Helter Skelter: Правда о Чарли Мэнсоне

Я редко ограничиваюсь лишь одной беседой со свидетелем. Часто во время четвертого или пятого разговора возникают факты, прежде забытые или казавшиеся несущественными, но которые в верном контексте могут оказаться жизненно важными.

Когда я впервые беседовал с Греггом Джекобсоном накануне заседания большого жюри, важнее всего мне казалось установить связь, имевшуюся между Мэнсоном и Мельчером.

Вторично общаясь с “искателем дарований”, я, к собственному изумлению, обнаружил, что с момента знакомства с Мэнсоном в доме Денниса Уилсона ранним летом 1968 года Джекобсон более сотни раз подолгу говорил с Чарли, в основном о его философии. Как интеллигентный молодой человек, то и дело сталкивавшийся с хиппи и примерявший на себя их жизненный стиль, Грегг никогда не вступал в “Семью”, хоть и многократно навещал Мэнсона на ранчо у Спана. Разглядев в Мэнсоне определенный коммерческий потенциал, Джекобсон считал его “интеллектуально стимулирующей" личностью. Эта сторона Мэнсона настолько привлекала Грегга, что он часто знакомил его с другими своими друзьями — такими как, скажем, Руди Альтобелли, владелец дома 10050 по Сиэло-драйв, сдававший жилье и Терри Мельчеру, и Шарон Тейт.

Я был поражен широте круга знакомых Мэнсона. “Чарли настоящий хамелеон, — объяснял Грегг. — Он часто заявлял, будто у него “тысяча лиц, и каждым он пользуется; у Чарли для каждого найдется отдельная маска”.

Включая присяжных? — задумался я и решил, что, если на процессе Мэнсон наденет маску миролюбивого хиппи, с помощью Грегга мне удастся сорвать ее.

О.: “Он мог общаться с каждым на их собственном уровне: от работников на ранчо и девиц с Сансет-стрип до меня самого”.

Меня же не оставляли сомнения, скрывалось ли под слоями масок “истинное” лицо Мэнсона. Грегг считал, что такое лицо у него имелось. Под всеми масками Мэнсон прятал свои очень ясные, очень жесткие убеждения. “Я редко встречал людей, которые так сильно верили в свои принципы, как Чарли, — его невозможно было даже поколебать”.

Каковы же источники убеждений Мэнсона? — спросил я.

“Чарли крайне редко ссылался на какие-то авторитеты, расписывая свою философию, — отвечал Грегг. — В любом случае, он не гнушался позаимствовать у кого-то приглянувшуюся мысль”.

Упоминал ли когда-нибудь Мэнсон сайентологию или “Процесс”?

“Процесс”, известный также как церковь Страшного суда, был очень необычным культом. Возглавляемые неким Робертом ДеГрим-стоном (н/и Роберт Мур; как и сам Мэнсон, бывший сайентолог), его приверженцы поклонялись одновременно и Сатане, и Христу [130].

Тогда я только начинал интересоваться этой группой, отталкиваясь от какой-то статьи, в которой утверждалось, что Мэнсон испытывал неоспоримое влияние “Процесса”.

Так или иначе, Джекобсон сказал, что Мэнсон ни разу не упоминал при нем ни сайентологию, ни “Процесс”. Сам же Грегг в жизни своей не слыхал об этой последней группе.

Чарли когда-нибудь приводил прямые цитаты? — спросил я.

Да, отвечал он, “из песен “The Beatles” и из Библии”. Мэнсон безошибочно цитировал целые тексты песен ливерпульской четверки, находя в них множество скрытых оттенков смысла, потаенных откровений. Что же касается Библии, чаще всего он цитировал девятую главу “Откровения”. Впрочем, в обоих случаях цитаты были призваны поддержать его собственную точку зрения.

Я всерьез заинтересовался этим странным сочетанием и позднее долго расспрашивал Грегга, но сейчас мне больше хотелось узнать о личном мнении самого Мэнсона, о его собственной позиции.

В.: “Рассуждал ли Мэнсон когда-нибудь о понятиях добра и зла?"

О.: “Он верил, что человек не способен совершить дурного поступка, потому что зла не существует. Все хорошо и правильно. Все, что человек делает, он и должен был сделать; против своей кармы не попрешь".

Философская мозаика начала понемногу складываться. У человека, которому я стремился вынести приговор, отсутствовали какие-либо моральные ограничения. Не то чтобы у него вовсе не было морали — он был попросту совершенно аморален. И подобные люди всегда крайне опасны.

В.: “Говорил ли он, что убить другого человека — плохое деяние?

О.: “Напротив, он утверждал, что это хорошо”.

В.: “Какую роль в своей философии Мэнсон отводил смерти?

О.: “В системе понятий Чарли смерть вообще отсутствовала. Смерть — только изменение. Душа или дух не способны умереть… Он говорил об этом постоянно, дух и материя, их взаимосвязь.

Он верил, что все это — лишь в голове, что все субъективно. Он говорил, смерть — это лишь страх, рожденный в голове у человека, и что этот страх можно оттуда изъять, и тогда его больше не будет…

Смерть для Чарли, — добавил Грегг, — действие не более важное, чем поедание трубочки мороженого”.

И все же, когда в пустыне Джекобсон наступил как-то на тарантула, Мэнсон, вспылив, отругал его за это. Он бранил окружающих за убийства гремучих змей, за срывание цветов, даже за то, что они походя мяли стебельки травы. Для Мэнсона убить человека не было чем-то неправильным, но причинить вред животному или растению считалось грешно. При этом он повторял, что никакого зла не существует, что все происходящее хорошо.

То, что философия Мэнсона изобиловала подобными противоречиями, кажется, мало беспокоило его последователей, если даже вообще приходило им на ум. Мэнсон утверждал, что каждый человек должен быть независим, — но при этом вся “Семья” зависела от него одного. Он говорил, что не может никому советовать или приказывать, что все они “должны поступать так, как диктует вам ваша любовь”, но он также утверждал: “Я и есть ваша любовь”, так что его желания автоматически становились их желаниями.

Я спросил Грегга об отношении Мэнсона к женщинам. Этот вопрос особенно интересовал меня из-за женской части подсудимых.

У женщин лишь две цели в жизни, говорил Чарли: служить мужчинам и рожать детей. Но он не разрешал девушкам из “Семьи” воспитывать собственное потомство. Если они будут заниматься воспитанием, объявлял Чарли, то передадут детям собственные комплексы. Чарли верил: если ему удастся уничтожить барьеры, созданные родителями, школой, церковью, обществом,

— тогда он создаст “сильную белую расу”. Как и Ницше, которого Мэнсон, по его словам, прочел, Чарли верил в “расу сверхчеловеков”.

“По словам Чарли, — продолжал Грегг, — женщина может быть хороша лишь настолько, насколько хорош ее мужчина. Они лишь отражения своих мужчин, вплоть до собственных отцов. Женщина — образ собирательный, она аккумулирует в себе мужчин, с которыми когда-либо была близка”.

Тогда почему же в “Семье” столько женщин? — спросил я. На каждого из мужчин их приходилось, по меньшей мере, пятеро.

Лишь с помощью женщин, сказал Грегг, Чарли мог привлекать мужчин на свою сторону. Мужчины представляли собою власть, силу. Но женщины были нужны ему, чтобы заманивать мужчин в "Семью".

Как и всех прочих, с кем я говорил, я попросил Грегга привести мне пример власти Мэнсона над остальными. Грегг дал мне один из лучших на тот момент примеров: он сказал, что обедал в “Семье” трижды; всякий раз Мэнсон в одиночестве восседал на большом камне, а остальные члены “Семьи” устраивались кольцом вокруг камня, прямо на земле.

В.: “А Текс — он ни разу не поднимался на камень?”

О.: “Нет, конечно же, нет”.

В.: “А кто-нибудь еще из “Семьи” поднимался туда?”

О.: “Только Чарли”.

Я нуждался во множестве, великом множестве подобных примеров, чтобы высыпать их на суде перед присяжными. Лишь тогда эти люди пришли бы к окончательному выводу, что Мэнсон обладал такой властью над своими последователями, и в особенности — над подельниками, что они ни за что не совершили бы эти убийства без его руководства, его указаний, его приказов.

Я спросил Грегга об устремлениях Чарли, о его целях. “Чарли хотел добиться успеха, записывая пластинки, — ответил Грегг. — Не столько для того, чтоб заработать кучу денег, сколько ради возможности донести свои слова массам, сделать их общим достоянием. Ему нужны были люди: чтобы они жили с ним, занимались с ним любовью, — так он хотел сделать белую расу по-настоящему свободной”.