Че Гевара. Важна только революция

Административная деятельность стала главной составляющей жизни Фиделя на этом этапе. Роль главнокомандующего повстанческих войск требовала от него все время находиться в ставке. Кастро целиком погрузился в дела: через поверенных за рубежом договаривался о поставках оружия; следил за распределением боеприпасов среди своих полевых командиров, постоянно напоминая о необходимости экономного их расходования; посылал богатым кубинцам письма с просьбами о пожертвованиях (те отвечали, что будут готовы помочь, если он только сумеет отразить наступление правительственных войск) — и при этом горько жаловался Селии на то, что ему все приходится держать под контролем.

«Я устал от роли надзирателя, от мотания туда-сюда без минуты покоя, от необходимости вникать в каждую мелочь просто потому, что кто-то забыл о ней или просмотрел. Испытываю ностальгию по тем дням, когда я был солдатом и чувствовал себя куда более счастливым, чем сейчас. Война для меня превращается в жалкую бумажную волокиту».

Однако же стремление контролировать все до самых мелочей было характерной чертой Фиделя. Разрабатывая общую стратегию военных действий, он вникал одновременно в самые мелкие и незначительные детали. При этом он донимал Селию просьбами добыть для него разные вещи, без которых не мог обойтись. «Мне нужна авторучка, — гласило одно из его посланий. — Ненавижу, когда у меня под рукой нет ни одной». В записке от 8 мая Кастро восклицал: «Я отвратительно питаюсь! Никому нет дела до моего питания… Я в ужасном настроении». 17 мая список жалоб расширился: «У меня нет табака, у меня нет вина, у меня нет ничего. Бутылка розового испанского вина осталась в доме Бисмарка, в холодильнике. Где она?»

Хотя Фидель не очень доверял организационным способностям практически всех своих подчиненных, на Че это не распространялось, и тот стал не только главным его поверенным во всех делах, но и фактически главой штаба. Если Че не было рядом, Фидель заваливал его записками, в которых сообщал о военных и политических планах, финансовых делах и даже об экспериментах с новым оружием, поступившим в их арсенал.

«Прошло много времени с момента нашего последнего разговора, — писал он Че 19 мая. — Мне недостает здесь старых товарищей. Вчера я провел эксперимент с гранатой из жестянки, результат потрясающий. Я подвесил ее на ветку дерева в 6 футах над землей и взорвал. Град смертоносных осколков разлетелся во все стороны, как из пульверизатора… Думаю, на открытом пространстве она может поражать на расстоянии в 45 метров».

В течение третьей недели мая правительственные войска начали пробные продвижения на повстанческую территорию. Генерал Кантильо имел в своем распоряжении в общей сложности четырнадцать батальонов для вторжения в сьерру — и это не считая авиции, артиллерии и танков. План Кантильо состоял в том, чтобы войти в сьерру с разных направлений, постепенно окружить повстанцев и максимально сократить подконтрольную им территорию, после чего перейти в атаку и уничтожить Фиделя в его «командансии» в Ла-Плате.

На юге были усилены прибрежные гарнизоны, а в море уже стояли военные корабли, готовые поддержать пехоту своей артиллерией и перекрыть повстанцам этот путь к отступлению. Повсюду были размещены войска под командованием Рауля Корсо Исагирре и Санчеса Москеры, готовые вторгнуться в горы Сьерра-Маэстры. Однако из десяти тысяч солдат Кантильо только треть была хорошо обучена, остальные новобранцы были спешно призваны в армию специально для этой кампании. Правда, если бы все пошло по плану, повстанцы оказались бы просто-напросто раздавлены наступающими со всех сторон войсками.

Вся «освобожденная территория» с опорными точками в Ла-Плате, Лас-Вегас-де-Хибакоа, Момпье и Минас-дель-Фрио представляла собой лишь клочок земли в несколько квадратных километров. Расстояние между командансией Фиделя и северной прифронтовой деревушкой Лас-Мерседес не превышало двенадцати километров. На юге всего лишь в восьми километрах от ставки повстанческой армии начиналось побережье. Наконец, в распоряжении Фиделя имелось лишь около 280 вооруженных людей, на каждого из которых приходилось примерно по 50 патронов.

19 мая, после воздушной атаки на укрепления повстанцев, войска Корсо Исагирре попытались войти в Лас-Мерседес, но люди Кресенсио остановили их при входе в деревню. Позиции сторон разделяло всего четыреста метров. Фидель протрубил о том, что его бойцы проявили несгибаемость перед лицом превосходящего их силы противника, однако он сомневался в способностях Кресенсио как военачальника и несколько дней спустя попросил Че направиться туда и принять руководство в свои руки.

Прежде чем поехать в Лас-Мерседес, Че принял участие в мероприятии, крайне дисгармонировавшим с происходившими вокруг событиями, — организованном Умберто Сори-Марином съезде местных крестьян, на который, как это ни удивительно, явились 350 человек, чтобы обсудить вопросы, связанные со сбором урожая кофе. Этот съезд, хотя и остался незамеченным внешним миром, в действительности был важным событием, так как знаменовал собой первый шаг в реализации аграрной реформы. Че следил за прениями с живым интересом.

«Оргкомитет, в состав которого входил и Фидель, предложил принять следующие меры: ввести в сьерре особую валюту для оплаты труда, доставить солому и мешковину для упаковки, организовать рабочий и потребительский кооперативы, создать комиссию для контроля над работой и направить войска на помощь в сборе кофе. Все это было одобрено, но, когда Фидель собирался закрыть церемонию своей речью, самолеты начали обстрел территории в районе Лас-Мерседес». Именно так 25 мая началось массированное наступление неприятеля.

Че помчался в Лас-Мерседес. С этого момента и в следующие три месяца, занятый организацией обороны, он редко сидел на месте. В один из дней его нашла Лидия, которая доставила новость о том, что Фаустино Перес не подчинился воле большинства и остался на своем посту в Гаване. «Положение становится все хуже и хуже», — заметил в своем дневнике Че, но пока ему пришлось ограничиться простой констатацией случившегося и вернуться к заботам, связанным с военными действиями.

Он набрал добровольцев из учащихся школы в Минас-дель-Фрио, готовых идти на фронт, а наименее годных направил рыть окопы у Лас-Мерседеса. Как всегда, часть из них попыталась дезертировать, чтобы бежать из сужающегося кольца окружения.

Как-то раз в присутствии Фиделя был пойман один из беглецов. «Фидель хотел расстрелять его немедленно, — писал Че в дневнике, — но я воспротивился этому, и в конце концов решено было посадить его на неопределенный срок в тюрьму в Пуэрто-Маланге. Другой студент, приговоренный мной к десяти дням без еды, попросил у Фиделя о снисхождении, и тот предложил ему выбор: отправиться в Пуэрто-Малангу или же продолжать голодать. Поскольку студент не знал, что выбрать, мы сослали его на месяц в Пуэрто-Малангу». А через несколько дней Кастро, зачастую произвольно обращавшийся с правилами революционного правосудия, взял и простил очередного пойманного дезертира.

Ввиду того, что войска неприятеля высадились на побережье, Фидель возглавил оборону Лас-Вегас-де-Хибакоа, отправив Че навести порядок в войсках Кресенсио Переса, где, по сообщениям, один из офицеров превышал свои полномочия. Перед отправкой туда Че судил другого офицера, обвиненного в убийстве, и приговорил его к смертной казни. Свой тридцатый день рождения Че провел у Кресенсио и, закончив расследование, решил отстранить виновного офицера от командования.

Вернувшись на фронт, он обнаружил там смятение, поскольку правительственные войска наступали по всем направлениям. Фидель переместился в Момпье. Лас-Вегас-де-Хибакоа был взят. Минас-дель-Фрио оказался теперь под угрозой, и Че пришлось закрыть линию фронта, за которую отвечал Фидель: за это время были построены новые оборонительные сооружения, еще один офицер был отстранен от командования, а несоблюдавшие субординацию лишены оружия.

26 июня он вновь встретился с Фиделем в Момпье, и Фидель на некоторое время задержал его у себя. Положение было суровым: повстанцы повсеместно уступали территорию. Фидель велел Камило и Альмейде привести свои колонны обратно в сьерру, но в рядах партизан уже начали распространяться пораженческие настроения.