Видимость - ноль

Тут он заметил, что пеленг, который непрерывно сообщал акустик, незначительно, но все время менялся. В минуту высшего напряжения Карл начинал говорить сам с собой вслух. От этого рулевой, которому было положено репетировать команды вниз, на центральный пост, был в очень трудном положения: попробуй-ка разберись, где кончаются командирские мысли и где начинается приказ.

- Ага, ты мне помогаешь! - почти кричал Карл, поняв, что транспорт уходит противолодочным зигзагом. - Значит, не спешишь, не бежишь сломя голову, петляешь как заяц. Тем лучше. Я пойду прямо.

Рулевой понял последнее слово как приказ и старательно вел лодку, не позволяя ей отклониться даже на долю градуса.

- Теперь ждать разрыва между снежными зарядами. Не может же снег сыпать непрерывно, до самых льдов. Не может быть такого невезения. Пусть даже носом уткнусь в его винт - идти самым полным.

Рулевой уловил командные слова и передал на центральный пост:

- Самый полный, - хотя лодка и так выжимала все, что могла.

В перископ ничего не было видно, кроме близких брызг и хлопьев снега, но Карл не отрывал от визира глаз, выжидая разрыва в снежном заряде. Прошел час, потом еще один час погони.

Акустик докладывал, что транспорт где-то совсем близко, кабельтовых в трех- четырех, что он слышит не только шум винтов и стук машины, но даже какие-то другие звуки из недр парохода. Необходим был разрыв в снежной пелене, короткий, минут на пять.

Карл страшно устал. Глаз выл, но он не смел отстраняться от визира.

"Ванцетти". 10 часов 25 минут

По тревоге на крыльях мостика и в кормовой части ботдека появились серые, лоснящиеся, похожие на нерп фигуры. Американские спасательные костюмы делали всех друг на друга похожими. Лишь капитан пренебрег спасательным средством. Он оставался в теплой куртке на "молниях", в шикарных унтах и, казалось, с полным безразличием ко всему, дымил трубкой. Табак выгорал, но он снова ее набивал, раскуривая. Кроме команд рулевому - отвернуть то вправо, то влево, ни слова.

Одна из "нерп" лязгнула затвором крупнокалиберного пулемета "браунинг" и понесла на все "этажи" заевшую технику. От противоположного борта на помощь метнулась другая "нерпа".

Капитан напрягся: "Ничего себе боеготовность".

"Близнецы" повозились у пулемета, потом раздался смачный шлепок резиновой ладонью и возглас:

- Не дрейфь, порядок!

Пришедший на помощь пулеметчику обернулся, и капитан узнал круглое, краснощекое лицо. Главстаршина улыбнулся широко, словно сейчас не боевая тревога, а учения, сказал:

- Это у него с переляку. Пулемет в порядке. x x x

В жаркой преисподней парохода нужно было держать ход, держать пар на марке. Было знойно, как в тропиках, и поэтому никто даже не подумал облачиться в спасательные костюмы. Там знали: в случае удара торпеды им погибать первыми, вряд ли успеть наверх даже тем, кто останется в живых. Кочегары вообще раздеты до пояса. Черные от угольной пыли, лоснящиеся их тела мелькали у раскаленных зевов топок, куда они в темпе, какого еще не задавали себе с начала рейса, швыряли уголь. К ним подключились машинисты. Работа шла в шесть лопат.

По тревоге судовому медику положено было развернуть перевязочный пункт в столовой экипажа. Клава метнулась в изолятор, открыла узкий шкаф. Там, растопырив лапы, висел ее резиновый костюм с галетами и шоколадом во внутренних карманах. Решила его не надевать: "Как же я потом натяну на эту штуку белый халат, как буду работать?". О том, что в случае беды может просто не успеть натянуть на себя спасательный костюм, не подумала.

Она старательно застелила столы одеялами, поверх положила белые простыни и подушки. Отдельный стол выделила для медикаментов. Когда все было подготовлено, села у иллюминатора и стала смотреть, как в воздухе вьются снежинки. Делать пока было нечего.

Капитан, нахохлившись, непрерывно дымя трубкой, сидел в рубке на табурете. Он расположился так, чтобы видеть счетчик лага. Сейчас он показывал восемь миль в час. По звукам, доносившимся снизу, по дрожи палубы Веронд чувствовал, каких усилий стоило пароходу выдерживать эту скорость.

"Продержись еще пару часов, родной, и все мы будем спасены". Правда, надолго ли? Лодка, уперевшись в ледяную шугу, сообщит координаты берегу, и как только улучшится погода - жди авиацию.

Веронд взглянул на хронометр. Прошло уже два часа игры в прятки. Он знал скорости немецких подводных лодок, знал, что они оснащены чуткой аппаратурой, а у него только зрение. Но, несмотря на все это, пытался успокоиться, стал думать, что все, может быть, образуется.

Веронд вышел на ботдек. Метель такая, что даже шлюпка, всего в трех метрах, едва просматривается. Между шлюпкой и вентилятором кто-то сидел, скрючившись от холода. Через несколько метров еще один промерзший матрос "голосовая связь" с кормой. Осторожно пошел дальше по скользкой, покрытой сугробами палубе. У кормовой части ботдека, закрывшись брезентом, коротал время расчет еще одного пулемета. Оттуда тянуло запахом махорки. Веронд подумал, что на полуюте ребятам вроде бы полегче: ветер не так задувает.

Борт лодки. 15 часов 45 минут

Русский транспорт открылся вдруг. Он оказался так близко, что высокая корма закрыла весь визир. Видны были пятна ржавчины, наросты льда и название "Ванцетти". Для торпедного залпа дистанция так мала, что становилась опасной для лодки: ударная волна могла наделать бед и здесь. Но сейчас важнее было не упустить удачнейший момент, и Карл махнул рукой:

- Второй торпедный - огонь!

Тут же раздался сигнал звонка, подтверждавший, что выстрел произведен.

- Торпеда идет, торпеда идет... торпеда идет...

Рядом с акустиком стоял радист с секундомером в руке. Ему надлежало заметить время от залпа до взрыва, чтобы вычислить точное расстояние до жертвы, и уже вторым залпом...

Транспорт, выполнявший противолодочный зигзаг вправо, вдруг вздрогнул и покатился влево.

- Торпеда продолжает идти, - пробубнил акустик.

Командир лодки чертыхнулся: никогда раньше не мазал даже с большей дистанции. Только теперь понял, в чем дело: скорость судна совершенно не соответствует справочнику Ллойда. Транспорт еле ползет, вот почему оказался неожиданно близко. Никакого упреждения давать не надо было. Стрелять прямо в упор. Пароход продолжал катиться влево, подставляя корму.

- Третий торпедный, огонь!

Снова монотонно бубнит акустик:

- Торпеда идет... торпеда идет... торпеда продолжает идти. Пеленг...

Снова мимо. Капитан русского парохода - счастливчик или опытнейший игрок в кошки-мышки. Карл вдруг представил, что этот тихоход, этот увалень уйдет целым, невредимым, и достанется тем двум лодкам, что крейсируют дальше на запад. Он не мог этого допустить, не мог упустить добычу, которая принадлежала ему по праву первого. Лодка тем временем еще больше сблизилась с транспортом. Теперь расстояние меньше трех кабельтовых. Он внимательнейшим образом рассматривал, что делается у русского на корме. Никакого движения, лишь с ботдека торчит дуло пулемета. Но это не опасно.

- Всплыть! Орудийную команду наверх. Пять снарядов... - отдал команду Карл.

Расстрелять пароход из пушки, в упор, по ватерлинии дело одной минуты.

Вслед за артиллеристами корветтен-капитан выскочил на мостик. Красный веер вспыхнул перед глазами. Это очередь трассирующих пуль ударила в основание рубки, отрикошетила вверх.

- Идиоты! Еще сопротивляются! - воскликнул Карл. - Но ничего, первым орудийным выстрелом смести пулемет, а потом по корпусу этого "Ванцетти".

Борт "Ванцеттти". 15 часов 45 минут

Снежный заряд кончился - Веронд увидел, как боцман, стоявший на баке, тычет ладонью в море, широко раскрыв рот в немом крике.

"Ванцетти" катился влево, подставляя борт торпеде. Боцман первым понял неотвратимую трагичность только что начатого противолодочного зигзага. Он хотел крикнуть: "Право, право руля!", но спазм сжал горло, перехватил дыхание.