Мои Турки

Утро выдалось прохладным, и мать надела на Катю шерстяные самовязанные чулки. Аднем припекло весеннее солнышко, ноги вспотели, и шерсть стала покалывать нежную кожу ног девочки. Она уже подбегала к церкви, когда в голову пришла мысль: в чулках вши, коли ноги так чешутся. Села на церковную паперть, сняла чулки, вглядывается в них…

Из церкви валит народ, и многие прихожане спрашивают девочку, что же такое она делает.

— Вшей ищу, совсем заели. Понаехались ильинские черти да и по-напускали вшей.

Окружили ее люди, а иные шарахаются, как от чумной греховодницы, крестятся.

— Твоя артистка-то у церкви спектакль устроила, — рассказывают знакомые Наташе.

Но вот в Турках достроили новую двухэтажную кирпичную школу.

— Катерину в школу надо бы отдавать, — сказал отец.

— Ох, хорошо бы!

И повела мать Катю в школу. Чем ближе подходили к школе, тем больше робела Наташа, а директору призналась:

— Боюсь я. Сумеет ли усидеть за партой и учиться? Очень уж озорная.

— Не тревожьтесь. Озорные еще лучше учатся.

И Катя стала школьницей. Прилежной, внимательной, исполнительной. С первых дней ей было свойственно чувство долга.

Но, как и дома, Катя себя в обиду в школе не давала. Однажды внимательно слушала урок. А мальчик, сын директора, сидевший сзади, вдруг ударил ее по голове учебником. Не жаловаться же на него? Да учительница и сама все видела, но замечания ему не сделала. Это и возмутило девочку. Взяла она свой учебник, повернулась назад и «ответила» директорскому сынку тем же.

Не одобрив этого поступка, учительница приказала:

— Куделькина Катя, сейчас же в угол.

Почему одна Катя? Потому что он — сын директора? Да и он же первый начал. Катя смертельно побледнела от несправедливости. Подняла свою хорошенькую головку и гордо пошла в угол.

Учительница смутилась. Перестала вести урок, подошла к Кате. Смотрит, молчит. Потом вдруг сказала:

— Какой у тебя красивый воротничок! Кто тебе купил?

— Нет, никто! — ответила девочка, с укором глядя в глаза учительнице.

Много было в школе разных шалостей. Но училась Катя прекрасно. Подружкой ее была тоже лучшая ученица класса — Катя Филипенко. Подруги потом переписывались до самой смерти Кати Филипенко.

Но вот в семье Куделькиных появилась новая дочка, Маруся. И вновь слепая Марья спрашивает, беленькая ли она? Маруся из всех детей была самая беленькая, настоящая блондинка. Девочка была спокойная, но все равно для нее нужно сделать многое, и забот прибавлялось. Ходить Маруся начала рано. Не успели оглянуться, а кудрявая звонкоголосая блондинка шустро перебирает ножками.

Танюшка становилась взрослой девушкой, дружила все с той же Маней.

Однажды они спросили, не хочет ли слепая прабабка Марья сходить в гости.

— Как не хотеть, милые? Дед ушел на тот свет, а я, слепая, все лежу и лежу на печке. В гости-то хорошо бы.

Помогли девчата слезть бабке с печки, одели валенки, все остальное. Вывели на улицу да обвели слепую вокруг своего же дома два раза, а потом привели домой. Рада бабка, здоровается, крестится. Усадили ее в «гостях» за стол, угощают чаем, а потом предлагают отдохнуть, полежать на печке.

— А печка-то у вас какая! Ну, совсем как наша.

Засыпает бабка, а потом уже ничего не помнит: на своей ли она печке, на чужой ли.

Зашел как-то к девушкам знакомый парень Федор — проказник на всю округу.

— Не Федька ли у нас? — слышит его голос бабушка. Подмигнули девчата парню:

— Теперь он не Федька, баба Марья, а батюшка Федор, в церкви служит, а сегодня в праздник к нам зашел поздравить.

Поздравляет его бабка Марья, а молодежи потеха. Однажды совсем развеселилась молодежь.

— Да кто это нынче у нас? — слышится снова голос бабки с печки.

— А это барыня навестить нас пришла. И денег принесла. Вот и тебе, бабушка.

Суют ей в руки порванные клочки бумаги, а та крестится, благодарит «барыню». Девчата хохочут, а Кате жаль бабку, обидно за нее.

Вечерами особенно весело напротив дома Осиных. На краю оврага заливается гармошка, а вокруг гармониста кружит молодежь. Татьяну Осину скоро отдадут замуж. Она глаз не сводит с Алексея Алека-ева, но его интересует ее подруга Маня. Уж чего только не предпринимала Татьяна! Даже записку писала ему, будто от кого-то постороннего, мол, не смотри на Маньку, что Таня не хуже ее. (Любила она его за бойкий, лихой, буйный нрав. Но, женившись на Мане, Алексей в порыве буйности характера жестоко ее бил. А однажды, не найдя ее, спрятавшуюся в саду в кустах смородины, он повесился сам).

Родные поговаривали, что свататься к нашей Татьяне хочет Костя Борисов, живший на соседней улице. Тане было все равно, коли Алексей тогда в ее сторону даже и не смотрел.

Итак, Татьяна вышла за Костю. У них родилась дочка Лида. Очень полюбила Татьяна дочурку. Чтобы удобнее кормить ночью грудью, она клала младенца спать на кровать вместе с собою. Однажды раздался истошный крик. Сонная Татьяна своим телом насмерть задавила крошечного ребенка. Это потрясло всю родню.

В 1919 году у Наташи с Петром рождается последний ребенок. Ее в память о только что похороненной Лидочке Татьяны назвали тоже Лидией.

Кончилась Октябрьская революция. Многое в селе изменилось. Колбасная мастерская Евдокимова перешла в государственную собственность. Она стала называться кредитным обществом. Петра Куделькина оставили здесь также колбасным мастером. Он выполнял и многие общественные поручения новой молодой страны.

Все домашние дела в те годы легли в основном на плечи Наташи. Лидочка подрастала. Она совершенно была не похожа на своих сестер. Те многие черты лица унаследовали от своего отца. Лида от него не взяла ничего, ни одна черта не напоминала чего-то восточного. Она взяла у матери и овал лица, и тонкий прямой нос, маленький рот, голубые глаза, но в отличие от матери — очень большие. И девочка эта необыкновенно рано начала разговаривать. Как правило, и Наташа порою разговаривала с малышами, хотя ей казалось, что они пока еще и не понимают ее.

Так было и на этот разЖ

— Ну, вот я и истопила печку, — сказала она вслух себе ли, ребенку ли, лежавшему в люльке с соской-пустышкой во рту, — теперь пойду воды принесу, да корове сена дам.

Лида смирнехонько лежала в люльке. Вскоре в дом вошла соседка Лиза Рыбникова, оглянулась кругом и сказала себе:

— Как ветром всех сдуло, весь дом пустой. Куда же Наташа-то подевалась?

И вдруг в пустом доме раздался чистенький голосок:

— Она пошла за водой, и потом корове сена даст.

Лизавету охватил озноб. Не младенец же заговорил? Отодвинула полог люльки. Там лежала крохотная, как кукла, девочка с большими, в половину лица, глазами. Лиза только головой покачала: никогда не видела, чтоб разговаривали, да еще и разумно, чуть ли не новорожденные.

Детишки подрастали. Вон уже и Колька стал совсем большой. Дружит с Пашкой Грачевым и Мишкой Рыбниковым, вместе лазят по садам. Мишка, правда, чуть моложе Кольки, и хитрый Колька порою доводит младшего друга до слез:

— Смотри, Мишенька, что я около вашего дома нашел! И показывает ему туго зажатый кулак.

— Вот здесь в кулаке. Было твое — стало мое, потому что ты, растяпа, потерял, а я нашел. Теперь не отдам.

Заливается Мишка слезами:

— Отдай! Ведь мое было.

Разожмет Колька свой кулачок, а в нем ничего и нет.

Дразнил и своих сестренок и брата.

Купит Наташа конфет, и чтоб детям было не обидно, разделит всем поровну. Залезут все ребятишки на печку, и начнет Колька рассказывать им интересные сказки. Оборвет сказку на самом интересном месте.

— А дальше что было? — Спрашивают младшие.

— А дальше не скажу, если не дадите мне все по конфетке. Малыши отдают.

И дразнит до тех пор, пока у малышей не остается уже конфет совсем, а кое у кого капают слезы: жаль конфет, и сказку дослушать хочется.

— Ну, сорванцы, а теперь получайте свои конфеты обратно. И все возвратит улыбающимся детям.