Четыре времени года
Четыре времени года читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Я знаю одно. Отец абсолютно честный человек. Он никогда не отдаст игру. Он может ругаться, ругаться страшно, потому что не терпит халтуры. Утвердилось, что у Тарасова тяжелый характер. Насколько он тяжелый, знаем только мы, и прежде всего мама. Для остальных отец был только требовательным и справедливым, так как ничего не устраивал для себя, а заботился лишь о спорте и о команде.
В 1972 году в Саппоро я была на первой своей Олимпиаде как тренер, а отец, как позже выяснилось, на последней. Мы почти с ним там не встречались, хотя я бегала на матчй, но к нему не заходила. Я и сама не люблю, когда меня отвлекают во время турнира, потому что не должно распыляться внимание тренера в дни соревнований. Хоккейная сборная СССР в Саппоро победила, считали, что в Москве его ожидают награды, но наград не дали, а в следующем сезоне он попрощался с командой. Я до сих пор не могу понять, почему это произошло, и когда вспоминаю, как отец уходил из хоккея, начинаю плакать. Он не доработал. Для себя он, может быть, даже и перетрудился, но для хоккея не доработал. Как могло такое случиться? Ему было пятьдесят четыре года, а по духу двадцать пять. Отец тяжело переживал свою отставку. В тот год родители купили дачу, чтобы отец мог заняться чем-то другим. Но он не успокоился. В прошлом году ездил читать лекцию в Китайскую Народную Республику, в Корейскую Народно-Демократическую Республику, снялся в учебном фильме, который делали в Финляндии. Я видела, с каким вниманием его слушали канадские тренеры и долго не отпускали после четырехчасовой лекции. Я радуюсь за него, когда он входит в зал во время матча — уже не тренер сборной, не тренер ЦСКА, а зритель, — и зал аплодирует ему. Он заслужил эти аплодисменты.
Раньше, когда отец тренировал, мы ходили на хоккей. Мама не пропускала ни одного его матча в Москве. Теперь уже не ходим. Возвращались домой вместе с папой. И если матч удался, не передать словами, с каким настроением мы его ждали у служебного входа! А если проигран — у нас словно похороны. И так в неделю два раза.
В момент возвращения отца, как и раньше, наш дом затихает. К этому привыкли. У нас в семье я как тренер, со всеми моими чемпионами, не имею, конечно, того веса, как отец. Да это и понятно. Он Эверест среди тренеров, и сравниться с ним мало кому дано.
Когда прежде он приезжал со сборов или соревнований, все в доме сразу подчинялось только ему, его настроению, его желаниям. Дома он бывал не часто, и каждый старался сделать ему что-нибудь приятное. Готовили его любимое пюре, впрочем, он и сам часто возился с едой и, когда бывал дома, обычно кормил нас с Галкой перед отправкой в школу. И если даже он ставил на стол не любимое нами блюдо, все равно это съедалось без звука до конца.
Два раза я видела, как отец плакал.
Первый: когда мы перевернулись на машине. Ехали с юга. Помню, как рассыпались по шоссе помидоры. Машина выскочила на кусок дороги, залитый маслом, отец ее удержать не смог. Мне было семь лет. Я спала на заднем сиденье, поэтому и влетела головой в дверную ручку. Больше никто не пострадал. Я очнулась не сразу, сотрясение мозга получила тяжелое, голова вся была залита кровью, платье тоже, а отец лежал на переднем сиденье и рыдал.
Второй: после того знаменитого матча ЦСКА — «Спартак» на чемпионате страны 1969 года, где он показывал на секундомер, объяснял, что период уже закончился, его не слушали. Он отказался выводить команду доигрывать встречу, и через день с него сняли звание заслуженного тренера. Он сидел дома один, я вошла случайно, отец плакал. Это было очень тяжелое время. Помочь отцу мы ничем не могли. Сильным людям вообще трудно помочь.
Мне кажется, все свои способности он развил в себе сам. Но не на пустом месте, основы их заложила его мать, Екатерина Харитоновна. Моя бабушка была удивительно талантливым человеком, она хорошо шила, вязала, готовила. Без единой ошибки и очень интересно писала. Бывают золотые руки, так бабушка полностью относилась к этой категории людей. Без всякого образования, она в любом деле, за которое бралась, достигала многого. Этот талант всегда добиваться успеха бабушка и передала отцу. Но то, чего он достиг, он достиг в равной степени талантом и трудом. Мне пришлось легче-— отец дал много советов. Главный — не начинать тренировку без заранее написанного плана и записывать для себя абсолютно все, что может пригодиться в тренерской работе.
Напомню, что на каждую встречу в любом турнире отец выходил, как на последнюю. Потом он учил меня: «Каждое соревнование — финальное. Ошибки надо исправлять в тот же день, откладывать на завтра нельзя. День должен быть использован для работы максимально. Никогда не стесняйся учиться. Учиться у других тренеров, учиться у спортсменов. Каждый день должен приносить новые знания — тогда тренировка не будет утомительной ни для спортсмена, ни для тебя. И каждый день твои ученики должны быть лучше, чем были вчера. Это и есть творческий процесс у тренера — все выше и выше».
На тренировку он ко мне пришел всего один раз, я тогда работала с Родниной. Увидев, что я вышла на лед без коньков, он молча отсидел всю тренировку и, не прощаясь, ушел. Я долго не знала, как к нему подступиться. Он со мной разговаривать вообще не хотел. И он был прав. Потому что коньки — это наш инструмент.
Советы отца помогли мне, как ни странно, больше всего тогда, когда я уже считала себя опытным тренером. И если мне по наследству достался еще и железный отцовский характер, то это проявилось в одну из самых критических минут моей жизни — во время зимней Олимпиады 1980 года.
Лейк-Плэсид: последняя олимпиада Родниной
До Лейк-Плэсида мы две недели тренировались в маленьком городке под Бостоном. Тренировались немного, я не хотела, чтобы Роднина и Зайцев перекатались, главная цель заключалась в успешной акклиматизации. И хотя все задачи, которые ставились на занятиях, сводились к тому, чтобы не допускать срывов в элементах, даже малейших — и больше ничего,— тренировки проходили все же нервно, Ира с Сашей казались немного зажатыми. Они не любили, когда на тренировках появляются зрители, а тут публики собиралось немало. У входа в зал постоянно торчали эмоциональные американские болельщики, которые к тому же все время ходили с какими-то плакатами. Но поскольку, как выяснилось, плакаты были вполне безобидные, мы решили публику в зал пустить, чтобы как-то отрегулировать с нею отношения, чтобы снять волнующий их и местных журналистов вопрос, кто сильнее: Бабилония— Гарднер, чемпионы мира 1979 года, или Роднина — Зайцев? Этот маленький городок, по-моему, весь перебывал на наших тренировках, и если там когда-нибудь вырастет чемпион, то это будет заслугой не американской, а советской школы фигурного катания. Мне кажется, хозяева тех двух катков, где тренировалась советская олимпийская сборная, продавали какие-то билеты. Мы подобного условия им не ставили, но вряд ли они сами могли пропустить такой ажиотаж. В субботу и воскресенье трибуны ломились. Зрители ходили к нам в гости, то есть сидели с утра до ночи в холле и в баре нашего отеля, многие приносили с собой подарки. Но тренировки, несмотря на то, что зрители хлопали любому элементу, уже не могли проходить спокойно. Пресса взахлеб писала о Бабилонии, о том, как она развенчает «непобедимую» Роднину, хотя три месяца назад на показательных выступлениях а Японии специалисты отметили полное преимущество советской пары.
В Японии гоже было не все гладко. Устроители заявили, что выступление Родниной — Зайцева последними в программе у них под вопросом, так как здесь чемпионы мира. Роднину это вывело из себя, мы с Еленой Анатольевной Чайковской просидели с японцами всю ночь, объясняя, что десять лет выступлением Родниной завершались любые международные соревнования и что пока ее еще никто не победил. Роднина — двукратная олимпийская чемпионка, и если наше требование устроители не удовлетворят, то японские зрители вряд ли увидят самую знаменитую фигуристку последнего времени. Короче, мы их убедили.