Ярослав Домбровский

До Москвы ехали веселой гурьбой в поезде недавно открывшейся, первой в России Николаевской железной дороги. Маленькие, словно игрушечные, вагончики, паровоз с неуклюжим колбообразным котлом и закопченной трубой, проложенный через леса и болота рельсовый путь были для того времени чудом техники. Расположившись довольно свободно, офицеры не уставали восторгаться быстротой движения и тем, что трясло гораздо меньше, чем на столь привычном для тогдашних пассажиров гужевом транспорте. А время от времени кто-нибудь из записных шутников, которые всегда находятся в большой группе военных, особенно молодых, бросал взгляд в сторону паровоза и под общий хохот повторял слова услышанной где-то частушки:

В Москве сделали небольшую остановку. Вместе походили по первопрестольной, осмотрели Кремль и храм Василия Блаженного. Потом некоторые посетили те кадетские корпуса, в которых учились раньше: 1-й и 2-й. Московские, Александринский сиротский. Домбровский с несколькими своими старыми товарищами побывал в переведенном сюда Брестском кадетском корпусе. Кроме этого, он навестил семейство Хшонстовских — своих родственников по отцу, постоянно живших в Москве.

От Москвы пришлось перейти на обычный способ передвижения, и веселая компания распалась, так как по одному тракту на перекладных трудно было ехать всем сразу. Вместе с несколькими другими офицерами Домбровский доехал до Ставрополя, где располагался штаб 19-й полевой артиллерийской бригады. После короткой передышки он отправился далее на юг к месту дислокации. 2-й легкой батареи этой бригады. Тут ему мог сопутствовать, пожалуй, только И. Татаринов, получивший назначение в ту же батарею. 22 июля 1855 года Домбровский, как свидетельствует его формулярный список, прибыл к месту расположения батареи и вскоре предстал перед ее командиром подполковником Быстроглазовым.

Станица Урупская [2], где располагались штаб и зимние квартиры батареи, имела в начале 60-х годов прошлого века около 330 дворов и являлась одним из укрепленных пунктов так называемой Кубанской линии.

На протяжении нескольких десятилетий, когда царизм вел кровопролитную войну за покорение горцев Северного Кавказа, такие линии были построены вдоль всего Кавказского хребта — от Кизляра до Новороссийска.

Линии образовывали казачьи станицы, соединенные между собой постоянно охраняемыми дорогами и служившие базами для регулярных частей Кавказской армии.

Из войск, расквартированных в линейных станицах, и из казаков каждую весну создавались отряды, состоящие из пехотных, кавалерийских и артиллерийских подразделений и предназначенные для активных действий в более или менее отдаленных горных районах. К осени отряды расформировывались, а входившие в него подразделения возвращались к своим частям на зимние квартиры.

Домбровский прибыл на Кавказ, когда бои развертывались в основном в его западной части, то есть там, где находилась Кубанская линия. Судя по записям в формулярном списке, Домбровский не раз включался в состав боевых отрядов. Единороги и пушки его батареи вместе со стрелками из Ставропольского или других пехотных полков при поддержке одной или нескольких казачьих сотен действовали на территории современного Краснодарского края, Карачаево-Черкесской и Адыгейской автономных областей. Отряды, как правило, продвигались по речным долинам, разрушая аулы горцев и создавая укрепления, дававшие возможность удерживать захваченную территорию.

Вот запись в формулярном списке Домбровского о его участии в «походах и делах» на протяжении 1855 года: «3 ноября стычки и перестрелки с горцами у станицы Новоалексеевской, 12 ноября — близ поста Родниковского вверх по р. Лабе. 13 ноября расположение отряда для рубки леса между Лабою и Ходзом; 23 ноября движение отряда от р. Ходза к р. Песфиру; 29 ноября роспуск отряда на зимовые квартиры». Следующий, 1856 год в записи об участии в боях почему-то не фигурирует; не исключено, что это просто ошибка иисаря, копировавшего формулярный список.

В 1857 году Домбровский участвовал в боевых действиях с 21 апреля по 1 декабря. В формулярном списке говорится; «Сбор отряда у устья Большого Тигеня для постройки станицы Отрадной; с 6 по 11 ноября того Же года движение отряда, собранного из войск Лабинской линии для действия против могошевцев, причем были стычки и перестрелки 8, 10 и 11-го чисел при рубке леса и истреблении аулов на р. Песфире. 1857 года за отличие, оказанное им в деле против горцев во время летних экспедиций, всемилостивейше награжден единовременно 122 рубля 50 копеек серебром». «1858 года, — гласит далее текст формулярного списка, — с 25 апреля по 1 июля в Тигеньском отряде при постройке станицы Спокойной; 26 мая при рубке леса за р. Большой Тигень был в перестрелке. С 12 августа по 1 декабря в Адагумском отряде». А в конце еще добавлено: «Ранен и в плену у неприятеля не был. Особых поручений по высочайшим повелениям и от своего начальства не имел. Всемилостивейших благоволений и всемилостивейших рескриптов не получал».

Последние фразы вовсе не принижают боевых заслуг Домбровского — они вписаны потому, что отвечают на вопросы, обязательные при заполнении формулярных списков. Как офицер он был, несомненно, на хорошем счету у начальства. Это подтверждается цитировавшейся записью о денежной награде и тем, что в 1858 году Домбровский получил чин подпоручика. В июне этого же года «по случаю нового преобразования артиллерии на Кавказе» его перевели в заново создаваемую 3-ю горную батарею. Для зимних квартир этой батарее была отведена находящаяся недалеко от Новороссийска станица Крымская. Там Домбровский и провел последний год своего пребывания на Кавказе.

Формулярный список, из которого почерпнуты приводимые данные, освещает лишь то, что интересовало различные инстанции военного ведомства. О духовном росте Домбровского, о его взглядах и интересах из этого документа, естественно, ничего узнать нельзя. В воспоминаниях жены Домбровского рассказывается о том, что на Кавказе он первое время вел обычную для тамошнего офицера жизнь: в свободное от походов время пил, играл в карты и влюблялся чуть ли не в каждую из встречавшихся женщин. Дело однажды дошло до того, что несколько заядлых картежников предложили устроить в его квартире нечто вроде постоянного игорного притона. Это отрезвило Домбровского. Он не только порвал со своими бывшими приятелями, но и навсегда получил отвращение к картам и всякому «гусарству». Вообще его отношение к окружающему изменилось; он стал очень много читать, одно время даже бросил курить, чтобы больше денег оставалось на книги.

Воспоминания Домбровской говорят лишь о внешних проявлениях того важного переворота, который произошел в мировоззрении ее будущего мужа во время службы на Кавказе. Внутреннее содержание процесса, его истоки л результаты при нынешнем состоянии источников раскрыть нелегко. Однако, имея ряд косвенных данных и зная, каким Домбровский возвратился с Кавказа, можно все-таки составить довольно точное представление о направлении и ходе его идейной эволюции.

В формировании мировоззрения Домбровского первостепенную роль продолжала играть «потаенная» литература. Тетрадки, куда переписывались ее произведения, были почти у каждого из молодых офицеров. Некоторые коллекционировали преимущественно эротические стихи, но чаще всего тетрадки заполнялись политическими текстами антиправительственного содержания. Заполучив такую тетрадку, Домбровский жадно на нее набрасывался. Быстро перелистывая страницы, он убеждался, что некоторые произведения видел еще в Дворянском полку. Но часто попадались и неизвестные ему вещи.

Вот, например, стихотворение, озаглавленное «Шарманка». В нем самодержавное Российское государство изображается в виде старой шарманки, на которой последние представители династии Романовых играют только три надоевшие мелодии: о боге, царе и отечестве. Тридцать лет крутил дребезжащую шарманку Николай I; Александр II подновил ее только снаружи.