Роковые иллюзии

«Я предупредил его самым решительным образом, что если он осмелится отыграться на наших матерях, я опубликую все, что знаю, — писал Орлов, драматизируя события таким образом, что это сделало бы честь любому голливудскому сценаристу. — Я был уверен, что Сталину придется отложить свою месть до тех пор, пока не удастся похитить меня и заставить отдать мои спрятанные записки, чтобы не допустить публикации секретов его преступлении» [660].

Это был грандиозный шантаж, и для его осуществления Орлову пришлось найти способ доставить по адресу свои требования, не раскрывая своего местопребывания. Ему удалось это сделать, заручившись помощью двух своих русских двоюродных братьев, эмигрировавших в Америку.

«По прибытии в Канаду из Европы я позвонил своему двоюродному брату Исааку Рабиновичу, — свидетельствовал впоследствии Орлов. — Я попросил его связаться с Натаном Курником и прислать его ко мне в Монреаль. Мне было нужно, чтобы Натан доставил мои письма в Париж» [661].

Орлов встречался с несколькими членами семьи Курников, когда навещал Рабиновича во время своего пребывания в Соединенных Штатах осенью 1932 года. Он знал их еще в детстве, когда братья Натан, Макс, Исидор и их сестра Флоренс жили в Погорске, расположенном примерно в восьмидесяти пяти милях от дома семейства Фельдбиных в Бобруйске. Поездка даже на такое короткое расстояние была для еврейской семьи в царской России на переломе века не таким простым делом. По воспоминаниям Исидора, до того как Курники эмигрировали в Америку в 1905 году, обе семьи были едва знакомы между собой [662]. Поэтому они едва ли были близкими друзьями, и, как вспоминал Натан, сам он никогда не общался с Орловым до того, как он в один прекрасный день не приехал в дом их двоюродного брата Рабиновича в Бронксе в сентябре 1932 года. Там был Орлов, и они тогда проболтали о России в течение примерно полутора часов. Курник рассказал ФБР в 1954 году, что он не установил точно, что делал Орлов в Соединенных Штатах. Он лишь знал, что Орлов направлялся в Детройт для «покупки автомобильных деталей». Поэтому, по словам Натана Курника, он был удивлен, когда в июле 1938 года позвонил Орлов, сообщил, что попал в беду, и спросил его, не сможет ли он сразу же приехать в Монреаль [663].

«Я был не вполне уверен, что он сможет оказать мне эту услугу», — впоследствии говорил Орлов представителям иммиграционных властей, въедливо допрашивавших его, почему столь дальний родственник, с которым он не виделся много лет, по первому слову своего двоюродного брата всецело предоставил себя в его распоряжение. Он ответил, что Курник был «очень хорошим и близким родственником»; в детские годы Орлова в России он был «лучшим другом моих родителей» [664]. Он сказал, что его двоюродный брат, который был двадцатью годами старше, помог его отцу в финансовом отношении. Если бы Натан не согласился, сказал Орлов, то я «попросил бы какого-нибудь другого родственника приехать ко мне». Услуга, которую он просил оказать своего двоюродного брата, была обременительной, признавал он. Но такая взаимопомощь была традицией среди сплоченных еврейских семей, которые в России объединялись, чтобы пережить погромы. Это осталось сильной традицией и среди еврейской эмигрантской общины в Нью-Йорке. Поэтому трудно было бы отказать в помощи такому влиятельному члену общины, как Рабинович, когда он обратился с просьбой от имени Орлова.

Сам Натан Курник рассказал ФБР, что «знал и любил отца Орлова». Это было еще одной причиной того, что он сразу же отправился в Монреаль. Там он поселился в отеле «Виндзор». Согласно инструкциям Рабиновича, он встретился с Орловым в вестибюле, и тот попросил Курника поехать во Францию и передать два письма в советское посольство в Париже. Курник согласился, но он сначала должен был съездить в Нью-Йорк, чтобы получить паспорт. Он возвратился в Канаду к началу августа, и, по его словам, одолжил Орлову 2000 долларов. О том, чтобы он дал в долг, его не просили, рассказывал Курник, и ему казалось, что его двоюродный брат «живет хорошо и, по-видимому, не нуждается в деньгах» [665].

Курник рассказал ФБР в 1954 году, как он отбыл из Монреаля на пароходе, принадлежавшем «Канадиен Пасифик Лайн», и через пять дней был в Париже. Там он взял такси до советского посольства на улице Гренель; поскольку был праздничный день, «там, по-видимому, дежурил всего один сотрудник». Следуя инструкциям своего кузена, он приказал таксисту ждать его, доставил два запечатанных письма и затем быстро уехал от посольства. Потом он отправился на почту, откуда послал открытку, заранее написанную Орловым и адресованную советскому послу, в которой сообщалось о доставке ему двух писем. Курник вспоминал, что он также отправил тогда в Москву отдельную телеграмму, подготовленную Орловым, где сообщалось властям, что в советском посольстве в Париже получены два запечатанных письма: «одно предназначалось начальнику НКВД, а другое — личному другу Сталина для передачи самому Сталину». На двух конвертах, доставленных в посольство, имелся в качестве опознавательного знака отпечаток большого пальца Орлова и, как сказал Курник, хотя сам он не знал содержание писем, Орлов дал ему понять, что в них содержится объяснение причин его бегства [666].

Такова была данная Орловым версия спланированного им шантажа, которой он придерживался во всех опубликованных записках и которая была повторена следователям ФБР и Службы иммиграции. Поскольку его план явно увенчался успехом, заставив Сталина отозвать убийц, Орлова никогда не спрашивали о том, почему Сталин отступил под натиском именно этих угроз или почему угроза разоблачений с его стороны стала для него «золотым полисом страхования жизни». Если бы речь шла только о так называемых «ужасных преступлениях» Сталина, «Большой Хозяин», несомненно, с насмешкой отмел бы их как не подтвержденные документами наветы озлобленного троцкистского предателя.

Теперь на основе его досье из архивов КГБ можно понять, в какой степени Орлову удалось обмануть американцев относительно того, как он заставил советского диктатора и начальника его секретной службы отказаться от выслеживания его самого и принятия репрессивных мер против его родственников в СССР. Сохранилось подлинное письмо, для обеспечения передачи которого в Москву кузен Орлова Натан Курник не остановился ни перед чем. Оно написано на одиннадцати, а не на тридцати семи страницах с приложением на двух страницах. Не было обнаружено никаких следов копии, которую, как утверждал Орлов, он направил Сталину. Однако, хотя на надписанном от руки конверте ежовского экземпляра и не имеется отпечатка большого пальца Орлова, на нем все еще сохранились остатки коричневого сургуча, прилипшие к пожелтевшей бумаге повыше четко выведенной по-русски надписи: «Только лично. Николаю Ивановичу Ежову. Никому другому не вскрывать» [667]. Подписанное «Швед» (псевдоним Орлова), его письмо было почти полностью рассекречено российской разведслужбой, за исключением двух-трех незначительных вымарок. Написанное отчетливым почерком Орлова, оно красноречиво объясняет и обосновывает мотивы его бегства. Однако в письме не содержится никаких упоминаний о сталинских преступлениях. Тем не менее оно проливает свет на суть угрозы Орлова, которая оказалась столь эффективной для успешного шантажа:

«Николаю Ивановичу Ежову

Я хочу объяснить Вам в этом письме, как могло случиться, чтобы я, — после 19 лет безупречной службы Партии и Советской власти, после тяжелых лет подполья, после моей активнейшей и полной самопожертвования борьбы последних 2-х лет в условиях ожесточенной войны, после того как Партия и Правительство наградило меня за боевую работу орденами Ленина и Кр. знамени, — ушел от Вас.