В огне торпедных атак

Моторы удалось завести быстро - один сжатым воздухом из баллона, другой с ходу. Пользуясь преимуществом в скорости, мы оторвались от своих преследователей и ушли в море. Однако в корпусе оказалось несколько незначительных пробоин, и два матроса были ранены.

Вскоре слева по борту мы увидели догонявший нас силуэт. Оттуда подавали условный сигнал. Это был Кочиев.

Подойдя к нему, я доложил о произведенной атаке. Командир отряда приказал мне идти к месту, где была потоплена баржа и, отыскав там корабли противника, навязать бой, оттягивая их в море.

Мы вернулись назад и увидели, что катера охранения кружатся на месте, вылавливая что-то из воды. Боцман дал по ним длинную очередь из пулемета. Корабли противника сразу же бросили спасательные работы и кинулись к нам. Заговорили береговые батареи. Над катером с воем понеслись снаряды. Два прожектора схватили наш катер в перекрестье своих лучей. Пришлось бы туго, но в это время около Анапы раздался сильный взрыв. Столб огня взметнулся к небу. Это Николай Тарасов потопил вторую баржу. Прожекторы переметнули свои лучи в ту сторону. Туда же кинулись катера охранения. Пользуясь замешательством фашистов, мы вырвались из-под огня береговых батарей и ушли.

Через полчаса Анапский рейд с сутолокой и паникой, которую наделали два советских катера, остался далеко за кормой. Но долго еще мы наблюдали, как прожекторы сновали своими лучами по поверхности моря, и слышали орудийные выстрелы.

Войска противника под Новороссийском не получили в эту ночь подкрепления.

У наших кавказских берегов на коммуникациях ночами все чаще стали появляться фашистские торпедные катера и подводные лодки. Они пытались нападать на советские корабли и базы.

Однажды ночью несколько вражеских катеров подошли к порту Туапсе. Увидев силуэты кораблей, гитлеровцы с большой дистанции выпустили торпеды. Но фашисты побоялись подойти ближе, и поэтому торпеды попали не в корабли, стоявшие в бухте, а в стенки молов и прибрежные камни.

Наблюдая взрывы торпед, фашисты радировали в базу о "потоплении" больших советских кораблей. Потом, когда в 1944 году мы пришли в Ялту, жители рассказывали, как фашистское командование торжественно встречало свои катера, вернувшиеся из этого похода, как вручали командирам "железные кресты" за мнимую победу.

После этого эпизода наше командование решило нанести ответные удары по базам противника.

Ночью два торпедных катера лейтенантов Турина и Чепика под общим командованием Кочиева внезапно появились у входа в Ялтинскую бухту. Когда они вошли в полосу, где густела прибрежная дымка, Кочиев заметил шедшие к мысу Ай-Тодор два сторожевика противника.

Коста еще в базе весь день просидел над картой, анализируя возможные варианты атаки и отражения их фашистами. Слушая его доклад, адмирал сказал:

- Вы, Кочиев, словно не нападать на Ялту собираетесь, а защищать ее от своей же атаки. Кочиев улыбнулся:

- Надо предусмотреть все возможные "сюрпризы" противника, товарищ адмирал.

Поэтому, когда фашистские сторожевые корабли дали опознавательные, Кочиев, ждавший этого, скомандовал:

- Дать ответ: тире, две точки, тире, точка, тире!

Боцман удивленно взглянул на командира: "ДК? Что за сигнал такой?" Но подумав, что старший лейтенант, наверное, знает пароль, не задерживаясь, передал его.

У противника здесь было большое движение, поэтому фашисты в утреннем тумане не рассмотрели как следует ответного сигнала и приняли наши катера за свои, возвращавшиеся с дозора.

И вот, пока катера противника скрывались за мыс Ай-Тодор, наши товарищи продолжали идти к выходу в порт.

Коста весело рассмеялся, заметив недоумение лейтенанта Чепика, на катере которого он шел.

- Я обозвал этого остолопа дураком. Что он, в самом деле? Не сумел в полумиле от себя опознать чужие катера! Но так как полностью передавать долго, я продиктовал первую и последнюю буквы слова "дурак".

На береговых постах фашисты тоже не встревожились, увидев, что катера со сторожевиками обменялись позывными и разошлись. Значит, порядок! Даже на маяке, стоявшем на конце мола, не обратили никакого внимания на приближавшиеся катера.

А Кочиев тем временем уверенно шел к цели.

"Раз не трогают, - думал он, - значит, считают за своих. А раз считают за своих, надо подойти поближе".

- Впереди, прямо по носу, вижу боны! - доложил боцман Меняйло.

Вход в порт был закрыт тяжелыми стальными сетями, подвешенными на круглых металлических шарах-буях. Один конец троса, соединяющего буи, был закреплен в стенке гранитной набережной, а другой - на корме большой самоходной баржи, ошвартованной у головы мола. Баржа открывала боны и в то же время служила складом боеприпасов.

Внутри бухты, вдоль высокого каменного мола, стояли друг за другом малые подводные лодки и торпедные катера. Но как их достать из-за заграждения?

Кочиев сам встал к штурвалу и подал команду;

- Правый аппарат, товсь! И через несколько секунд:

- Пли!

Плюхнувшись в воду, торпеда устремилась в центр баржи, закрывавшей вход в порт.

С берега замигали сигнальные фонари, запрашивая опознавательные. Взлетели разноцветные ракеты. На молу засуетились, забегали часовые и матросы с катеров и подводных лодок.

Но в это время раздался двойной взрыв: сначала нашей торпеды, а затем начиненной боеприпасами баржи. Обломки полетели на набережную, в окна и стены домов.

Загремели первые залпы береговых батарей.

Стальные сети, осев на дно, стянули в одну сторону боны. В образовавшуюся в заграждении брешь ринулись в атаку наши катера. Раздалось еще несколько взрывов. Порт окутался пылью и дымом. Во взбаламученной воде бухты плавали обломки, остатки фашистских катеров. У причала тонула расколотая надвое подводная лодка.

Вокруг уходивших советских катеров поднимались столбы воды от разрывов снарядов. Прямое попадание вывело из строя моторы катера лейтенанта Турина, в трюм стала поступать вода. Но моряки не растерялись. В один миг подвели пластырь, поставили щиты, вбили распорки. Два матроса встали к помпам на откачку воды. Командир отделения мотористов старшина 2-й статьи Комаров и моторист Пихтелев, не обращая внимания на кровь, струившуюся из ран, быстро осмотрели моторы. Убедившись, что один из них имел незначительные повреждения, приступили к их ликвидации и через две - три минуты мотор заработал. Катер малым ходом стал отходить в море.

Лейтенант Чепик под бешеным огнем противника закрыл дымовой завесой подбитый катер и взял его на буксир.

Впоследствии, после освобождения Ялты, местные рыбаки - очевидцы дерзкого налета наших катеров под командованием Кочиева, подробно рассказали, что происходило в тот момент в ялтинском порту и в городе.

...Как только у входа в порт взорвалась торпеда, выпущенная с одного из советских катеров, гитлеровцы подняли тревогу. Началась беспорядочная стрельба. По катерам откуда-то открыли огонь из тяжелых пушек. Но фашистские артиллеристы стреляли неточно, и их снаряды летели не в бухту, а рвались на набережной, в районе рыбозавода, Морского вокзала и даже на базарной площади, где в это время скопилось большое количество войск и техники, только что прибывших из Румынии.

Фашистов, попавших под огонь своих же орудий, охватила паника. Машины стали поспешно выбираться на Симферопольское шоссе, сталкивались, переворачивались, образовали пробку. Солдаты, позабыв о всяком порядке, бросились бежать в Ущельное, прятались в развалины домов, как тараканы в щели. А в довершение всего с советских катеров вдруг с шумом полетели огненные стрелы. От их разрывов все начинало гореть, превращалось в пепел. И тогда среди обезумевших фашистов раздался вопль:

- "Катюша"!.. "Катюша"!..

Мы - ялтинцы, находившиеся в оккупации, впервые видели, как действуют советские реактивные снаряды, и не могли скрыть свою радость за успех смелого налета наших черноморских торпедных катеров.