На службе народу

В нашем уезде, да и в губернии вообще, основная масса бойцов-добровольцев состояла из рабочих и бывших солдат. Вооружены они были довольно слабо, боевым опытом многие пока не обладали. Для подавления отдельных антисоветских мятежей и охраны порядка их сил хватало. Но когда началась гражданская война, стало ясно, что для победы над врагом страна нуждаетсяв большой регулярной армии. Одними добровольцами Советская власть не могла обойтись.

Правительство приняло решение об обязательной воинской повинности. 29 мая В ЦИК объявил призыв, а в июне началась мобилизация. Владимирская губерния была включена еще весной в Московский, а потом в Ярославский военный округ. Организация призыва, сбор оставшегося от старых гарнизонов военного имущества и его инвентаризация, сведение новобранцев в подразделения, вооружение, политическое просвещение и обучение их, подготовка и посылка донесений о ходе этой работы через губернский и окружной военкоматы в мобилизационный отдел Всероссийского главного штаба - вот чем занимались мы в июньские дни.

Сначала не обошлось без путаницы. Так, одно время от нас требовали сведений сразу московский и ярославский окружвоенкомы - Иозефович и Ливенцев. Энергичную деятельность развернул губернский военный комиссар М. С. Лешко. Ныне генерал в отставке, Михаил Степанович тоже тогда начинал свою службу на военном поприще. Мы поддерживали с ним повседневный контакт по всем вопросам.

Наш военкомат старался в первую очередь направить в строй бывших солдат, чтобы ускорить обучение добровольцев. Однако солдат не хватало. Пришлось призывать и не служивших в армии.

Из ряда деревень зажиточные крестьяне, особенно кулацкие сынки, убегали в леса. Они откапывали зарытые ими в потайные места винтовки, карабины и наганы и создавали банды. Военкомат устраивал облавы, высылал патрули. Особенно активно и отважно действовали при ликвидации банд командир нашего боевого отряда В. С. Успенский и начальник уездной милиции В. И. Истратов.

Каждый день наша "Судогодская заря", губернские и центральные газеты сообщали тревожные известия. У меня до сих пор как бы маячат перед глазами фасады домов и заборов, облепленные листками с майскими, июньскими, июльскими чрезвычайными сообщениями. Судогодский уком РКП (б) как раз обсуждал на своем заседании положение в Москве в связи с эсеровским восстанием, когда телеграф принес весть о контрреволюционном мятеже в Муроме. События в Муроме явились лишь эпизодом в длинной цепи антисоветских восстаний, намеченных тогда эсерами в сговоре с белогвардейцами.

Как известно, весной 1918 года монархическое офицерство, бежавшее на Дон, создало "добровольческую" армию. Она двинулась на Кубань, где ею руководил Корнилов, а когда его убили, во главе ее стал Деникин. В то же время начала формироваться так называемая северная "добровольческая" армия, одним из лидеров которой выступил Борис Савинков. Этот эсер после Октябрьской революции развернул бешеную деятельность против Советской власти. В городах Поволжья и Прикамья белогвардейцы и савинковцы сплотились в так называемый Восточный отряд под командованием бывшего полковника Сахарова и члена контрреволюционного "Союза защиты родины и свободы" Григорьева. Эти лица надеялись свергнуть в Поволжье власть трудящихся и сомкнуться с самарским Комучем. Наиболее известен из числа развязанных ими антисоветских восстаний мятеж в Ярославле. Но для Владимирской губернии муромская трагедия, в масштабах всей страны казавшаяся малозаметной, была чрезвычайно болезненной.

События в городе развертывались так. В ночь на 9 июля вооруженные белогвардейские заговорщики, заранее наметившие план действий во время тайного совещания на окских островах, напали на Муромский Совет, милицию и гарнизон. Застигнутые врасплох, красноармейцы и милиционеры не сумели оказать сопротивление, были арестованы и заключены в тюрьму, а несколько коммунистов убито. Отстреливавшаяся до утра группа советских служащих отступила к Селиванове. Днем мятежники объявили запись населения в белую гвардию и созвали с демагогической целью митинги. На улицах были расклеены листовки за подписью генерала Алексеева с фальшивыми сообщениями о торжестве антисоветских восстаний в Нижнем Новгороде, Касимове и Елатьме.

Сахаровские курьеры поскакали в окрестные деревни собирать разрозненные кулацкие шайки, но успеха не добились. Да и в самом Муроме власть мятежников была непрочной. Так, они не сумели установить свой контроль над паровозоремонтным заводом, рабочие которого попросту не подпустили белогвардейцев к заводским воротам. На подавление мятежа уже на следующий день двинулись отряды с нескольких направлений: из Владимира, Судогды, Меленков, Выксы, Кулебак, Гуся и Коврова. Самым крупным был Владимирский отряд, состоявший из 250 бойцов. Политическим комиссаром этого отряда партийная организация послала известного муромского большевика Тагунова. Вскоре Муром был взят в полукольцо. Группа бойцов, посланная из Москвы, владимирцы и гусевцы атаковали белогвардейцев со стороны Курловского, судогодцы и ковровцы - со стороны Горбатки, остальные - с юга. Враг не оказал сколько-нибудь организованного сопротивления. Во всяком случае, я не помню, чтобы у меня над головой просвистела хоть одна пуля. Митинг в Муроме, созванный после освобождения города, прошел с успехом. Подавляющая часть присутствовавших приветствовала Советскую власть.

Нашему отряду, участвовавшему в подавлении мятежа, так и не довелось отдохнуть. Едва успели мы возвратиться, как военкомат получил указание о формировании группы бойцов и включении ее во Владимирский отряд, выступавший на Восточный фронт. Командиром объединенного отряда стал бывший царский офицер Говорков, перешедший на сторону Советской власти еще в 1917 году. Меня назначили к нему комиссаром. Наш отряд вошел в 227-й Владимирский полк, которым командовал бывший унтер-офицер Кузнецов. Партийный комитет полка возглавлял коммунист Наумов, а политкомиссаром (или, кажется, заместителем комиссара) была ковровская работница Настя Корунова. Через Тешу, Арзамас, Сергач и Шумерлю мы двинулись на Канаш, за которым впервые столкнулись с белочехами. Оттуда наш полк был переброшен к Свияжску, несколько севернее. Там мы вошли в состав Левобережной группы 5-й армии, получившей задание очистить местность от противника вплоть до реки Казанки. Входило в группу около 2 тысяч пехотинцев и человек 250 конников с девятью орудиями и одним бронепоездом.

Беженцы из Казани рассказывали, что ворвавшиеся в город белогвардейцы, так называемая "народная армия", расстреливали попавших им в руки коммунистов, матросов и рабочих. Следовало торопиться. С северо-востока на Казань наступала под командованием В. М. Аэина Арская группа 2-й армии. Это облегчило действия нашей, 5-й армии, и командарм П. А. Славен отдал приказ перейти в наступление. Белые решили опередить нас и двинули вперед группу генерала Пепеляева. Ее костяк составляли офицерские батальоны. С ними-то и довелось нам сразиться.

В 5-ю армию вошли различные красноармейские отряды, как местные, отступившие от Казани, так и направленные сюда из многих областей. Особенно много было пролетарских и коммунистических подразделений, посланных на Восточный фронт по партийной мобилизации. Я встречал под Казанью тверичей и петроградцев, москвичей и туляков, нижегородцев и ярославцев. Позднее тот же метод комплектования был применен и в других армиях.

По Волге плавали направленные сюда с Балтики три миноносца, а также несколько вооруженных барж. При их артиллерийской поддержке наша Левобережная группа, которой руководил сначала Я. А. Юдин (вскоре геройски погибший), решительным ударом отбросила врага к самой Казани. Однако закрепиться мы не успели, и противник внезапной контратакой восстановил прежнее положение, угрожая оттеснить нас в глухие леса, а затем в тыл нашей Правобережной группы бросил офицерскую бригаду Каппеля. Из Казани поток беженцев не прекращался. От них мы узнали о продолжении казанской трагедии. Тамошние рабочие в начале сентября подняли восстание, но оно было подавлено. Последовали новые зверства со стороны белогвардейцев.