Че Гевара. Важна только революция

Получив письмо от Армандо Харта, который сообщал ему о перспективах создания широкого альянса оппозиции, Фидель тут же отправил послание своему доверенному лицу в США, требуя, чтобы тот возглавил делегацию на запланированной на 1 ноябре встрече. Он также перечислил людей, которых необходимо было провести на ключевые посты в альянсе. После этого Фидель, уверенный в том, что его требования будут удовлетворены, вновь обратился к ведению партизанской войны. Даниэль, явно получивший от Кастро нагоняй, вернулся в Сантьяго и рьяно начал собирать необходимые Фиделю боеприпасы, продовольствие и т. д. Селия же никуда не уехала. Фидель заявил, что ему требуется ее «женское присутствие». В итоге она осталась с ним до конца войны.

1 ноября в Майами был сформирован «Союз по освобождению Кубы», на встрече присутствовали представители большинства основных сил кубинской оппозиции. Впрочем, коммунистам там места не нашлось, зато «Движение 26 июля» получило главенствующие позиции во вновь образованном национальном комитете союза. К неудовольствию Фиделя, в качестве официального представителя движения выступил Фелипе Пасос. Это было воспринято Кастро как попытка отодвинуть его на вторые роли. Более того, подписанный пакт, хотя и содержал стандартные призывы к свержению Батисты, проведению честных выборов и возврату к конституции, был откровенно проамериканским. В нем ни слова не было сказано против иностранной интервенции и установления власти военной хунты после свержения Батисты — а этого Фидель боялся больше всего, — к тому же в нем содержалось положение о том, что после победы должно произойти слияние партизанских формирований Фиделя с кубинскими вооруженными силами. Экономические вопросы также оказались затушеваны, прозвучало лишь весьма неопределенное обещание создать новые рабочие места и поднять уровень жизни.

Новости стали просачиваться в сьерру благодаря сообщениям Даниэля и Армандо Харта, которые писали, что разочарованы положениями пакта, но добавляли, что они все же «терпимы». Рауль пришел в бешенство и, обвинив Фелипе Пасоса в откровенном предательстве, предложил его расстрелять. Фидель дал понять, что недоволен, но публично высказываться пока что не стал. Поглощенный военными делами, Че с некоторой опаской ждал реакции Фиделя. В письме от 9 декабря из Ла-Месы он открыто сказал все что думает. Обвинив Национальный директорат едва ли не в измене, он потребовал, чтобы ему было дано право на некие «жесткие меры» для выправления ситуации, в противном случае Гевара грозился уйти со своего поста. Как бы дипломатично он ни старался выражаться, это был ультиматум собственному шефу. Не только будущие отношения Че и Фиделя зависели теперь от ответа последнего, но и весь ход революционной борьбы на Кубе.

Через четыре дня Че получил ответ. Содержание этого письма никогда никем не разглашалось, но, каковым бы оно ни было, Гевара избавился от сомнений. 15 декабря он написал Фиделю: «Вот только что прибыл человек с твоей запиской от 13-го. Я должен признаться, что она… наполнила меня покоем и радостью. Не по личным причинам, но потому, что этот шаг означает для Революции. Ты прекрасно знаешь, что я никогда не доверял людям из Национального директората ни как лидерам, ни как революционерам. Но я не думал, что они зайдут так далеко, чтобы открыто предать тебя».

Одновременно с письмом Че Геваре Фидель написал статью, в которой разнес «Майамский пакт» в пух и прах. Он отправил ее Че, членам Национального директората и каждому из тех, кто подписал пакт, причем последних он обвинил в «недоношенном патриотизме и трусости». «Руководство борьбой против тирании на Кубе находится и будет находиться впредь в руках сражающихся за дело революции». По поводу будущего своей партизанской армии он высказался жестко: "Движение 26 июля" само претендует на то, чтобы поддерживать общественный порядок и осуществлять реорганизацию вооруженных сил республики». Наконец, подозревая, что Фелипе Пасос пытается утвердить за собой будущий пост главы временного правительства, Фидель выдвинул ему в противовес собственного кандидата — пожилого адвоката из Сантьяго Мануэля Урритиа. Свое послание Фидель заключил словами: «Таковы наши условия… Если они не будут приняты, мы продолжим борьбу в одиночку… Чтобы погибнуть с достоинством, компания не требуется».

Этот документ возымел нужный эффект, в одночасье разрушив новообразованный союз. Ортодоксальная партия вышла из договора; Пасос покинул ряды «Движения 26 июля», а Фауре Чомон, новый глава «Директории», жестко раскритиковал позицию Фиделя и начал планировать проведение собственной военной кампании на Кубе. Фиделю предстоял еще серьезный разговор с Национальным директоратом, а Че тем временем сошелся в словесной дуэли с Даниэлем. Они обменялись несколькими яростными посланиями. Откровенно заявив о своих марксистских воззрениях и о том, что снова верит в Фиделя «как в подлинного лидера левой буржуазии», Че заклеймил Даниэля и других «правых» из Директората, сказав, что они бесстыдно позволили собравшимся в Майами «поиметь в задницу» повстанческое движение. Даниэль в ответ обвинил его в желании отдать Кубу под «советское господство». Он и его товарищи в льяно тоже не в восторге от «Майамского пакта», заявлял Даниэль, но они полагают, что, прежде чем отказываться от него, «Движение 26 июля» должно решить раз и навсегда, за что оно борется и в каком направлении идет. [18]

Более чем любые другие документы, эта эпистолярная война между Даниэлем и Че раскрывает глубину идеологических расхождений в кубинском повстанческом движении того времени. Даниэль писал свой ответ Че, еще не зная об отказе Фиделя признавать «Майамский пакт», но жребий был уже брошен: всем другим оппозиционным группировкам на Кубе было указано, что они могут претендовать на какую-либо роль в кубинской революции только после признания Фиделя ее верховным лидером и на его условиях. Очень скоро новость о демарше Кастро облетела всю Кубу. 6 января Че написал Фиделю: «Как в свое время сказал Ленин, принципиальная политика — самая лучшая политика… Ты стоишь сейчас на великом пути, будучи одним из двух или трех лидеров Америки, приход к власти которых лежит через вооруженную борьбу масс».

Однако очень немногие тогда осознавали всю значительность шага, сделанного Фиделем — шага, которому в конечном счете суждено было повлиять на жизни миллионов людей на Кубе и за ее пределами. Его публичное непризнание «Майамского пакта» было лишь видимым проявлением куда более серьезного политического решения, остававшегося пока тщательно оберегаемым секретом.

Фидель всегда знал, что однажды ему придется пойти против американцев, но он надеялся оттянуть этот момент до тех пор, пока не получит власть в свои руки. Их щупальца слишком крепко опутали его родину, чтобы можно было ограничиться полумерами, и, если он собирался править страной так, как считал нужным, и рассчитывал добиться для Кубы подлинного национального освобождения, ему нужно было обрубить их целиком. В понимании Че это означало проведение социалистической революции, но сам Фидель таких терминов тщательно избегал.

До сих пор Кастро держался на безопасном расстоянии от кубинских коммунистов в лице НСП. Чтобы крепко встать на ноги, он прибегал к мягкой риторике для привлечения широких слоев общества на свою сторону и во избежание конфронтации с американцами. Однако «Майамский пакт» показал Фиделю, что настало время решительных действий.

Накануне отплытия «Гранмы» НСП дала понять Кастро, что поддерживает его цель — свержение Батисты, — но не одобряет его методов. С течением времени НСП была вынуждена рассмотреть вопрос о наращивании своего участия в вооруженной борьбе. Несмотря на сохранявшуюся настороженность в отношении военной стратегии Фиделя, компартии пришлось искать с ним компромисс, иначе она рисковала остаться вне будущей политической жизни страны. К тому же под давлением США Батиста начал беспощадное преследование членов партии, а многие рядовые коммунисты и так уже оказались в эпицентре военных действий. Еще летом 1957 г. партия направила к Че, который был самым горячим союзником коммунистов среди партизан, молодого коммуниста из Гаваны — чернокожего кубинца Пабло Рибальту. Рибальта подтверждает, что был избран своей партией в середине 1957 г. для выполнения особой задачи — политического просвещения бойцов повстанческой армии. «Че просил, чтобы ему прислали кого-нибудь вроде меня: это должен был быть преподаватель с хорошим уровнем политического образования и опытом политической работы».