Путь Геракла (История банкира Виктора Геращенко, рассказанная им Николаю Кротову)

Пробыл я в Лондоне недолго. Первая загранкомандировка, а особенно в такую страну, — как первая любовь. После возвращения — что бы вы думали? Я так и продолжал сидеть на своих рамбурсах. Подумалось тогда: «Ну зачем нужно было тогда меня посылать стажироваться? Я ведь за шесть месяцев, как-никак, чему-то научился».

После прохождения практики в Лондоне (март — сентябрь 1963 года) меня вызвали в кадры Госбанка и предложили: есть место в только что открытом Международном банке экономического сотрудничества (МВЭС). В экономический отдел — соответственно, экономистом. Оклад 300–350 рублей! Во Внешторгбанке такие деньги получал член правления! А расти мне до него…

Крошка сын к отцу пришел, и спросила кроха: «Что делать?» На этот сокровенный вопрос, занимавший российскую интеллигенцию не один век, мудрый отец дал простой ответ: «Решай сам! Деньги — конечно, это важно, но этот банк будущего не имеет — из переводного рубля ничего не получится! Ну, будешь ты сидеть, изучать конъюнктуру разных стран, составлять по ним справки. Что дальше? Сейчас ты на живом деле. Не движешься, возможно, из-за меня, но это временная проблема. Если хочешь научиться делу, продолжай работать во Внешторгбанке». Я послушал отца и опять не ошибся.

В то же время я сделал, как мне казалось, хитрый ход, пошел к своему бывшему начальнику отдела экспортных операций Юрию Александровичу Иванову. Он к тому времени был членом правления и начальником валютного управления. Пришел и спрашиваю: «Посоветуйте, что мне делать — сижу давно в отделе, выполняю механическую работу, хотя на практику съездил. Для меня что, другой работы нет?!»

А я не просто так пришел, знал, что только что освободилось место начальника отдела корреспондентских отношений со странами Европы и США управления валютно-кассовых операций — уехал на работу за границу Дровосеков, с которым мы были вместе на практике в Лондоне. Кандидаты на должность в отделе, конечно, есть, но, должно быть, в связи с уходом начальника отдела может произойти какое-то кадровое движение с появлением вакансий.

Я, кстати, был к тому времени уже членом партии.

И тут вдруг Юрий Александрович предложил мне вакантное место начальника отдела. Я, правда, помялся: «Не по Сеньке шапка! Есть более опытные…» Но заставлять себя долго уговаривать не стал. Так у меня повысилась зарплата аж на 15 рублей — до 140! Зато и работа была чрезвычайно интересной!

Часть

3

За

 рубежом

Огромную роль в развитии Моснарбанка, да и в моей судьбе тоже, сыграл Андрей Ильич Дубоносов. Это была весьма значимая фигура. Ученик кровельщика, он в 1918 году вступил добровольцем в Красную армию. В 1921-м его направили в Москву на курсы ВЧК, а по окончании — на работу в Особый отдел Московской области. Работая там, он поступил на заочное отделение рабфака, окончив которое, смог перевестись на работу в Госбанк и поступить на вечернее отделение Промышленно-экономического института. После его окончания Андрей Ильич был командирован в 1930 году Госбанком в Харбин на пост директора Дальбанка. Так, оставив работу в «силовых» органах, он начал совсем иную жизнь.

В Китае

А.

И. Дубоносов проработал два года и вернулся на работу в Госбанк. А летом 1939 года Андрея Ильича командируют в Лондон с проверкой деятельности советской по капиталу, но английской по регистрации Черноморско-Балтийской страховой компании —

Black

sea

and

Baltic

Insurance

company, часто именуемой в России «Блэкбалтси». Но вернулся в Москву он лишь через шесть лет, после окончания войны, став в Лондоне управляющим проверяемой компании. А. И. Дубоносов, в частности, страховал английские суда, возившие в Россию грузы по ленд-лизу (неплохо заработал на этом для страны и вдобавок получил орден Трудового Красного Знамени), потом работал в Главном управлении советского имущества за границей (ГУСИМЗ).

И вот после поездки в Лондон на летнюю банковскую школу Дубоносову предложили возглавить Моснарбанк в Лондоне. В результате Андрей Ильич для Моснарбанка сделал очень много, значительно повысил его рейтинг и как банкир был признан деловыми кругами далеко за пределами лондонского Сити. Уже в первый год на посту «чермэна» (председателя правления) в 1959 году он оставил старое, плохонькое помещение банка, арендовав у английского частного банка «Браун Шипли» большую часть респектабельного пятиэтажного здания на Моргейт-стрит в центре лондонского Сити. Но и этого помещения для банка вскоре стало мало, и он организовал новый переезд — в новое восьмиэтажное здание в двух шагах от Банка Англии.

За девять лет, пока А. И. Дубоносов был на посту председателя правления, банк увеличил свои активы почти в 30 раз — с 8,6 до 250 млн фунтов стерлингов. Естественно, этому способствовал и рост товарооборота Англии с СССР, но, безусловно, и личный вклад Андрея Ильича в эти достижения огромен. Моснарбанк при нем стал активно работать с английскими государственными ценными бумагами, расширил кредитование местных городских проектов и участвовал в деятельности на валютном рынке.

Мое возвращение в Лондон произошло в декабре 1965 года (думаю, что не без участия Бориса Михайловича Лукашкова). Дубоносов продолжал руководить банком, и я по его запросу приехал в ставшее крупнейшим советское кредитное учреждение за рубежом. Было мне 28 лет. Надо отметить, что в 1965 году фактически началась эпоха Леонида Брежнева. На октябрьском пленуме ЦК КПСС в 1964 году за волюнтаризм был смещен Никита Хрущев, и шла активная перестановка кадров. На ответственные посты выдвигались новые люди, так что я в какой-то степени, возможно, попал под кампанию.

Теперь уже я пробыл в Лондоне почти два года. В штате было аж семь советских сотрудников при общей численности работающих в банке около 150 человек. Я вначале отвечал за определенные операции — аккредитивные, кассовые. Тогда банк активно обслуживал экспортные и импортные расчеты Советского Союза с Европой — это мне было хорошо знакомо по работе в Москве. В банке кредитовалось и много небольших компаний. Через некоторое время меня перевели на операции по переучету векселей — в Лондоне существовали дисконтные учетные дома. В 1966 году мы стали осторожно заниматься операциями на фондовом рынке — покупали муниципальные облигации, которые

гарантировались Минфином страны.

Мы были

очень

активными участниками рынка — средства нам позволяли это делать. Жесткий лимит нам устанавливался только для банков стран Восточной Европы, с которыми банк также очень активно работал.

Нас курировал не только Госбанк, но и отдел плановых и финансовых органов ЦК КПСС. Часто это помогало. Так, однажды они предупредили о том, что в Болгарии появились внутренние экономические трудности, и мы вовремя приостановили выдачу кредитов болгарскому Внешторгбанку.

Уикэнды мы использовали, чтобы посмотреть Англию, съездить в Оксфорд, Кембридж, Виндзор. Ездили на 2–3 машинах по 5–6 семей. Ночевали, чтобы сэкономить деньги, в пригородных гостиницах. Наше любопытство пытались

ограничить

территорией в 35 миль от Лондона. Ввели эти меры англичане в ответ на наши ограничения на поездки в СССР, начавшие действовать еще до войны. Только за 48 часов до поездки подав соответствующее заявление в министерство внутренних дел и не получив на него отказа, можно было ехать на более длинные расстояния. Отказывали, впрочем, редко.

В конце 1966 года у Деда — так мы за глаза называли Дубоносова — случился инфаркт. Мы с Эдуардом Гостевым сидели на кухне, пили «чай», очевидно, отмечали праздник 7 ноября. Наши дамы ушли в торгпредство на концерт художественной самодеятельности, оставив мужей сидеть с детьми. Вдруг звонит Дубоносов и говорит, что ему плохо. Гостев побежал в торгпредство за врачом, я же — к Андрею Ильичу. Успели мы вовремя, в больнице ему оказали необходимую помощь, и он стал готовиться к отъезду.