Сталин

Конечно, Рузвельт, племянник президента Теодора Рузвельта, набросившего «узду» на монополистов США, и вообще человек из политической аристократии, не похож на Сталина. Сравнивать их можно только в некоторых моментах. Тем не менее их взгляды на кризисную экономику были схожими. Рузвельт использовал советские методы решения кризисных ситуаций.

Но тут мы должны вспомнить, что рационалист Сталин жестоко просчитался уже с первых шагов коллективизации. В «Великом переломе» он говорил, что «если и есть какое-либо серьезное недовольство у основных масс крестьянства», то из-за того, что трудно обеспечить все колхозы машинами и тракторами.

По этому поводу Бухарин на апрельском пленуме (1929) заметил: «Если все спасение в колхозах, то откуда деньги на их машинизацию?»

Сталин говорил только о самой верхушке проблемы. На самом деле коллективизация не была подготовлена. Шел штурм традиционной деревни, и его результаты были непредсказуемы.

Перспективы коллективизации символизировали «железные кони», но к осени 1929 года в стране было около 35 тысяч тракторов, в основном американские «фордзоны». Всего же в СССР в 1929 году было выпущено 3300 тракторов.

Для крестьянских хозяйств, где 40 процентов пашни обрабатывалось сохой, технический рывок был фантастическим. Однако, чтобы развиваться, требовалось прежде всего построить тяжелую промышленность, производящую эти тракторы, а средства на строительство взять у деревни. Поэтому социальным союзником Сталина был город, где происходило главное действие ускорявшегося времени. Начиная с хлынувшего в августе — сентябре 1929 года в деревню потока партийных и рабочих активистов (в основном механиков и металлистов), направленных на заготовку хлеба, и заканчивая организаторами Колхозцентра, местными райкомовцами и чекистами, деревня была наводнена агентами социалистического города.

Неудивительно, что 7 июня Политбюро приняло постановление «Об использовании труда заключенных». Повсюду вводилась «непрерывка», привычная трудовая неделя отменялась, вводилась работа в три смены.

Впрочем, энтузиазм городских строителей новых заводов натолкнулся на пассивное сопротивление состоятельных деревенских хозяев, по-прежнему не желавших продавать по государственным ценам «излишки» зерна. В августе 1929 года в стране ввели карточную систему, максимально сокращая гарантированное снабжение городов продовольствием. Крестьян в директивном порядке обязали сдавать зерно государству. Сначала хлебозаготовки шли успешно, но в сентябре резко уменьшились. Крестьяне стали прятать зерно.

В письме Молотову от 21 августа Сталин пишет об опасности срыва хлебозаготовок, «если вы не будете налегать на исполнение решений ЦК со всей жестокостью и неумолимостью».

Нарастало неразрешимое противоречие между коллективными хозяйствами и состоятельными крестьянами, которые не шли в колхозы и являлись для крестьянских общин авторитетами. Что делать с этими независимыми производителями? Брать в колхоз? Но тогда они получат там решающий голос. Не брать? Тогда они будут конкурировать и продолжать свою линию. Изгонять из деревни?

Пока изгнание казалось неприемлемым, но вскоре это произойдет.

Кроме производственных проблем, лето и осень 1929 года сопровождались резкой критической кампанией в печати против Бухарина, Рыкова и Томского, а также обострением военного положения в Китае.

В связи с явно намечавшимися расхождениями между великими надеждами на быстрый индустриальный рывок и реальностью «правый уклон» должен был быть идейно разгромлен. Бухарин еще числился членом Политбюро, занимая второстепенный пост начальника Научно-технического управления ВСНХ. Работать на высшей партийной должности ему оставалось недолго.

События в Китае, где 10 июля 1929 года китайские власти начали захват КВЖД и арестовали около двух тысяч советских служащих, грозили обернуться военными действиями с непредсказуемым результатом. Была перерезана железнодорожная связь с Владивостоком, что грозило вообще потерей края. К счастью, Япония, не желавшая усиления Китая, заняла выжидательную позицию, Англия и США — тоже.

Сталин принял решение дать отпор. В Сибири и на Дальнем Востоке была проведена частичная мобилизация, и советские войска во главе с Блюхером были направлены к железнодорожным станциям Пограничная и Маньчжурия.

В принципе сочетание внешних и внутренних угроз было уже привычным и, как всегда, приводило к ужесточению ранее намеченных планов.

Каждые десять дней газеты публиковали данные о росте коллективизации: на 1 октября 1929 года — 7,3 процента; на 1 декабря — 13,2; на 1 января 1930 года — 20,1; на 1 февраля — 34,7; на 20 февраля — 50; на 1 марта — 58,6 процента.

За этими фантастическими темпами можно увидеть волю одних и отступление других.

В Китае Сталин действовал более изощренно. Он выждал, когда главный китайский игрок Чан Кайши был ослаблен усиливающимся внутренним конфликтом с «милитаристом», генералом Фэн Юйсяном, и нанес удар. Советские войска при поддержке авиации разгромили в районе города Маньчжурия две усиленные бригады китайцев численностью около 20 тысяч человек, взяв в плен около 10 тысяч.

Семнадцатого ноября, когда в Москве заканчивался пленум ЦК, советские войска повели наступление западнее озера Ханка, и к исходу 18 ноября вся территория до реки Мурень была очищена от маньчжурских войск (кавалерийской дивизии и пехотного полка).

Двадцать второго декабря 1929 года, на следующий день после 50-летия Сталина, в Хабаровске был подписан протокол, по которому военные действия были признаны законченными, советские граждане освобождены и на КВЖД восстанавливалось положение Соглашения 1924 года. Это была маленькая, но очень важная победа.

После «китайского инцидента» тон Политбюро, а конкретно — Молотова, отвечавшего за работу в деревне, становится еще более уверенным: «Мы должны совершить решительный прорыв в области экономики и коллективизации. Ноябрьский пленум заявил, что „дело построения социализма в стране пролетарской диктатуры может быть проведено в исторически минимальные сроки“».

После ноябрьского пленума, на котором Бухарина вывели из состава Политбюро, были снова пересмотрены планы коллективизации, намечалось весной 1930 года иметь 300 районов «сплошной коллективизации». План предусматривал полное обобществление пашни, инвентаря и рабочего скота в районах сплошной коллективизации на 80 процентов.

Пятого декабря 1929 года Сталин писал Молотову: «… 1. Дела с хлебозаготовками идут. Сегодня решили увеличить неприкосновенный фонд продовольственный до 120 миллионов пудов.

Подымаем нормы снабжения в промышленных городах вроде Иваново-Вознесенска, Харькова и т. п.

2. Бурным потоком растет колхозное движение. Машин и тракторов, конечно, не хватает (куда там!); но уже простое объединение крестьянских орудий дает колоссальное увеличение посевных площадей (в некоторых районах до 50 процентов!). В Нижне-Волжском крае переведено (уже переведено!) на рельсы колхозов 60 процентов хозяйств. У наших правых от удивления глаза на лоб лезут…» ²⁰¹

О китайских событиях он сообщал с гордостью: «Америку и Англию с Францией из Китая с их попыткой вмешательства грубо отбили. Мы не могли иначе поступить. Пусть знают большевиков! Думаю, что китайские помещики не забудут предметных уроков, преподанных им дальневосточниками. Решили не выводить войска из Китая до обеспечения наших условий».

Одновременно 5 декабря на заседании Политбюро во время обсуждения предложения Нижневолжского крайкома об объявлении Республики немцев Поволжья опытно-показательным районом по коллективизации Сталин выдвинул предложение создать комиссию Политбюро во главе с наркомом земледелия А. Я. Яковлевым для подготовки постановления о темпах коллективизации во всей стране.

В это время за океаном творилось что-то невообразимое. В середине октября 1929 года рухнул курс акций на нью-йоркской бирже, а 24 октября, в день, названный «черным вторником», положение стало катастрофическим: было продано 12,9 миллиона акций. На следующий день было продано 16 миллионов. За месяц стоимость акций упала почти на 16 миллиардов долларов, к концу года — на 40 миллиардов долларов (480 миллиардов по нынешнему курсу) и Америка сразу обнищала. Особенно пострадали мелкие и средние держатели акций. Кризис нарастал, останавливались предприятия, миллионы людей остались без работы. Промышленное производство сократилось на 46 процентов. В годы кризиса умерло от голода и болезней 1,5 миллиона человек.