Обыкновенная история в необыкновенной стране

Всех собрали в большую колонну, человек пятьсот, и повели в соседнюю деревню. Там посадили на землю, забрали документы, переписали, накормили хлебом и затем погнали на ближайшую железнодорожную станцию. Так начался Сашин плен, ни одного выстрела он сделать не успел.

Сначала привезли всех в лагерь на территории Польши, но пробыл он там недолго, так как был отобран какой-то фирмой в бригаду монтажников и отослан на запад к Рейну. Саша еще в школе в летнее время учился на курсах монтажников и даже два месяца самостоятельно работал, теперь это выручало его. Лагерь на Рейне был не таким строгим: все военнопленные работали на постройке моста, да и кормили совсем неплохо.

Немного осмотревшись, он узнал, что поблизости проходит граница с Бельгией. О Бельгии он знал лишь только то, что она граничит с Францией, страной, которая нравилась ему с детства, так как он считал ее страной Свободы, ведь в ней то и дело происходили революции. Французский язык он немного изучал в школе.

Мысль о побеге постепенно созревала. И, наконец, однажды прямо в рабочей одежде забрались они с товарищем в цистерну из-под бетона, и поезд вывез их далеко за Рейн, где уже не было никакого оцепления. Уже в тот же вечер шел он вдоль бельгийских полей на запад.

Много еще разных историй с ним должно было произойти, прежде чем Саша оказался в Марселе, где в православной церкви познакомился с семьей русских эмигрантов, которые временно укрыли его у себя. Но долго оставаться у них ему было опасно: Сашу передали коммунистам, участникам Сопротивления. Затем он оказался в Алжире. Там-то и нашли его союзники и определили в специальную парашютно-десантную школу в Англии. В ней почти все были, как он — бежавшие из плена: союзники готовились открывать второй фронт.

Недолго ему пришлось учиться, хотя научился он многому: прыгать с парашютом, действовать по компасу в темноте, вести рукопашный бой, закладывать взрывчатку, проходить заграждения. Уже через полгода начались пробные вылеты на территорию Франции. Удача сопутствовала ему: при первой высадке, действуя в группе из трех человек, им удалось взорвать большой бензосклад и благополучно отплыть на надувной лодке на середину Ла-Манша, где их поджидал катер. После высадки союзников его еще три раза забрасывали в тыл с заданием взорвать мост, по которому шло немецкое подкрепление. Два его товарища при этом погибли, а он получил лишь легкое ранение в голову, да и то от взрыва им же самим заложенной взрывчатки. Три медали и один орден получил он из рук самого маршала Монтгомери, после чего ему было присвоено звание лейтенанта британской армии.

Закончилась война, победители торжествовали. На Эльбу, на встречу с советскими земляками Саша прибыл в составе английского десантного батальона. За праздничным столом пили немецкое пиво и пели все вместе советские песни. Знакомились, обнимались, обменивались сувенирами и клялись встретиться еще раз. Саша и не заметил, как с ним рядом оказались два советских офицера. Они предложили ему организовать поездку в Москву, проведать родных. Все расходы, конечно, возьмет на себя советское командование. Саше и в голову не приходило, что это играет с ним советский КГБ. Такого опыта он не имел, но был уверен, что, сражаясь за общее дело, заслужил признание и уважение своих земляков.

Но все оказалось совсем по-другому: уже в вагоне советского пассажирского поезда, направляющегося из Берлина в Москву, он был арестован. Следствие длилось недолго, всего две недели: «Нам известно, какую школу ты закончил в Англии. Лучше расскажи, какие задания ты получил!».

Не прошло и месяца, как Саша оказался в особо режимном лагере под Карагандой, в ПЕСЧЛАГЕ, со сроком в двадцать пять лет за «измену Родине и подготовку к шпионско-диверсионной деятельности».

Все произошло так неожиданно, что Саша воспринял лагерь и нас, сидящих в нем, как какую-то нелепую случайность. Ему все еще казалось, что его разыгрывают, с ним шутят. Вопреки всем строгим правилам режима, он и к лагерным надзирателям обращался как к своим армейским собратьям:

— Скажи, сержант, где тут письмо можно отправить?

На что следовал грубый окрик:

— Смирно! — Затем надзиратель кулаком сбивал лагерную шапочку с головы Саши: — Садись!

Конечно же, он не садился на землю, а продолжал стоять и улыбаться, как будто надзиратель шутит. Его сажали в карцер на 300 граммов хлеба и кружу воды в день. Так начиналось лагерное перевоспитание.

Однажды, сидя рядом со мной у окна в бараке, он в какой-то рассеянности смотрел на огромные колонны заключенных, выстроившихся перед столовой, чтобы получить миску вечернего супа, и вдруг стал, как бы про себя, шепотом повторять:

— Ну, нет уж, тут долго я не задержусь.

Вскоре он был определен в бригаду монтажников на строительстве завода горно-шахтного оборудования в Караганде. Там же работали и наши с Павлом две бригады каменщиков. Строительство это было огромным, оно поглощало ежедневно до тысячи рабочих из нашего лагеря, которых чуть свет доставляли туда на грузовых автомашинах. Недалеко от строившегося нами цеха Саша как старший группы вел монтаж перекрытия огромной электростанции.

Зона на этом строительном объекте была по-особому укреплена, и охранял ее целый батальон войск МВД. Мы как бригадиры имели доступ к рабочим чертежам наших объектов, к так называемым синькам. Эти синьки раздавались каждое утро бригадирам в домике главного прораба строительства — вольнонаемного военного инженера. Синьки мы брали с собой на стройку, чтобы вести разметку кладки. Не прошло и недели, как Саша подходит ко мне с синькой и таинственно отзывает в сторону. Раскрывает чертеж и пальцем показывает на какие-то пунктирные линии, еле различимые на плане. Немного поразмыслив, я, как и он, пришел к выводу, что это ориентиры фундаментов старых, снесенных зданий. Раньше на этом месте, видимо, была старая парокотельная, снабжавшая теплом небольшой соседний поселок. Теперь на этом месте выросли двадцатиметровые стены новой электростанции завода.

— А что вот это такое? — указал он на какие-то две параллельно прочерченные пунктирные линии, которые уходили от старых фундаментов далеко на юг. Нам сразу стало понятно, что они уходят также и за пределы охраняемой зоны. Сомнений не было: на плане были обозначены старые теплофикационные тоннели для того, чтобы новые строители их учитывали при земляных работах. Глаза у Саши загорелись: «Они могли остаться невредимыми! Это тоннель, и он уходит за пределы рабочей зоны!».

Почти две недели мы с ним после этого не виделись, на строительных лесах его тоже видно не было. Оказывается, за это время он с еще одним таким же бывшим десантником незаметно вскрыли бетонную стену в подвале электростанции, в том месте, где согласно чертежам должен начинаться старый тоннель. Вскоре их отбойный молоток провалился в пустоту — ход был найден. После расчистки они увидели начало квадратного тоннеля, стенки которого высотой около метра были укреплены шифером, а посередине шла старая чугунная труба. Труба эта была с подпорками из кирпичей, и располагалась она несколько в стороне от центра тоннеля, так что с одной стороны оставалось довольно большое пространство, по ширине около 60 сантиметров.

Брешь в стене была тут же заштукатурена и прикрыта старыми досками. Саша изменился в лице, какая-то целеустремленная энергия появилась в его движениях.

— Ты понимаешь, я рассчитал, тоннель идет за зону и обрывается в заброшенном песчаном карьере у дороги, примерно в ста метрах от одной из сторожевых вышек. Карьер этот хорошо виден с крыши парокотельной.

Он ни слова не говорил о побеге, все было и так понятно.

— Пойдешь с нами?

— Нет, Саша, не пойду — у меня срок через два года заканчивается — нет смысла. Но я готов тебе во всем помогать.

Найти тоннель для побега — это еще не значит выйти на свободу. Проблемы и препятствия возникали все время новые. По рабочим объектам постоянно ходят надзиратели и все осматривают. И главный вопрос — свободен ли до конца проход в тоннеле? На всем ли протяжении он так же широк? Можно ли проползти по нему?