Суворов

Между тем Павел I, обеспокоенный победами Франции, стал все чаще подумывать об оказании военной помощи Австрии и Англии. События на Мальте сильно повлияли на его решение. Сохранившийся с крестовых походов средневековья державный орден Святого Иоанна Иерусалимского, не зависевший ни от какого государя, в действительности искал себе сильного покровителя. Когда Наполеон завладел Мальтой, Павел взял орден под защиту и принял сан великого магистра. В этом несколько театральном поступке сказался весь характер императора. Какие выгоды приобретала Россия от учреждения «Греко-Российского Великого Приорства»? Кому нужен был бутафорский орден? Но Павел, пылко мечтавший о новом крестовом походе, начал войну с Францией.

В помощь Порте и англичанам император послал адмирала Ушакова, который «при великих воинских дарованиях, при необыкновенной твердости воли… отличался также простотою старинных русских нравов и обычаев». Царьград, еще недавно трепетавший при имени Ушак-паши, увидел в Мраморном море русскую эскадру, и сам султан, переодетый в платье босяка, ездил на лодке осмотреть ее.

На западных границах России в полной боевой готовности стоял двадцатитысячный корпус генерала А. Г. Розенберга. Накануне неизбежного заграничного похода русских войск Павел I снова вспомнил о Суворове. В начале сентября 1798 года к нему выехал генерал-майор И. И. Прево де Люмиан, хорошо знакомый фельдмаршалу по совместной службе в Финляндии. Император поручил ему узнать мнение Суворова о стратегическом плане войны.

Великий полководец продиктовал де Люмиану условия, необходимые для победоносной кампании:

«1) Только наступление.

2) Быстрота в походе, горячность в атаках холодным оружием.

3) Никакой методичности при хорошем глазомере.

4) Полная власть генерал-аншефу.

5) Атаковать и бить противника в открытом поле.

6) Не терять времени на осаду… брать скорее крепости штурмом и сразу живой силой; так имеешь меньше потерь.

7) Никогда не распылять силы для сохранения различных пунктов. В случае если противник их минует, это тем лучше, ибо он приближается, чтоб быть битым».

Это был чисто суворовский план стремительной кампании, противоречивший в корне представлениям пруссофила Павла и придворного военного совета Австрии — гофкригсрата. Фельдмаршал предлагал оставить только два корпуса — у Страсбурга и Люксембурга, а с главными силами идти на Париж. Наблюдая за успехами республиканской Франции, Суворов мечтал сразиться с молодым Бонапартом и говаривал:

— Далеко шагает мальчик! Пора унять…

Очень скоро в беседе с Ростопчиным он назовет Наполеона в ряду величайших полководцев мира — Цезаря и Ганнибала.

Однако, уносясь в мечтах навстречу французским армиям, отставной фельдмаршал прекрасно понимал, что надежд возвратиться на военную службу нет, что близка смерть. Не было в живых уже почти никого из знаменитых современников Суворова — Екатерины II, Фридриха II, Орловых, Румянцева, Потемкина. «Травою забвенья» поросли валы Измаила и поля Фокшан и Рымника, паук стлал свою паутину в спальне огромного потемкинского дворца в Херсоне, и разваливались торжественные врата, выстроенные в честь Екатерины. Новые люди вершили политику и вели войны: двадцатидевятилетний Бонапарт, двадцативосьмилетний командующий Рейнской армией австрийцев эрцгерцог Карл, тридцатилетний Жубер. Казалось, и сам Суворов был уже теперь сказочным обломком уходившего XVIII столетия.

Давали о себе знать многочисленные ранения. «Левая моя сторона, более изувеченная, уже 5 дней немеет, а больше месяца назад был я без движения во всем корпусе», — сообщал Суворов в декабре 1798 года. Чувствуя себя бесконечно одиноким, порвав отношения с Н. Зубовым и даже на время с любимой дочерью, почти семидесятилетний фельдмаршал решает уединиться в монастыре. В том же декабре обращается он к Павлу I: «Ваше императорское величество, всеподданнейше прошу позволить мне отбыть в Нилову новгородскую пустынь, где я намерен окончить мои краткие дни в службе Богу. Спаситель наш один безгрешен. Неумышленности моей прости, милосердный государь». Под прошением подпись: «всеподданнейший богомолец, Божий раб».

История, однако, готовила Суворову еще одно, быть может, самое трудное испытание.

6 февраля 1799 года в Кончанское примчался флигель-адъютант Толбухин с собственноручным рескриптом Павла I: «Сейчас получил я, граф Александр Васильевич, известие о настоятельном желании венского двора, чтобы вы предводительствовали армиями его в Италии, куда и мой корпус Розенберга и Германа идут. И так посему и при теперешних европейских обстоятельствах долгом почитаю не от своего только лица, но и от лица других предложить вам взять дело и команду на себя и прибыть сюда для въезда в Вену». В другом, частном письме император пояснял: «Теперь нам не время рассчитываться. Виноватого Бог простит. Римский император требует вас в начальники своей армии и вручает вам судьбу Австрии и Италии. Мое дело на сие согласиться, а ваше спасти их. Поспешите приездом сюда и не отнимайте у славы вашей времени, а у меня удовольствия вас видеть».

Говорили, что, получив письмо императора Франца, приглашавшего Суворова в военачальники, Павел сказал Ростопчину:

— Вот каковы русские — везде пригождаются…

Император, как и год назад, сомневался, приедет ли Суворов, а если приедет, то скоро ли. Но теперь было иное дело…

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

НА ПУТИ В ИТАЛИЮ

1

Триумфальный поход Суворова в Северную Италию начался из глухого Кончанского.

Он явился в Петербург исстрадавшийся, полуживой, но могучий духом, с твердой верой в свою победу на италийских полях. Впрочем, одну, нравственную победу он уже одержал — над царем в отстаивании русской самобытности.

— Веди войну по-своему, как умеешь, — сказал Павел I в ответ на просьбу фельдмаршала о некоторых переменах в войсках.

Император возложил на Суворова большой крест Святого Иоанна Иерусалимского, всячески подчеркивал свое расположение к великому полководцу. Суворов воспользовался этим для очередного доброго дела. В Петербурге получил он слезное письмо от некой вдовы Синицкой: «Семьдесят лет живу на свете; шестнадцать взрослых детей схоронила; семнадцатого, последнюю мою надежду, молодость и запальчивый нрав погубили: Сибирь и вечное наказание достались ему в удел, а гроб для меня еще не отворился… Государь милосерд, граф Рымникский милостив и сострадателен, возврати мне сына и спаси отчаянную мать лейб-гренадерского полку капитана Синицкого».

Переговорив с Павлом, Суворов отвечал: «Утешенная мать, твой сын прощен; аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя».

Справедливости ради нужно сказать, что Павлу были свойственны не только приступы импульсивного гнева.

Окружавшие его честолюбцы и заговорщики, желая ослабить влияние жены Марии Федоровны и фаворитки Нелидовой, привлекли внимание императора к юной красавице Анне Лопухиной. Та не сдавалась на страстные ухаживания Павла и в конце концов призналась, что любит молодого П. Г. Гагарина, состоявшего при Суворове адъютантом во время итальянского похода. Павел вызвал офицера в Петербург и 8 февраля 1800 года обвенчал его с Лопухиной.

Резкая перемена в отношении государя к Суворову не осталась незамеченной: придворные валом повалили к полководцу. Старый фельдмаршал, не терпевший комплиментов, высмеивал льстецов.

Один из временщиков явился к нему в звездах и лентах. Суворов несколько раз спрашивал у него имя, качал головой и повторял: