История Фридриха Великого

   Рано утром, 3-го октября, он выступил в поход четырьмя колоннами. Армия его была разделена на две части; одну он сам вел на неприятельский фронт, другую вел Цитен к деревне Синтиц, откуда с возвышения мог действовать в тыл врагам. Дорога пролегала Торгауским лесом. По уговору, Цитен не должен был вступать в битву, пока не услышит, что король завязал уже дело с неприятелем. В лесу Фридрих встретил австрийский драгунский полк, занимавший аванпост. Совершенно неожиданно драгуны очутились между двумя прусскими колоннами и, после слабого сопротивления, вынуждены были сдаться в плен. Около полудня король обошел левый фланг Даунова лагеря и достиг до опушки леса. В это время с противоположной стороны раздались пушечные выстрелы. Цитен наткнулся на неприятельский форпост и вынужден был выдвинуть против него несколько орудий. Король, полагая, что Цитен вступил уже в дело, поспешил с авангардом своим выйти из леса, не дожидаясь остального войска, и также атаковал неприятеля. Эта ошибка едва не лишила его всей надежды на успех. Когда пруссаки вышли из леса, их встретил огонь из 200 орудий. Пять батальонов и все канониры легли на месте, прежде чем успели сделать выстрел. Казалось, весь ад открыл свои недра, извергая тысячи смертей. Канонада была так сильна, что с первых десяти выстрелов густые тучи на небе рассеялись, и день прояснел. Земля застонала, и со столетних дубов посыпались вершины и сучья на прусских солдат, которые пробирались лесом.

   Фридрих вынужден был слезть с коня и пешком вести солдат в атаку. Смело, бодро шли пруссаки вперед, смыкая свои ряды, в которых ядра прорывали широкие полосы. Так взошли они на возвышения и овладели неприятельскими батареями. Несмотря на все усилия австрийской пехоты, прусские гренадеры держались крепко и страшно мстили за смерть своих товарищей. Тогда Даун послал в дело своих кирасиров. Латники врубились в ряды пруссаков и погнали их назад. Между тем подоспела и прусская кавалерия. Атака {384} возобновилась. Обе армии сблизились на выстрел. Начался перекрестный огонь. Фридрих ободрял своих солдат. Бой длился, обе стороны дрались с равным успехом. Под Фридрихом была убита лошадь. Когда он пересел на другую, пуля поразила его в грудь, и он упал на землю. Адъютанты подскочили к нему: он лежал без чувств, кровь струилась. Его хотели уже отнести за фронт, но вдруг он пришел в себя, сам привстал на ноги и потребовал лошадь. Ничего! Ничего, друзья мои!" -- сказал он адъютантам и опять начал распоряжаться битвой. На нем были бархатный сюртук и шуба, они ослабили силу удара, и пуля только слегка оцарапала ему грудь.

   Прусская конница привела в расстройство неприятельскую пехоту. Несколько полков были взяты в плен, успех склонялся на сторону Фридриха. Но тут австрийские драгуны и кирасиры кинулись с таким неистовством на фланги прусских гусар, что заставили их отступить и преследовали до самого леса. Новые попытки к атаке были безуспешны. Даун мог поздравить себя с победой. Темная, осенняя ночь наступила, и бой прекратился. Но Фридрих не хотел уступить победы. Он вывел своих людей в Плауэнскую долину и там расположил их в боевой порядок, чтобы с рассветом снова начать сражение. Сам он отправился в ближнюю деревню. Там все избы были наполнены ранеными, и он должен был поместиться в сельской церкви. На ступенях престола, при слабом свете лампады, он написал карандашом нужные депеши. {385}

   Потом ему перевязали рану. Он многого ожидал от следующего дня.

   -- Неприятель не может остаться на прежней позиции, -- говорил он, -- потому что Цитен у него в тылу. А когда он вылезет из норы своей, мы с ним справимся.

   Офицеры слушали его, но внутренне чувствовали, что надежды нет. Победа Дауна была решительна, половина прусской армии покрыла поле битвы. С нетерпением ожидал король первых лучей дня, ночь эта казалось ему целой вечностью. Беспрестанно высылал он адъютантов посмотреть, не рассветает ли. Но бурная ночь длилась, как нарочно. Ветер завывал в лесу и заглушал стоны раненых и умирающих. Проливной дождь как будто хотел смыть с земли кровавые пятна. Солдаты обеих армий блуждали по полям в совершенной темноте, и часто пруссаки, натыкаясь на свои же патрули, открывали по ним огонь. В разных местах австрийцы и пруссаки, которые не могли добраться до своих армий, располагались у одних костров, делясь по-братски всем, что Бог послал -- голод, холод и утомление примирили врагов. В солдатах, похожих за несколько часов перед тем на разъяренных зверей, теперь пробуждалось человеческое чувство участия и сострадания. Они ложились рядом на мокрую землю, условясь наперед, что на утро тот из них признает себя пленным, чья сторона проиграет битву.

   Между тем, пока это происходило в армии Фридриха, Цитен перед вечером вступил в битву с корпусом Ласси, поразил его и вытеснил австрийцев из деревни Синтиц. Неприятель, чтобы спастись от преследования, зажег деревню. Но это обстоятельство послужило в пользу пруссаков. Зарево пожара дало Цитену средства продолжать свои действия, несмотря на наступающую темноту. По совету Меллендорфа он велел из деревни штурмовать неприятельские батареи, а сам с несколькими полками пехоты, прикрываемой конницей, ринулся на Синтицкие высоты, овладел ими, потеснил австрийцев и несмолкающей канонадой привел их в совершенный беспорядок. Несколько австрийских полков, которые в темноте сбились с дороги, были захвачены в плен.

   Ласси сделал последнюю попытку сбить пруссаков с позиции но неудачно. Конница его была опрокинута и спасалась бегством. Сам Даун получил несколько ран и вынужден был сдать команду генералу д'Оннелю. Новый военачальник, видя совершенное расстройство армии, поспешил переправить ее через Эльбу по трем плавучим мостам, которые наскоро были наведены. {386}

   Едва рассвело, Фридрих выехал из деревни, чтобы обозреть свое войско и приготовить его к новой битве. Вдали показались всадники в белых плащах; они неслись во весь карьер прямо на него. Это был Цитен. Прискакав к королю, он отсалютовал саблей и рапортовал:

   -- Имею честь донести, что приказ вашего величества исполнен: неприятель разбит и ретировался.

   В один миг оба соскочили с коней. Король бросился обнимать Цитена, который, рыдая, упал к нему на грудь и не мог произнести слова. Потом, вырвавшись из объятий Фридриха, он обратился к своим солдатам:

   -- Братцы! -- воскликнул он. -- Король наш победил, неприятель разбит: да здравствует наш великий король!

   -- Да здравствует король! -- раздалось в рядах. -- Но да здравствует и старый Цитен, наш гусарский король! -- закричали гусары.

   Можно себе представить радость прусского войска при этом совершенно неожиданном известии. Победа Цитена, о которой не смели даже мечтать, и рана, полученная Фридрихом, снова возбудили воодушевление солдат.

   Ряд успехов последовал за Торгауским сражением. Если бы не позднее время года, король извлек бы значительные выгоды из этой кампании. В девять часов утра, когда солнце озарило всю окрест-{387}ность, пруссаки увидели себя обладателями поля сражения, покрытого десятками тысяч мертвых и умирающих, которых, однако, саксонские крестьяне и австрийские мародеры за ночь успели обобрать дочиста. Потеря с обеих сторон была так значительна, что, по-видимому, враждующие стороны не скоро могли опять приступить к новым действиям. Король лишился 13.000, австрийцы -- 16.000 человек. Войско последних ретировалось по берегам Эльбы. Ласси пошел прямо к Дрездену, д'Оннель повел свои отряды по правому берегу. За Плауэнской долиной оба генерала соединились. Фридрих преследовал неприятеля, сделал даже попытку вытеснить его из Дрездена, но проливные дожди и холод препятствовали правильной осаде. Он разместил войска свои по зимним квартирам. Австрийцы сделали то же. Русские отправились зимовать вблизи своих польских магазинов, а имперцы -- во Франконию.