Заплачено кровью

- Все равно наша берет, Иван Тихонович, - возьмем теперь эти Буреломы, вопрос времени.

Полк майора Тарасова к 10 часам утра начал выходить в тыл противника, оборонявшегося в Буреломах. Гитлеровцы, прикрываясь огнем пулеметов, по раскисшим от оттепели сугробам начали уходить из села.

В 12 часов дня полковнику Гришину доложили, что Буреломы взяты, противник бежит. Со всем своим штабом он немедленно поехал в село.

Кое-где еще горели избы, их тушили уставшие бойцы под плач и причитания женщин. На улицах то и дело можно было видеть трупы людей и лошадей, брошенные автомашины, орудия и повозки.

Гришин увидел Гогичайшвили и Шапошникова и приказал ездовому ехать к ним.

- Ну, как, Малхаз Ираклиевич?

- Все нормально, Иван Тихонович, - ответил майор Гогичайшвили. - Плохо то, что многим дали уйти живыми.

- Преследование организовали?

- Пока нет. Люди очень устали, все-таки шесть часов боя. Пообедаем и будем немца догонять.

- Потери большие?

- Подсчитываются, - ответил Шапошников. - Раненых много. Хорошо, что затемно начали: самое простреливаемое место в атаке проскочили незамеченными. Вот какими они против нас воевали, - Александр Васильевич показал на трупы двоих гитлеровцев в кителях и в нижнем белье. - Штаны одеть некогда было.

- Пойдемте в дом, товарищ полковник, - предложил Гогичайшвили.

- Мельниченко, - позвал Гришин своего адъютанта, - всех командиров полков ко мне сюда, на совещание.

В горнице, куда вошел Гришин, пожилая женщина ножом скоблила столешницу.

- На столе спали, нелюди...

- Сильно они здесь зверствовали, мать? - спросил женщину политрук Мазурин.

- Мальчонку расстреляли, дочку учительницы изнасиловали, старика со старухой, соседей наших, тяжело поранили. А сколько всего сожрали да нагадили - хуже скотов... Курей всех поели до единой. Корову мою, кормилицу, стельную, закололи... - женщина заплакала, вытирая кончиками платка глаза.

- Товарищ полковник, ребята немца поймали, - вошел в избу лейтенант Бакиновский, - говорит, что он командир полка. Здоровый такой фриц...

- Ну-ка, ну-ка, где он у тебя? - заинтересовался Гришин.

Ввели пленного. Очень высокий, с хорошей выправкой, типичный пруссак.

- Переводчик, спросите его: "Действительно ли он командир полка? Какой номер полка?"

- Я неплохо говорю по-русски, полковник, - сказал пленный.

- Ого, и где же научились? - с удивлением спросил Гришин.

- Я десять лет жил в Москве, служил в атташате.

- Ответьте, Буреломы действительно оборонял полк?

- Да, но раньше полк имел большие потери.

- Как вас взяли в плен?

Немец плотно сжал губы и злобно сверкнул глазами.

- Разрешите, товарищ полковник? - спросил Бакиновский. - Снаряд попал в дом, его немного придавило бревнами. Свои выручать не стали, сбежали, а мы слышим, что кто-то громко ругается, ну и вытащили.

- Какое настроение у ваших солдат? - спросил пленного Гришин.

- Мы под Москвой, а не под Берлином, поэтому вопрос неуместный.

Полковник Гришин неприязненно посмотрел на немца и подумал: "Хорохоришься, ганс. Насчет хорошего настроения у вас я что-то не верю..."

- Уведите пленного.

Немец вытянулся и вдруг, весь собравшись, сказал:

- Я знаю, что вы меня расстреляете, но покажите сначала ваши "катюши".

- Понравились? - усмехнулся Гришин. - Не имеем возможности показать.

Хотел добавить, что и сам увидел их вчера первый раз, но сдержался.

- А расстреливать вас никто не собирается, зря трусите, - сказал пленному Гришин.

В избу вошли вызванные командиры полков.

- Можно, хозяюшка, нам за стол? - спросил Гришин.

- Садитесь, пожалуйста, вот только угостить вас нечем...

Все сели на широкие лавки вокруг стола, достали планшеты с картами.

- Ну что, товарищи, ближайшую задачу мы выполнили, - начал полковник Гришин. - Бой провели в целом грамотно. Хотя и порядком его затянули. Вам, майор Тарасов, надо было действовать побыстрее, тогда бы мы противника здесь захлопнули и не выпустили.

- Поздновато вышли, не рассчитали, и на пулеметы напоролись, нахмурился Тарасов.

- Теперь - Медведки, и к вечеру быть у Яблоново - Закопы, - продолжил полковник Гришин. - Гогичайшвили в центре, вам, Фроленков, Медведки обойти с севера, а Тарасову с юга.

Все командиры полков с сомнением переглянулись: задача на день была поставлена явно завышенная.

- Надо не дать им закрепиться, и, я думаю, драпать они теперь будут до Красивой Мечи, - добавил Гришин. - А вот там они постараются зацепиться.

Лейтенант Вольхин, когда бой закончился, собрал свою роту и сразу пересчитал людей. Из сорока пяти в строю оставались тридцать два. Пока не было никаких команд от комбата, решил дать людям немного отдохнуть.

Некоторые бойцы снова начали шарить по брошенным немцами автомашинам, но большинство пошли греться в избы. Приехала кухня. Повар Миша надел на грязную фуфайку серый фартук и приготовился к раздаче пищи. Но бойцы к кухне не спешили: многие разжились и наскоро закусывали трофейными консервами. Не торопились обедать и потому, что понимали: чем скорее они поедят, тем быстрее пойдут дальше, в бой. Сидеть так просто им теперь никто не даст.

У брошенных немецких орудий возились командир полковой батареи лейтенант Беззубенко, его политрук Иванов, командир взвода лейтенант Корнильев и несколько бойцов.

Подошли Гогичайшвили, Шапошников и Меркулов.

- Ну, как, Беззубенко, исправны? - спросил Гогичайшвили.

- Исправны, товарищ майор. Все три. Не понимаю, почему они их здесь оставили.

- А снарядов сколько бросили, тысячи три, не меньше, - добавил Иванов.

- Калибр маловат. Ну что это - тридцать семь миллиметров, - сказал старший лейтенант Меркулов, - нашей сорокапятке в подметки не годятся.

- Ничего, воевать можно. Включайте их в состав батареи, - приказал майор Гогичайшвили, - теперь будет у нас пять орудий. И снаряды забирайте, сколько сможете погрузить на сани.

У саней в разных позах лежали несколько наших погибших бойцов.

- Ящики были с шоколадом, - объяснил политрук Иванов, - только они подбежали, стали осматривать - и мина туда, прямо в сани. Откуда и взялась эта мина, бой-то уже заканчивался.

"Да, что может быть глупей: остаться в живых в атаке и погибнуть из-за шоколада", - с горечью подумал капитан Шапошников.

Подошел лейтенант Степанцев, который должен был взять на учет все трофеи.

- Разрешите доложить, товарищ майор, - обратился он к Гогичайшвили, Мерецкий лошадей подогнал, сейчас грузим. Очень много всего, особенно консервов, муки. Сигарет несколько ящиков. Точнее подсчитаю позднее.

- Раздайте часть трофеев местным жителям, - приказал Гогичайшвили.

- Тут столько всего немцы побросали, что нам все равно не увезти, сказал Степанцев.

- Кого вместо Свинаренко поставим, товарищ майор? - спросил Шапошников.

Старший лейтенант Свинаренко, командир второго батальона, отчаянной храбрости парень, лично уничтожил, как говорили его бойцы, десять немцев, но погиб от разрыва гранаты.

Майор Гогичайшвили задумался и нахмурил лоб.

- Сколько у нас сейчас точно в наличии штыков?

- В обоих батальонах сто тридцать три.

- Тогда зачем их дробить? Два слабых пальца, а так хоть какой-то кулак. Пусть Мызников принимает и батальон Свинаренко, все равно взводных и ротных на один батальон.

К Гогичайшвили рысью подъехали старшина Кирченков и двое бойцов.

- Разрешите доложить, товарищ майор? Догнали немцев у Медведок, они даже на насыпи никого не оставили. Отходят несколькими группами, всего насчитали их сотни три, не меньше, несколько повозок с пулеметами.

- Поднимайте полк, товарищ Наумов, - приказал Гогичайшвили, - выступаем немедленно.

Раздались команды, и группы бойцов, до этого беспорядочно стоявшие или бродившие по улице села, стали выстраиваться повзводно и поротно, заправлялись, закрепляли за спинами друг у друга вещмешки.