заранее приготовленную, вокруг которой обернута и привязана к ней ниточкой бумажка. Развертываем, читаем: «Молодому неженатому бойцу. Привет тебе, дорогой боец, желаю успешно бить врагов и вернуться с войны невредимым. Как будешь на фронте, напиши мне письмо, а я тебе буду отвечать. Знай, что будет человек, который станет беспокоиться о тебе, это я», — и в конце адрес. Шумно обсуждаем, кому же вручить это послание? Им пытается завладеть писарь Петька Барсуков, донжуанистый парень, который ведет переписку одновременно с несколькими девушками и каждой изъясняется в пламенных чувствах.
— Нет, Барсуков! — говорим мы ему. — Слишком жирно для тебя будет! — И по общему решению отдаем «письмо на палочке» другому парню, скромному и тихому телефонисту».
Как уже говорилось, ставшие возможными благодаря переписке «фронтовые браки» зачастую выдерживали испытания долгими годами. Яркий пример тому — семья барнаульцев Екатерины Поликарповны и Семена Павловича Алекимовых, отметивших в 2006 году 60-летие совместной жизни.
А начиналось все просто: познакомившись по переписке, они два с половиной года обменивались посланиями. Вот отрывок из одного, отправленного Семеном Алекимовым с фронта 3 сентября 1944 года в село Генералку Чарышского района Алтайского края:
«Катя! Будь такой, какая ты есть, делай так, как тебе диктует благоразумие, совесть и сердце. Я тебе прямо говорю: мне очень нравится твоя искренность и простота, как я могу судить через твои письма. Мне нравится то, что ты пишешь и как пишешь. Я хорошо понимаю тебя. Катя, давай будем дружить и по-настоящему ценить друг друга.
Вот стал я получать от тебя письма, и будто сделалось легче, и жить стал веселей. Катя! Ты внесла в мою жизнь свет и тепло. Я этому бесконечно рад. <.> В моих письмах ты, быть может, встречаешь слишком много сентиментального и, возможно, от этого тебе становится приторно. И в самом деле, между прочим, я сам удивляюсь, откуда у меня выскакивают слова «дорогая», «милая» и т. д. Перечитываю иногда свои письма и вдруг встречаю эти слова. Это, видимо, получается потому, что я очень соскучился по той, которой пока что нет и которую я желаю иметь. Катя! Быть может, это не нравится тебе? Прости меня, Катя, за эти излишества.
Но, друг мой, война! Сердце истосковалось по всему человеческому и хочет ласки. <.> Поэтому, очевидно, частенько вырываются нотки нежности и накопившейся ласки. <…> Ты только не сердись на меня за все это, хорошо?
Катя! Пиши мне чаще. Еще раз чаще и чаще. Очень прошу тебя. <.> Целую крепко-крепко. Сеня».
«Я демобилизовался, когда служил на Дальнем Востоке, — вспоминал Семен Павлович. — Попросил об этом, потому что был дважды контужен и устал от войны. Ведь я еще и в финскую воевал. Во время финской на передовой не был, но получил обморожение. Мне сделали несколько операций и уволили из армии. А тут война Отечественная, потом японская, все это я прошел. Устал уже и больной — голова шумела и до сих пор шумит. Не проходит шум. В общем, попросил я, чтобы меня демобилизовали, хотя оставляли служить еще. Оттуда я поехал к Кате на Алтай».
Случалось и нередко, что браки порой заключались и прямо на фронте. Многие из них поначалу были неофициальными, но зачастую тоже выдержали испытание временем. Не раз упоминавшийся в этой книге командир роты в 8-м офицерском штрафбате Александр Пыльцын со своей будущей супругой познакомился в 43-м, когда находился в запасном полку под Уфой. Молоденький лейтенант и эвакуированная из Ленинграда девушка Рита быстро нашли общий язык. Пыльцын отправился на белорусский фронт, а вскоре в состав этого фронта вошел и госпиталь, где служила зазноба.
