Главный соперник Наполеона. Великий генерал Моро

Представляется очевидным, что если бы Александр принял на себя командование армиями коалиции, то Моро получил бы звание фельдмаршала и соответствующую должность. Однако по просьбе Австрии главное командование было поручено австрийскому фельдмаршалу Шварценбергу — осторожному и медлительному командиру, который, как многие считали, не очень-то хотел иметь своим первым заместителем генерала, который с таким триумфом разбил австрийскую армию эрцгерцога Иоанна 13 лет тому назад в знаменитом сражении при Гогенлиндене.

Вот что пишет в этой связи уже цитированный нами Роше-шуар: «Император Александр, ведя переговоры с Австрией о вступлении в коалицию, предложил назначить Моро генералиссимусом (имеется в виду главнокомандующим всех коалиционных армий. — А. З.). Таким образом, ничье самолюбие не было бы затронуто. Он напомнил о славных боевых заслугах знаменитого полководца; но князь Меттерних потребовал, под угрозой разрыва, чтобы это звание было предоставлено князю Шварценбергу. Император выразил свое сожаление Моро, и тот ему ответил: “Государь, я понимаю нежелание Австрии; если бы ваше величество сделали мне честь переговорить со мной раньше, я посоветовал бы вам принять на себя главное командование; в этом случае невозможны были бы никакие возражения. Я был бы вашим генерал-майором, и военными действиями руководило бы одно лицо; теперь мне остается только предложить вашему величеству советы, внушенные моей старой боевой опытностью. Да будет нам Бог на помощь!”»

Таким образом, Моро оказался в роли военного советника и друга царя при генеральном штабе армий шестой коалиции. Его гражданская одежда ничем не указывала на то, что носивший ее был военным человеком, хотя Моро находился на боевом коне и всегда старался быть рядом с царем. В этом смысле, по крайней мере, внешне, он чем-то напоминал Пьера Безухова из «Войны и мира» Л.Н. Толстого или генерала Пиктона из кинофильма «Ватерлоо» С.Ф. Бондарчука и Дино де Лаурентиса. Но Пьер Безухов был гражданским лицом и выглядел по меньшей мере странно во время Бородинского сражения, на которое приехал посмотреть. А вот генерал-лейтенант лорд Томас Пиктон здесь более уместен для сравнения. Этот военачальник британской армии носил гражданскую одежду, хотя и был командиром прославленной 5-й пехотной дивизии, состоявшей преимущественно из ветеранов. Пиктон был тяжело ранен при Катр-Бра, но отказался от лечения. Два дня спустя во время битвы при Ватерлоо в самый разгар атаки I корпуса Друэ д'Эрлона пуля попала ему в голову, пробив головной убор — высокий цилиндр, который он носил. Лорд Пиктон умер в рядах своей любимой 5-й дивизии.

Та же участь, но более жестокая, ожидала и Моро, но об этом он пока не знал.

Газета «Санкт-Петербургские Ведомости» № 67 от пятницы, августа 22-го дня приводит обширную биографию генерала Моро. Начиная с его детства и студенческих лет, она дает перечень сражений и кампаний, в которых он участвовал, описывает первую встречу с Бонапартом в Париже; несправедливый процесс Моро, связанный с пресловутым заговором Кадудаля; и, наконец, завершает статью такими словами: «Появление Моро, в котором Наполеон имеет опасного соперника, произведет сильное действие над офицерами и солдатами французской армии и умножит то неудовольствие, которое они тайно питают в себе против Наполеона».

Между тем Моро продолжает участвовать в парадах, смотрах, военных советах. Его видят неразлучно с царем. Александр расспрашивает его, советуется, консультируется с ним, пытается примирить его с главнокомандующим, планы и приказы которого Моро не всегда одобряет.

На самом деле Моро хотел, чтобы союзными армиями командовал Александр, а он, Моро, был бы начальником его генерального штаба. До Дрезденского сражения этот вопрос так и остался открытым.

«Симптоматично, — пишет Н.А.Троицкий, — что в один день с Моро приехал в Прагу и генерал Жомини, бывший начальник штаба у маршала Нея, уже тогда авторитетный военный теоретик, перешедший теперь на русскую службу».

«Мы, русские, несказанно ему обрадовались, — вспоминал А.И. Михайловский-Данилевский, — ибо все, от государя до последнего офицера, почитали его своим учителем».

Дэвид Чандлер, известный английский военный историк, вспоминал, что после сражений при Лютцене и Баутцене Ней представил Жомини к званию дивизионного генерала, но Бертье, всегда завидовавший ученым талантам последнего, арестовал его под предлогом непредставления двухнедельного отчета о состоянии армии. Это событие подтолкнуло Жомини перейти на сторону союзников 15 августа 1813 года (кстати, в день рождения Наполеона).

Граф де Рошешуар в своих мемуарах пишет по этому поводу: «Одновременно с Моро прибыл генерал Жомини и также предложил свои услуги императору Александру. Родившийся 6 марта 1779 года в Пайерне, в кантоне Во, он дослужился до чина бригадного генерала во французской армии, помогал генералу Эбле в постройке моста через Березину и сделался после начальником штаба маршала Нея. Наполеон не произвел его в дивизионные генералы, на что он считал себя вправе; тогда Жомини явился к нам в штаб-квартиру; император оставил его при себе… Благодаря своей опытности и знанию военного дела, он оказал большие услуги союзной армии».

Царь сразу же присвоил Жомини звание генерал-лейтенанта, что соответствовало званию дивизионного генерала во французской армии, и назначил его своим адъютантом и военным советником. Жомини надолго останется в России и станет учителем сыновей Николая I.

Французские историки XIX века восклицали: «Казалось, что только французы способны побеждать французов!» Все три «дезертира» (Бернадот, Моро, Жомини), как ругал их Наполеон, советовали союзникам одно и то же: «Избегать столкновений с противником там, где руководит сам Наполеон, а стараться бить отдельных его маршалов… Если же связываться с Бонапартом, то не иначе, как с громадным превосходством сил».

Отныне союзники будут следовать этим советам неукоснительно.

Но вернемся к нашему герою. Рассказывают, что когда Жомини встретил Моро в русском лагере, он с горечью назвал его предателем родины. Эта заметка, опубликованная в одной английской газете, очевидно, является фальшивкой. Нельзя утверждать, что этот гений стратегии мог осмелиться оскорбить личного друга царя. Впрочем, хотя Жомини и был швейцарцем, он все равно считался перебежчиком, и преданность не была главным его качеством.

Однако зададимся другим вопросом. Почему возникла дружба и полное взаимопонимание между царем и генералом Моро?

Полагаем, во-первых, потому, что в то время молодой суверен был увлечен идеями либерализма, чему Моро посвятил всю свою жизнь, начиная со студенческой скамьи. Во-вторых, оба они принадлежали к одному и тому же тайному обществу: они были масонами. Однако этого недостаточно, чтобы объяснить дух доверия и взаимопонимания, возникшего при первой встрече. Похоже, в их дружбе, как это часто бывает в любви, была скрыта какая-то тайна.

Среди французских историков общепринято считать, что именно Моро был идеологом стратегической формулы, принятой союзниками, а именно — избегать сражений с самим Наполеоном, а бить только его маршалов. Нам это положение представляется сомнительным.

Этим идеологом был Бернадот, который на переговорах в Трахтенберге, то есть еще до прибытия Моро из США, предложил эту стратегию генеральному штабу союзных войск. Стратегия эта, как мы увидим ниже, в начальной стадии ее применения оказалась неэффективной. Наполеон не был тем полководцем, который мог позволить навязать себе стратегию врагов. А неприятельские генералы не могли выбирать — принимать сражение или нет.

Тем не менее энтузиазм от прибытия Моро в стан союзников проявлялся и во французской армии.

Вот что сообщала столичная газета «Санкт-Петербургские Ведомости» № 68 от вторника, августа 26-го дня 1813 года:

«Известие, что наследный принц шведский и генерал Моро прибыли в Германию, начинает уже, как пишут в публичных “Ведомостях”, действовать при французской армии и даже над офицерами. Французы в Дрездене пили за здоровье сих героев и навлекли на себя гнев Наполеона, который, однако ж, не смел наказать их. Также в Лейпциге 30 офицеров пили за здоровье генерала Моро и были за то тамошним комендантом арестованы. Но как после того многие другие офицеры принесли к нему добровольно свои шпаги, то Дюк де Падуа принужден был освободить взятых под стражу и просить прочих офицеров, чтобы они опять взяли свои шпаги».