Мятежный «Сторожевой». Последний парад капитана 3 -го ранга Саблина

Допросы Саблина занимают несколько томов. А потому в эту главу я решил включить наиболее знаковые, на мой взгляд, вопросы следователя Добровольского и ответы подследственного Саблина.

Первый допрос Саблина был проведен в Риге уже 10 ноября, в тот же день был проведен и второй допрос. Но уже 11 ноября Саблин был переправлен самолетом Ан-24 в Москву. Вместе с ним были переправлены туже же для окончательного расследования всех обстоятельств дела все офицеры и мичманы «Сторожевого». При каждом был персональный сопровождающий. Саблина сопровождали два оперативных сотрудника.

Начиная с 12 ноября Саблина допрашивали уже в следственном изоляторе КГБ в Лефортово. Впрочем, режим допросов был не слишком жесткий, и они проводились далеко не каждый день. При этом порой перерывы по каким-то причинам бывали весьма значительными.

Всего Саблина допрашивали двадцать четыре раза. Наиболее интенсивно допросы шли в ноябре, не считая двух рижских допросов, его допрашивали 12, 13, 14, 16, 19, 21 и 28 ноября. На допросе 19 ноября Саблину было предъявлено обвинение в совершении преступления, предусмотренного частью 1-й статьи 59-й УК Латвийской ССР.

В декабре Саблина допрашивали всего два раза — 2 и 22 числа, в январе семь раз — 6, 8, 10, 12, 13, 14 и 24. В феврале три — 11, 12 и 23. В марте опять три раза — 1, 5 и 23. Это вовсе не означает, что следователи работали спустя рукава. Помимо допросов Саблина допрашивался также Шейн, допрашивались другие участники и свидетели событий 8—9 ноября 1975 года. Шла работа с документами. Определенного времени требовалось и для оформления материалов уголовного дела.

Первоначально к следствию помимо главных фигурантов дела Саблина и Шейна были привлечены: мичманы Бородай, Величко, Вавилкин, Гоменчук, Скоуденов, Хомяков, матросы Саливончик, Сахневич, Калнычев и лейтенант Дудник. Однако потом в ходе следствия обвинения со всех них были сняты, и они уже проходили по делу как свидетели. Разумеется, что при желании, учитывая поведение всех вышеперечисленных лиц во время мятежа, их можно было надолго упечь за решетку, наглядно продемонстрировав всю жесткость по отношению к тем, кто нарушил присягу. Однако следователи вовсе не пытались раздуть дело Саблина до масштабов массового заговора, прекрасно понимая, что в силу сложившихся обстоятельств все 10 изначально привлеченных к следствию фигурантов сами толком не понимали, что реально происходит на корабле и какие цели преследует Саблин. И все это происходило на фоне того, что на Западе пресса, телевидение и радио рассказывали страшилки о мятеже на советском эсминце, в результате которого было без суда и следствия расстреляно 80 человек...

То, что в ходе следствия сразу десять фигурантов были переведены из категории обвиняемых в категорию свидетелей, я считаю вовсе не проявлением слабости власти или ее боязни негативной реакции на Западе, а, наоборот, признаком исключительно взвешенного подхода к произошедшему ЧП.

Анализируя методику построения допросов, можно сказать, что вопросы подследственному задавались в достаточно корректной и вежливой форме. Все его инициативные заявления (как, например, заявление о недостатках в ВМФ) также подшивались к делу и принимались во внимание. По времени ответов на вопросы Саблина никто не ограничивал, поэтому некоторые его ответы весьма пространны и занимают по несколько листов. Каждый лист допросов в обязательном порядке подписывался Саблиным.

В соответствии с законом Саблину и Шейну были предоставлены опытные адвокаты, с которыми они имели постоянные контакты и могли обсуждать все возникающие в ходе следствия вопросы.

А теперь настала пора вспомнить и о таинственном Ревкоме, именем которого Саблин, как мы помним, подписывал радиограмму Главнокомандующему ВМФ. Так что же это был за Ревком?

На допросе 13 января 1976 года Саблину был задан вопрос, почему свою радиограмму в адрес Главнокомандующего ВМФ он подписал аббревиатурой «Ревком».

На это Саблин ответил следующее: «Революционного Комитета “Сторожевого” не существовало и не существует, хотя я и подписывал радиограммы от имени Ревкома. Это я сделал для убедительности, для того, чтобы наше выступление и действия создавали впечатление солидности и авторитетности.

Я хотел бы объяснить, что мысль о Ревкоме появилась у меня задолго до начала выступления, и создание такого комитета является одним из пунктов моего плана действий по захвату корабля. Ревком я предполагал создать после захвата власти на “Сторожевом” и выхода корабля в Балтийское море. Этот комитет должен был, по моему замыслу, рулить действиями экипажа корабля, пока этот корабль будет использоваться как трибуна для политических выступлений.

В сентябре 1975 года в тетради с красной обложкой я написал план подготовительных действий по захвату корабля и планировании конкретных действий в день захвата власти.

В Ревком должны были входить по 1 человеку от БЧ, от БЧ-5 — 2. Мое личное участие в работе Ревкома я считал само собой разумеющимся. Члены Ревкома должны были избираться открытым голосованием на общем собрании революционных сил корабля (РСК), т.е. тех, кто поддерживает мою программу и план действий. Создать такой Ревком я не успел, т.к. должен был ночью сняться срочно с бочек, а затем занимался управлением корабля.

Создание Ревкома я планировал в октябре 1975 года. У себя в каюте написал проект устава революционных сил корабля, где изложил основные принципы создания т.н. революционных сил корабля и порядок приема революционных решений.

Революционные силы корабля — это добровольный союз единомышленников, объединенных единым стремлением добиваться политической активности советского народа. Конечная цель этого союза — создание массового демократического движения в стране за коммунистические революционные преобразования и создание Всесоюзного центра политической активности.

Члены Ревкома должны быть политактивными, преданными революционному движению, честными, бескорыстными, должны поддерживать революционную дисциплину и боеготовность корабля.

Члены РСК должны открыто говорить о своих политических взглядах и несогласиях с действиями РСК, а тайная борьба будет караться по суровым законам революции».

Последняя фраза, видимо, озадачила следователя, и он задал логичный вопрос:

— А как именно?

Ответ Саблина: «Я не предусматривал каких-либо санкций, считая, что это вопрос будущего и должен решаться общим собранием революционных сил. По проекту устава руководящим органом на корабле должно было быть общее собрание РСК, а между ними Ревком. Собрание РСК планировал 1 раз в неделю. Ревком избирать общим собранием РСК, всего 12 человек, я 13-й. Каждый член Ревкома должен был иметь один голос, я два, т.к. председателю необходимо иметь большую власть, чем другие члены Ревкома. Ревком решает все вопросы жизнедеятельности корабля. Оружие и радиосвязь могли использоваться только с разрешения председателя Ревкома. О планах создания Ревкома я никому не говорил. Шейну я также не упоминал о том, что планирую в дальнейшем создать Ревком и РСК».

Ох, и хитер же был Валерий Михайлович! При всей кажущейся демократии, которую он якобы намеревался внедрить в управление «Сторожевым», на самом деле реальную власть Саблин отдавать никому не собирался, заранее назначив себя председателем корабельного ревкома с почти диктаторскими полномочиями, оставив лично за собой единоличное владение главными механизмами «новой революции» — оружием и связью. Да и с отступниками бороться он планировал в духе чекистских судов 20-х годов — «по суровым законам революции». Как именно судили людей в свое время «именем революции», всем нам хорошо известно. Что это значит? А то, что Саблин, практически не стесняясь, говорит о том, что в перспективе он планировал расстрелы не согласных с ним членов экипажа. А как еще прикажете понимать выражение — «по суровым законам революции»? Зная упорство Саблина в достижении поставленных им целей, можно не сомневаться, что рука вождя новой революции не дрогнула бы, карая ослушников, контрреволюционеров и саботажников.