На службе народу

20-тысячная 9-я армия, состоявшая из трех дивизий, растянулась на 200 километров по фронту. В тылу этой армии, нависшей с востока над Ростовом, вспыхнул, как я уже упомянул, казачий мятеж. Вешенские, казанские, мигулинские, еланские и усть-хоперские станичники; спровоцированные врагами Советской власти, взялись за оружие. Их поддержали казаки хуторов Наполова, Астахова, Шумилина, Солонки. 9-й армии наряду с 8-й пришлось выделить значительную часть сил на подавление мятежа в собственном тылу. Подкрепления прислали также другие фронты и Москва. 30-тысячная группа восставших была взята в кольцо, но не сломлена.

А 6 мая Деникин перешел в наступление: "Добровольческая" армия генерала Май-Маевского двинулась через Донбасс на Украину; Кавказская армия генерала Врангеля - через Сальские степи на Царицын; Донская армия генерала Сидорина нанесла удар по нашей 9-й армии двумя кавалерийскими корпусами в стык между 16-й и 23-й дивизиями и 25 мая прорвала фронт. Сделать это было не так уж '''РУДНО, если принять во внимание, что 15 тысяч штыков и сабель, подчинявшихся к тому времени командарму-9, были разбросаны отдельными группами от станицы Константиневской до Каменской. Приказ Реввоенсовета республики о переходе Южного фронта к обороне запоздал. Вскоре 3-й донской казачий корпус, потеснивший нашего соседа справа, 8-ю армию, вышел в район Миллерово, группа же войск генерала Секретева через станицы Тацинскую, Милютинскую, Боковскую рвалась на выручку к казакам Вешенской и 7 июня соединилась с мятежниками.

Еще по дороге в самую дальнюю, действовавшую на крайнем левом фланге армии 14-ю дивизию, куда меня назначили, я встретился с командирами и бойцами нескольких других дивизий и познакомился с ними. У большинства из них настроение было боевым, но кое-кто, особенно из 23-й дивизии, держался иначе. Как мне показалось, это было связано с перемещением бывшего комдива-23 Ф. К. Миронова, который в то время где-то возле Саранска сколачивал красный казачий корпус из перебрасываемых туда отрядов хоперской бедноты. Старые товарищи с нетерпением ждали прибытия Миронова, который, по их словам, должен был "навести порядок" на Дону. В чем же этот "порядок" заключался?

Как я узнал, Миронов, по взглядам типичный середняк, находился раньше под влиянием эсеров и еще не обрел твердого большевистского мировоззрения. Лично честный, он колебался, как колебалась порой часть середняков. Провозглашенный в марте 1919 года VIII съездом партии курс на прочный союз с середняком пока лишь начинал претворяться в жизнь. Когда он укрепится, перестанут колебаться такие, как Миронов, прекратится болтовня о "расказачивании" и сам собой затухнет вешенский мятеж. Такое мнение я услышал от некоторых работников политотдела армии. Возможно, думал я, но значит ли это, что мы должны ждать у моря погоды и не ликвидировать быстрее антисоветское восстание?

Гражданская война продолжала давать уроки классовой борьбы. Но она учила не только в политическом, а и в чисто военном плане. Я убедился в этом, как только начал работать помощником начальника штаба 14-й дивизии, непосредственно подчиняясь начдиву Степиню, комиссару Рожкову и начштаба Киселеву.

История этого соединения вкратце такова. Летом 1918 года была создана московская Особая бригада из рабочих полков Красной Пресни и Замоскворечья. Ее послали на Южный фронт, а осенью преобразовали в 14-ю стрелковую дивизию. При этом Особая бригада стала называться 2-й, а 1-ю и 3-ю бригады сколотили из различных добровольческих отрядов. В январе 1919 года командование дивизией принял молодой латыш-большевик, бывший офицер Александр Карлович Степинь (у нас его называли по-русски: Степин). Под его командованием соединение прошло большой боевой путь. К моему приезду Степинь отнесся с интересом. Он долго расспрашивал меня о прошлой работе, об обучении в академии и характере занятий, о профессорах, многие из которых были знакомы ему по совместной службе в старой армии. Начальник же штаба без всяких околичностей сунул мне карту в руки и сказал: "Ваша задача - вести ее, наносить положение войск наших и противника и немедленно отмечать все изменения". На этом введение меня в курс дела закончилось, и в дальнейшем я общался с Киселевым сравнительно мало. Можно было подумать, что он заранее поставил крест на ценности сведений, которые я добывал. Не предвидел ли он, что молодой штабной работник не будет ему полезен?

А на мой взгляд, я действительно вначале приносил мало пользы. Установил я это в первые же дни. Соберу свежие данные, нанесу на карту, тем временем пройдет несколько часов. Начинаю затем проверять информацию, так как на слово в таком деле тоже верить нельзя (ведь от этого зависит своевременность боевых распоряжений и успех боя в целом). Проверю - ничего похожего. Возможно, четыре часа назад обстановка была именно такой, но мы непрерывно отступали, причем довольно быстро. Все уже успело перемениться. Радио тогда у нас, конечно, отсутствовало, телеграфом в степи не воспользуешься, а телефонную связь не успевали развернуть. Пока размотаешь катушку с проводами, линия фронта уже сместилась - сматывай назад. Связисты так и делали, причем побросали значительную часть своего имущества, ссылаясь на казачьи налеты и быстроту отхода. Как же установить расположение войск? Связных в моем распоряжении не было. А если бы и были, то все равно на 30-километровые рейды в оба конца расположения частей нашей дивизии уходило бы столько времени, что картина успевала бы стать другой. Вот если бы я сам мог собирать информацию в войсках. Но для этого нужно бывать там, а я сижу на месте, прикованный к штабу.

Прошла неделя. Моя неудовлетворенность своим положением росла час от часу, и я стал думать, как поставить этот вопрос перед Киселевым. Обстоятельства сами помогли. Как-то Степинь с адъютантами и ординарцами готовился к выезду в бригады. Увидев меня, начдив спросил, как идут дела.

- Неважно! Я не справляюсь с канцелярской работой, да и толку от нее при такой постановке дела не вижу. Штаб опаздывает с регистрацией изменений. Поэтому в жизни обстановка одна, а на карте другая.

- А вы умеете сидеть на лошади?

- Умею. И вообще люблю лошадей.

- Ну, так вот тебе кобыла, - перешел начдив сразу на "ты" (на "вы" он обращался подчеркнуто вежливо к штабным работникам, предпочитавшим седлу стул), - поступай в мое распоряжение, скачи в войска и узнавай, что нужно.

Я поблагодарил за лошадь, тут же оседлал ее и отправился в бригады. Дело сразу изменилось. Приеду, узнаю. что произошло, и нанесу на карту. Киселев стал прислушиваться к моим сведениям.

- А откуда вы это взяли? - спрашивал он вначале.

- Сам видел, - говорю.

Не знаю, проверял ли он меня на первых порах после этого, но картой, которую я готовил, теперь он пользовался часто. Степинь тоже приглядывался к тому, что я делаю. Убедившись, что работа пошла, он поручил мне следить за 1-й стрелковой бригадой, в состав которой входили, в частности, подразделения интернационалистов. В дальнейшем я временно исполнял обязанности начальника штаба этой бригады.

Между тем наше отступление на северо-восток, в направлении реки Бузулук, продолжалось. Шло оно неорганизованно. Не только теория, совсем недавно преподававшаяся мне в академии, но и простой здравый смысл подсказывал, как надо поступать. Раз весь фронт, включая наших соседей - 8-ю и 10-ю армии, отступает и сразу наладить оборону нельзя, следует выставить в арьергарде прочные заслоны и поставить перед ними задачу любым способом на выгодных рубежах задержать противника. Тем временем отвести главные силы, собрать их в кулак и занять новый оборонительный рубеж. А у нас все шло не так. 14-й дивизии и без того было труднее всех, так как она отходила на север не по прямой, а через Цимлянскую, Нижне-Чирскую, Обливскую, Клетскую и Усть-Медведицкую станицы на Серебряково, описывая огромную дугу вдоль восточной излучины Дона. Вслед нам летели угрозы, а порой слышалась стрельба в спину.

Местные богатей с нетерпением ждали "своих". Особенно трудно приходилось интернационалистам. Вражеская агитация неустанно подчеркивала, что донцы "спасают родину от недругов России". Авиация белых сбрасывала над отходящими красными войсками листовки, в которых говорилось о "гибели Советов". Порой попадались даже фальшивые экземпляры газеты "Правда", отпечатанные деникинской контрразведкой где-то в белогвардейском тылу. В них содержались выдуманные сводки с разных фронтов, из которых явствовало, что Красной Армии будто бы наступает конец.