Гюнтер Грасс

Вот и в новелле, помеченной 1999 годом, он намерен отпраздновать сто третий год рождения любимой «мамули», на что она реагирует весьма благодушно: «Ну пусть, если ему так хочется. Он уже и сам разменял восьмой десяток и уже давно сделал себе имя. Но никак не может бросить свои истории». Когда дочь попыталась возразить против идеи возрождения матери, та сказала: «Да будет тебе… Не то он и похлеще что-нибудь придумает».

Так что дочь не стала сопротивляться и собирается приехать на юбилей матери. А та рада, что на подходе двухтысячный год, и полна любопытства и надежд. «Если только опять не начнется война».

Получается, что не только советские граждане всё время приговаривали: «Лишь бы не было войны», — но и немецкие старушки, которым их сыновья — если они способны на это — так замечательно продлевают жизнь, озабочены тем же самым. Надо полагать, не только старушки…

По своему духу и стилистике эта новелла примыкает к мемуарной книге Гюнтера Грасса «Фотокамера. Истории из темной комнаты» (2008, перевод Б. Хлебникова), которая является частью общего цикла воспоминаний, начатого «Луковицей памяти».

Здесь рассказывает не столько он, Грасс, сколько его дети. Впрочем, за детьми стоит отец: он скорее воображает, как и что могли бы рассказать о нем его дети, если бы собрались вместе и начали обсуждать их семейную жизнь. Он представляет себе, как в преддверии своего восьмидесятилетнего юбилея в 2007 году созовет своих потомков и они запишут на магнитофон мысли об отце и собственном детстве.

Предполагается, что они будут высказываться откровенно и нелицеприятно, выскажут всё, что думают о своем знаменитом «предке», а он всё это прокомментирует и свяжет воедино. «Наш папа пожелал к своему восьмидесятилетию общий сбор, на котором мы, все вместе, должны наговорить на магнитофон чистую правду, не щадя ни себя, ни его…»

Итак, восемь грассовских потомков — четверо от первого брака, включая старших близнецов, и еще четверо — от других женщин, с которыми писатель был или не был связан узами брака, — собираются поочередно у того из них, кто может организовать встречу, притом не всегда они присутствуют в полном составе, потому что большинство детей уже взрослые, имеют своих отпрысков, а кое-кто — даже внуков. Все они живут самостоятельно, профессионально независимы, но охотно предаются воспоминаниям. Перепрыгнув через время, они возвращаются к годам своего детства.

Первое, что обращает на себя внимание, — это очень дружеские, хотя и бывают легкие перепалки, отношения между грассовскими детьми. При этом у половины из них разные матери. Грасс — хороший семьянин. Он расставался с женщинами, но не с детьми, всегда навещал их и заботился о них. Дети жалеют лишь о том, что он с ними мало играл — потому что всегда писал свои «толстые книги».

В новелле о 1996 годе («Мое столетие») Грасс отдельно рассказывает о своих трех дочерях, с которыми он перед Пасхой совершил путешествие в Италию, полное всяких сюрпризов, но отразившее теплые отношения между отцом и дочерьми.

Старшей была Лаура, родившаяся в первом браке — с Анной Шварц, откуда произошли и трое сыновей (двое из коих близнецы). Елена была плодом любви к некоей женщине — архитектору и художнице, их роман с Грассом запечатлен в «Палтусе». А в промежутке между этой женщиной и нынешней женой Грасса Утой была еще одна любовь — Ингрид, — от которой родилась младшая Неле. «Лауру, Елену и Неле мне подарили три разные матери, которые и внутренне и — если глядеть любящим взглядом — внешне просто не могли быть различнее и… противоречивее; зато дочери быстро пришли к согласию насчет цели поездки с отцом» — в Умбрию и Флоренцию. Он сделал это «из сентиментальных соображений», ибо туда летом 1951 года добирался автостопом.

Позднее в своем «Дневнике 1990 года» Грасс упоминал, что посетил Ингрид, которая «отчаялась и насчет себя, и насчет успеваемости Неле, которая не хочет учиться». Добавим, что Ингрид была сотрудницей издательства «Люхтерханд», многократно издававшего произведения Грасса. В упомянутой новелле замечательно передано личное измерение грассовской жизни — его привязанность к дочерям, чувство отцовской ответственности и любовь дочерей к нему.

Всё, что по очереди рассказывают об отце его дети, в совокупности создает портрет Грасса не только как семьянина, но и как художника, писателя и общественного деятеля.

Но самое замечательное — это очередная фантастическая придумка Грасса, которая так ярко воплощается в этой мемуарной повести. Речь идет о некоей Марии. Полностью ее звали Мария Рама, и о ней уже заходила речь в «Луковице памяти», где Грасс рассказывал, как познакомился с супругами Рама — Марией и Гансом, у которых было фотоателье на Курфюрстендамм в Берлине. К моменту действия Ганса уже нет в живых, а вот Старая Мария, или Марихен, или Старушенция, как ее зовут дети, почти постоянно присутствует в доме Грасса, помогая ему в работе, делая фотографии, ведя его фотоархив. Мария родилась в Мазурском крае, поэтому Грасс считает ее землячкой.

Однако она не просто фотограф — она обладательница «чудо-камеры», старого фотоаппарата с необыкновенными способностями. А может, этими способностями обладает сама Мария: она снимает простые, обыденные вещи, а побывав в темной комнате, где проявляются пленки, часто приносит нечто совсем иное, не то, что снимала. Ее камера умеет преображать лица, фигуры, предметы, заглядывать в прошлое и будущее, исполнять желания детей. Стоило, к примеру, одной из девочек захотеть собачку, как на фотографиях замелькала собачка, повсюду сопровождавшая эту девочку. Как раз о такой она и мечтала.

Как-то Старая Мария снимает младшего сына от первого брака Грасса, и на фото над ребенком витает некий дух, одним словом, ангел-хранитель, который почему-то одет в спортивную форму, какие носят футболисты, а на ногах у него бутсы. Потом выясняется, что мальчик обожает футбол, он становится фанатом одного из футбольных клубов. И когда он играет сам, его явно охраняет тот ангел в бутсах, которого запечатлела чудо-камера Марии.

Фотокамера меняет, обогащает, дополняет и комбинирует сюжеты, запечатленные на пленке, вызывая у детей иногда восторг, иногда ужас. Аппарат может предвещать несчастья, и тогда Мария, бормоча что-то невнятное, уничтожает не только фотографии, но и негативы.

Итак, это повесть не просто о Грассе-отце, его детях и их матерях, но еще и, как выразилась бы мать писателя, сборник «небылиц», которые так любит писатель и без которых невозможно представить себе его творчество. Как всегда, точность деталей сочетается здесь с ярким вымыслом и художественной изобретательностью.

В 1973 году, когда Грасс был уже очень знаменит, он написал стихотворение «В честь Марии», которое было опубликовано в мюнхенском издательстве «Брукман» и оформлено фотографиями Марии Рама. Кстати, помимо немецкого текста этого стихотворения, там же были и переводы на английский и французский. Характерные строчки: «Мария, щелкни следы, остатки, отбросы, окурки…» В повести не раз упоминается, что она снимала даже грассовские окурки и сломанные спички, а помимо этого множество всяких предметов и всякой живности.

Когда умер ее муж Ганс и она осталась одна в большом ателье, не зная, что ей делать дальше, Грасс, по словам одного из сыновей, «уговорил ее — а уж уговаривать он умеет» (точно в тех же словах характеризовала способность сына «к уговариванию» его мать. — И. М), чтобы она снимала «разные вещи», и она стала фотографировать «раковины, которые он привозил из своих поездок, сломанных кукол, кривые гвозди, неоштукатуренную кирпичную кладку, улиток с их домиками, пауков с паутиной, раздавленных машиной лягушек, даже дохлых голубей».

Да и в стихотворении упоминается множество совсем, казалось бы, непоэтических объектов, которые он просил ее «щелкнуть». Здесь всё названо подряд — животные, предметы, люди: куры, монахини, птицы, пугала и снова улитка, и повариха, и падающие яблоки, и рыбья голова, и угри и пр. — все, заметим, предметы и люди, фигурирующие в самых различных произведениях Грасса. Его вообще интересует «лишь то, что можно рассказать в виде интересной истории», комментируют дети.