Возрождение

Очень важна была работа милиции. Всякий народ приезжал в Запорожье, а город – темен, без фонарей, без транспорта, и помню момент, когда грабежи и случаи хулиганства серьезно мешали наладить работу в третью смену. Требовалось поднять авторитет милиции, укрепить ее, а была она (вспоминается и такая деталь) даже просто обношена. На одном из заседаний я говорил: «Надо нам в первую очередь милиционеров одеть. Чтобы издали видели – идет блюститель законности и порядка».

Можно назвать много других, как будто некрупных по сравнению с делами гигантских строек проблем. Но это все – жизнь, и для всего надо было находить время и безошибочные решения. Разумеется, мне никогда не удалось бы, как говорится, вытянуть этот воз, если бы нагрузка не распределялась между другими секретарями обкома, если бы не подключены были к работе все отделы и аппарат областного комитета партии, если бы, наконец, большая часть этих вопросов не решалась практически в советских и хозяйственных органах. И тут хочу подчеркнуть одну важную черту партийного руководителя: он должен уметь не подменять других работников, а находить сотоварищей, доверять им, делить с ними заботы и труд, принимать ответственные решения коллективно.

В Запорожье народ подобрался в основном сильный, знающий, дельный. Хочу сказать, что вторым секретарем обкома был Андрей Павлович Кириленко. Секретарями областного комитета были Г. В. Енютин, П. С. Резник, вторым секретарем горкома партии работал Н. П. Моисеенко. Таким образом, мне было на кого опереться…

Начиная с весны 1947 года едва ли не через день я стал бывать в Запорожстрое, а летом даже перенес туда свой рабочий кабинет. Между строящейся ТЭЦ и домной № 3 была подстанция, половина которой уцелела после взрыва. Здесь мне нашли комнату, поставили в ней письменный стол, телефон, пару стульев и кровать на тот случай, если останусь в ночную смену. Таких случаев становилось все больше.

Приходилось заниматься практически всеми вопросами стройки. Время было трудное, и каждый день ставил перед нами новую проблему. Приняли мы, помню, решение перейти на работу в две смены. Это давало возможность ускорить строительство, выполнить план. Но, понятно, без освещения вечером работать нельзя. Достать же в области электролампочки было практически невозможно. И вот я решил обратиться с письмом в ЦК ВКП(б) к тов. Жданову. Объяснил положение и попросил помочь прислать три тысячи лампочек. Прошло не более трех дней, и мы получили не только положительный ответ, но и лампочки. Стало возможным организовать вторую смену, облегчить труд многих людей. Это говорит о том, с каким большим вниманием относился ЦК к каждой даже небольшой просьбе, которая касалась восстановления индустриального гиганта.

От стройки все же приходилось иногда отвлекаться. Во время сева, помню, возвращался из Бердянска, спешил, заночевал в поле в прошлогодней копне, а часов в семь утра заехал в Пологовский район. Беседуя с секретарем райкома Шерстюком, спросил, как идет сев, что с техникой, а он, смотрю, как-то мнется.

– Ты что, Александр Саввич? Говори прямо, что у тебя?

– У меня порядок… Вы радио слышали утром?

– Нет, а что?

– В «Правде», понимаете, в передовой разделали нас. За низкий темп восстановления «Запорожстали». Формулировки очень резкие.

Помолчали.

– Так… – говорю. – Значит, будет звонить Сталин. Надо ехать.

Ночью мне действительно позвонил И. В. Сталин, и разговор был серьезный. То, чего мы успели добиться, что еще недавно считалось успехом, обернулось вдруг едва ли не поражением. Изменились обстоятельства – не у нас в области, а в стране и в мире. Сроки ввода всего комплекса, который должен был производить стальной лист, нам перенесли на ближайшую осень, темпы строительства предписали форсировать. Я уже говорил, что это связано было с «холодной войной».

16 марта 1947 года вышло постановление Совета Министров СССР о новых сроках, следом еще одно – об ускорении монтажа оборудования, а 8 апреля Центральный Комитет ВКП(б) принял постановление о работе парткома стройки, то есть о ее партийно-политическом обеспечении. Трижды на протяжении одного месяца высшие партийные и государственные органы страны возвращались к нашим делам.

Постановление ЦК резко критиковало партийный комитет Запорожстроя за то, что в сложных условиях он оказался не на высоте положения. И хотя лишь в конце года я приступил по-настоящему к работе, хотя мог бы сказать, что моей вины здесь нет, весь груз ответственности следовало принять на свои плечи. Это еще одна черта работы первого секретаря обкома: как руководитель, как коммунист, он не может отговориться тем, что, мол, при каком-то событии не присутствовал, чего-то не знал, а за что-то отвечают другие товарищи. С того часа, как он принял руководство областной партийной организацией первый секретарь за все в ответе.

На третий день после выхода постановления Центрального Комитета было проведено партийное собрание Запорожстроя. Разговор шел откровенный, нелицеприятный, крутой. В своем выступлении, сделав критический анализ положения дел на стройке, я подробно говорил и о недостатках в работе горкома и обкома КП(б)У.

28 апреля вопрос о постановлении ЦК ВКП(б) мы вынесли на заседание пленума Запорожского горкома партии. Строители и эксплуатационники пришли к нему уже с наметками новых планов, с графиком, и разговор шел конкретный. Кузьмин, например, привел такой расчет: если идти на уровне достигнутого нами в марте, то для пуска доменной печи потребуется четыре месяца, для пуска слябинга – еще четыре, а для цеха холодной прокатки – больше восьми.

– Нельзя успокаиваться, что план марта выполнен, – говорил директор завода. – Даже по сравнению с апрелем темпы должны быть увеличены по крайней мере вдвое.

Необходимо было значительно повысить производительность труда.

– На стройке,– говорилось тогда на пленуме горкома, – трудятся сегодня тридцать тысяч рабочих. И все же участки испытывают нехватку людей. Если бы нам удалось повысить производительность труда на двадцать процентов, это было бы равнозначно тем шести тысячам человек, которых стройке недостает!