Видимость - ноль

Рубка лодки медленно прошла всего в нескольких метрах от шлюпки, и боцман бросил туда гранату, забыв о том, что можно пострадать от своих же осколков. Одного из матросов действительно задел осколок, но заметил он это, когда все кончилось. А пока все трое продолжали исступленно выпускать очередь за очередью до полуразрушенной шлюпке, по тем, кто был еще жив и хватался коченеющими пальцами за доски, и по уже замерзшим, кого на плаву удерживали спасательные жилеты.

Раздался треск. Нос лодки врезался в плот, разметал его. Сорванное полотнище брезента зацепилось за леер, потянулось за лодкой, словно шлейф. И тут Карл увидел руки, вцепившиеся в край брезента; женские рука с длинными, тонкими белыми пальцами. А потом увидел лицо. Совсем близко... лицо девушки. Ее губы были плотно сжаты. Застывающие глаза глядели в упор из-под черных, почти сросшихся у переносья бровей. По воде, вслед за нею тянулись длинные змеи кос. Карл выхватил "Вальтер" и стал стрелять. Он выпустил всю обойму, загнал другую - и снова мимо, мимо, мимо. Наконец волны сорвали брезент. Лишь теперь Карл заметил, что он вхолостую продолжает щелкать курком.

У самого уха раздался оглушающий треск. Карл отпрыгнул в сторону, увидел перед собою искаженную гримасой бессмысленной ярости зеленоватую маску с остекленевшими глазами. Матрос медленно поворачивался вслед за удалявшейся шлюпкой, выпуская длинную очередь, и прошил бы командира, если бы тот не пригнулся и не завопил, перекрывая стрельбу:

- Отставить огонь!

Матросы повиновались и теперь молча смотрели на него безумными глазами моториста Пауля Рашке.

- Всем вниз, - несколько спокойнее скомандовал он.

Затем приказал развернуть лодку и снова прошел самым малым мимо остатков спасательного плотика мимо разбитой шлюпки, на которой удалось прочитать часть названия судна: "Кузнец...". Людей не было. Убедившись в этом, Карл спустился в лодку и скомандовал погружение, потому что его "ладья" снова стала обмерзать.

В центральном посту он снял реглан, отряхнул его, бросил на чьи-то услужливо протянутые руки. Прошел в крохотную каютку, которую любил называть кельей. Отодвинул ящичек тумбочки, вынул салфетку не первой свежести и бутылочку одеколона, отвернул крышку, щедро плеснул на салфетку, с наслаждением, неторопливо стал вытирать соль, стягивавшую и щипавшую кожу лица. Потом разложил салфетку на одеяле, чтобы скорее просохла, спрятал на место одеколон, расчесал пробор и вышел из своей кельи. Перешагивая через чьи-то ноги, двинулся было в сторону гальюна, но увидел нырнувшую туда спину, мысленно чертыхнулся и направился к штурману. Тот вел вахтенный журнал. Прочитал через плечо: "...Двумя торпедами, водоизмещение 6000 тонн", заметил:

- Не вижу точки в конце фразы.

- Я не окончил запись.

- О чем же вы еще намерены сообщить потомкам?

- Об успешном бое с остатками команды этого "Кузнеца".

- О каком бое? Мы дали лишь салют в честь нашей победы. Поставьте точку, штурман, и рассчитайте кратчайший курс в Тронхейм. Здесь нам делать больше нечего. Я пошел спать... x x x

Все так же аккуратно печатая шаг по торцовой мостовой, корветтен-капитан вернулся в порт. Под бетонным накатом в свете прожекторов происходила обычная кутерьма. На пирсе все еще высилась гора ящиков, мешков, пакетов, которые матросы поспешно перетаскивали в люк. Гора месячных припасов быстро исчезала в недрах его "ладьи".

22 декабря 1942 года U-553 выскользнула из-под бетонного козырька и двинулась вдоль отвесной стены фиорда. Вскоре вышли из своих нор U-100 и U-202 - вся стая. Ей предстояло патрулировать район в северо-западной части Баренцева моря. Карл - на правом фланге, в районе Медвежьего.

Отныне до возвращения в Тронхейм лодки не будут видеть друг друга. Только радиоуши станут внимательно следить за краткими шифрованными сигналами команд штаба. По сведениям, русские стали выпускать одиночные транспорты. Несколько прорвалось. Нужно было закрыть лазейку, вынюхать тропу, по которой они пробирались. Миновать Медвежий русские не могли. Карл рассчитывал выйти в зону милях в тридцати южнее острова. Севернее русские не пойдут, чтобы не попасть в зону видимости Медвежьего, ведь наверняка догадываются, что там НП. Забраться южнее этих тридцати миль тоже не рискнут - близко побережье Норвегии.

Траверс Медвежьего. 5 января 1943 года. 10.00

"Ванцетти" втягивался в горло Белого моря, когда на мостик взбежал стармех, пробасил глухо:

- В правую топку проникает вода. Ничего не можем поделать. Нам ведь все равно в Поной заходить за конвойным кораблем. Лучше там задержаться, чем...

- Сколько времени нужно на ремонт? - перебил его Веронд.

- Двое суток.

- Сутки, Николай, больше дать не могу.

- Рискнем за сутки, - обреченно вздохнул механик.

Прежде чем спуститься в машину, он отправился к судовому медику и попросил бинтов "сколько не жалко". Фельдшер Клава сидела в изоляторе и вязала носки.

Услышав просьбу "деда", она переполошилась, решила, что в машине случилось что- то серьезное, кто-то ранен, а старший механик хочет скрыть беду. Наверняка произошло какое-то нарушение техники безопасности.

- Никакого нарушения пока нет, но будет. Так что еще часа два можешь спокойно вязать варежки. А как станем в Поное, бери свою сумку с красным крестом и жми в машину.

Как только пришвартовались в Поное, Клава прихватила сумку со средствами первой помощи и отправилась в машину. Она никак не могла привыкнуть к трапам, ведущим в машинное отделение: крутым, скользким от масла бесчисленным ступеням. Каждый шаг - испытание. Она была еще на полпути к рифленым металлическим листам, которыми выложена палуба, когда услышала обрывок фразы старшего механика: "Будем работать по двое".

С лицами, обмотанными бинтами так, что оставались лишь щелочки для глаз, неловкие - на каждом - две пары ватников - старший механик и кочегар нырнули в жаркую тьму.

Клава присела к столику, раскрыла "Машинный журнал", прочла последнюю запись:

"Трещины в задней трубной доске. Течь трубок". Разложила все, что, по ее мнению, могло срочно пригодиться: мазь от ожогов, бинт, валериановые капли, нашатырный спирт. Надела белый халат и стала ждать.

Первая пара вывалилась быстро. Ватники тлели, бинты стали черными. Клава сунулась было к стармеху с валерьянкой, но тот лишь отмахнулся: погоди, мол, все еще только начинается. После недолгого совещания следующая пара нырнула в котел.

Работать начали в полночь. Потом в машинное отделение спустились кок и буфетчица с кастрюлей, чайником, посудой. Значит, наступило утро, время завтрака. К еде никто не прикоснулся. Все пришлось тащить снова вверх.

Потом Клава задремала и не заметила, как в котел забрался Зимин. Увидела его уже на полу. Сидит и, словно рыба, широко открытым ртом ловит воздух. Когда Клава сунулась было к нему с нашатырным спиртом, он возмущенно сказал, что все в порядке, и снова стал натягивать ватник.

Стрелки часов показывали двенадцать, когда стук в котле прекратился. Клава даже не сразу сообразила, что работа окончена.

- Ну и долго же вы, - сказала она и принялась собирать свое хозяйство, включая черные бинты, которые еще можно было отстирать: - Теперь по очереди идите ко мне на осмотр, а потом будете спать.

- Слушаюсь! - выжал стармех улыбку и, пошатываясь, двинулся к раструбу переговорной трубы. Подул в нее, тотчас послышался голос капитана:

- Ну как, много еще?

- Как будто залатали.

- Спасибо, Николай. Могу просить разрешение на выход?

- Можешь, Михаил.

На палубе курились сугробы сухого, мелкого снега. Команда авралила сгребала сугробы к бортам и проталкивала сквозь штормовые шпигаты. Аврал прервал тральщик. Семафором сообщил:

"Будем сниматься через час. Конвоирую до Grad{68}Min{35} Норд и Grad{41}Min{20} Ост. Далее следуйте самостоятельно".

Лишь теперь капитан назначил общее собрание экипажа с повесткой: "Задачи предстоящего рейса".