Любовь Орлова

Европа и Америка открыли для Александрова невиданный мир технических возможностей киноволшебства. Именно там он понял, что без соответствующей техники в кино делать нечего. С тех пор Александров навсегда остался неистощимым изобретателем бесконечных технических новшеств и кинотрюков, благодаря которым среди профессионалов у него сложилась прочная репутация режиссёра, который затрачивает на съёмки баснословные суммы и делает «богатое кино». Однако обходительный Гриша умел так подсветить и так скомбинировать несколько метров тюля и буквально три палки, что добивался действительно ошеломляющего зрелищного эффекта. Он всегда обожал цирк и знал толк в фокусах.

В Европе он снял свои первые самостоятельные и к тому же звуковые фильмы. В Париже по заказу фирмы «Гомон» — «Сентиментальный романс» и в Германии — «Женское счастье — женское несчастье». Сценарий писал сам и ставил тоже сам. Его оператором был Тиссэ. Первый самостоятельный звуковой фильм Александрова «Сентиментальный романс» состоял всего из одной части, в нём звучала музыка — на фортепьяно играла актриса, которая, как потом оказалось, была очень похожа на Любовь Орлову. Его встреча с ней состоится через три года.

Из Европы советские кинематографисты отправились в Америку — страну, где был легендарный Голливуд и где жил ещё более легендарный Чарли Чаплин. Именно на его вилле остановились эти трое, и дружбу с Чаплином Григорий Васильевич пронёс через всю жизнь. Тогда они вместе плавали в лодке по океану, гребли и во всё горло распевали «Волга-Волга, мать родная…».

Жизнь вообще была сверхинтересна, но тоска по дому и по любимой молодой жене напоминала о себе постоянно. Красавец Александров был настоящий мужчина, а, как известно, именно настоящий мужчина способен на подлинное чувство и верность этому чувству. Поэтому писал он на родину много и часто. В фонде С. Эйзенштейна в РГАЛИ (Российский государственный архив литературы и искусства) сохранилось несколько писем Александрова из Европы и Америки жене Сергея Михайловича — Пере Аташевой. Судя по всему, обе пары — Эйзенштейна с Перой и Александрова с Ольгой — связывали тесные и доверительные дружеские отношения. Перу Аташеву Григорий Васильевич галантно называл Перл — Жемчужина. Я приведу здесь наиболее интересные выдержки из тех трёх писем, что до сих пор сохранились среди бумаг Эйзенштейна в его архиве, куда каждый исследователь может прийти и прочитать любые документы, включая и эти, но никто этого почему-то до меня не сделал, предпочитая слухи и сплетни, но не факты и документы.

«Париж. 23 декабря 29 года. Перл!!! Дорогая!!! Можете верить… можете нет… Я никогда так много не писал, как в эти дни европейского путешествия. Я ежедневно пишу несколько страниц дневника. Записываю технические вещи и сижу за письменным столом по несколько часов и от этого набухают чемоданы записными книжками и из этого могут получиться хорошие книги и мемуары, если на старости лет мне удастся обработать эти стремительные записи сумасшедшего двадцатипятилетнего Александрова… Люблю Ольгу безумно (в связи с этим про меня чёрт знает что думают: сифилис, педераст и ещё хуже). А я на всё положил и занимаюсь исключительно профессиональным делом. Привет Оленьке. Целую Вас. Гриша» [1].

«Берлин, 31 августа 29 г. Вы же сами понимаете, что слава и популярность связаны с большими делами, визитами, банкетами, встречами и путешествиями. Мы не живём, мы бежим, как белки в колесе. Из одних рук мы попадаем в другие, из одного дома в другой дом, из машины в машину, и таким образом наш день начинается с 8-ми утра и кончается в 2–3 часа ночи. Обедаем через день — не хватает времени. Похудели. Но я с уверенностью могу сказать, что умею снимать картины вдвое лучше, чем до сих пор… Только две доминанты моего состояния служат мне семафорами и дают мне возможность ориентироваться. Это замечательная любовь к Ольге (несмотря на миллион европейских женщин) и великолепное дружеское отношение к Вам, дорогая моя Перл!»

«Париж. 10 марта 30 г. Дорогая моя Перл! Спасибо за письмо с интимными и материнскими инструкциями. Серьёзное спасибо, потому что в вихре европейской жизни — путешествий и кинематографической работы забываешь самые важные вещи и упускаешь иногда из вида, что ты и сам — тоже человек! Неиспользованные богатства и у меня самого копятся и мстят — но это нисколько не соблазняет меня на графинь и княгинь, которые присылают цветы в мою скромную комнату монпарнасовского отеля. Смешного хотите Вы… Пишем мы с С.М. друг о друге мало потому, что редко видимся — мало говорим и интересуемся разными отраслями человеческой деятельности. Он по гостям и редакциям, по балам и театрам, а я по лабораториям, фабрикам и специалистам по звук, кино. Вот потому это и происходит… Во французских ателье работают по крайней мере вдвое медленнее и втрое хуже, чем в наших. Французская кинематография курам на смех. А какие возможности… Ах!!!»

Итак, уже ощутима тень разногласий с кумиром и учителем, уже понятна частично их суть. В этих кратких отрывках уже ясен и характер их автора, масштаб его страсти к кино. Можно также предположить, что Перл действительно была конфидентом для своего молодого друга. Вполне может быть, что именно от неё Гриша получал первые намёки на то, что его любимая жена устала от столь долгой разлуки и что она, возможно…

В деловом отношении в Америке тоже было не всё гладко. Компания «Парамаунт» последовательно отклоняла все творческие инициативы посланцев подозрительной Советской страны. Но вот выдающийся мексиканский поэт Диего Ривера предлагает советским кинорежиссёрам сделать фильм об истории Мексики. Знаменитый американский писатель Эптон Синклер создаёт «Трест мексиканского фильма Эйзенштейна» и собирает деньги на поездку советской киногоуппы в Мексику. Эйзенштейн, Александров и Тиссэ пробыли в ошеломляюще экзотической стране 14 месяцев, отсняли тысячи метров плёнки, но деньги кончились и друзья вернулись на родину. Отснятый материал был собственностью треста и остался в Америке.

Вернувшись в Москву, Григорий Александров, отделившись от «железной пятёрки», начинает самостоятельную творческую жизнь в кино. Десять лет он являлся верным соратником, соавтором и сорежиссёром великого Эйзенштейна, но сам был индивидуальностью столь яркой и мощной, что его отделение было неизбежно. Само творческое видение жизни, способ её восприятия и осмысления этих художников были, по существу, совершенными антиподами. Достаточно вспомнить названия снятых ими фильмов, чтобы сразу понять суть этого несовпадения: С. Эйзенштейн — «Стачка», «Броненосец “Потёмкин”», «Октябрь»; Г. Александров — «Весёлые ребята», «Цирк», «Весна».

Первого интересовали мощные социальные катаклизмы, трагические глубины жизненных проявлений. Второй стремился к радости и блеску жизни, к максимальному извлечению смеха, веселья и юмора в любых поворотах судьбы и характера.

«Слово юмор происходит от латинского “humor” — влага. В противовес сухости. Мягкость в противовес жёсткости. Я бы сказал, что юмор — сок жизни. Юмор похож на масло, которое нужно для смазки машин… Комедия может быть не только смешной, но и весёлой. Смех должен быть добродушным, оптимистичным, воодушевляющим, утверждающим хорошее настроение. Недаром народная пословица так выражает отношение к весёлому смеху: “Кто людей веселит, за того весь свет стоит”», — писал в своей книге «Эпоха кино» Александров. Но это позже. А сейчас он заказал сценарий уже хорошо известному в Москве комедиографу и острослову Николаю Эрдману. Его соавтором был В. Масс.

«Когда зритель хочет смеяться, нам уже не до смеха», — сказал Эрдман, и они принялись за работу. К тому же режиссёр, как мы уже знаем, начал искать актрису на роль домработницы Анюты. И нашёл «своё режиссёрское счастье» — Любовь Орлову. И не только режиссёрское. Они встретились…

Любовь Орлова, которую в доме называли — независимо от возраста — не иначе как Любочка, появилась на свет в 1902 году в Москве. Принадлежала Любочка к двум старейшим русским дворянским фамилиям. Род Орловых вёл своё начало с XIV века, в нём были и светлейшие князья, и графы. Через подвиги и победы этот род в XVIII веке дал прославленных братьев Орловых, которые были фаворитами самой Екатерины Великой. И младший из них — Фёдор — породит особенно яркую личность в этой ветви Орловых — Михаила Фёдоровича. Декабрист, друг Пушкина, героический участник войны 1812 года, Бородинской битвы, он, 26-летний полковник, диктовал условия капитуляции Наполеону, и его подпись на этом документе осталась в истории рядом с подписью великого француза. Впервые девятнадцатилетний корнет Орлов встретился с Наполеоном в Пруссии: он был направлен в ставку Бонапарта с предложением о перемирии, переросшем в Тильзитский мир. Всего у него было пять встреч с этой исторической личностью, и каждая решала судьбы народов, войны и мира. В 1814 году Михаил Фёдорович во главе международной комиссии с блеском урегулирует конфликт между Норвегией, Данией и Швецией, в результате деятельности молодого русского дипломата последней пришлось прекратить военные действия против Норвегии. Таким образом, Норвегия, благодаря Михаилу Орлову, обрела мир, свободу и свою конституцию, по которой живёт и по сей день.