Джеймс Хэрриот. Биография

— Какие проблемы, ребята? — спросил он.

Я, сжав зубы, объяснил, что мы проделали несколько отверстий в пищеварительной системе пса, но не смогли вытащить тряпку.

Отец посмотрел на зияющую рану, на вспотевшие лица своих молодых помощников, потом открыл псу пасть.

— Интересно, — пробормотал он и начал очень осторожно вытягивать длинную полоску цветастой материи из пасти животного. Он тянул и тянул, и казалось, ей не будет конца. Наконец он достал всю тряпку целиком и невозмутимо бросил ее в мусорную корзину. — К ткани была привязана веревка, и она обмоталась вокруг языка. Думаю, дальше вы справитесь!

Отец вышел из комнаты под гробовое молчание. Ему потребовалось меньше минуты, чтобы решить нашу проблему.

«Почему мы не догадались заглянуть ему в пасть?» — подумал я. Алекс несколько минут не произносил ни слова. Внезапно он грязно выругался — дважды — и стал накладывать швы.

В практике наступили хорошие времена. Дело шло хорошо, а вместе с ним увеличивалась прибыль. Все больше собак и кошек проходило через двери старого дома на Киркгейт, и работы на фермах тоже стало больше, — программа по искоренению бруцеллеза среди крупного рогатого скота Соединенного Королевства шла полным ходом. А значит, у нас было много работы.

Отец был свидетелем больших перемен в профессии, когда арсенал ветеринара пополнился современными препаратами и методами лечения. Однако его партнер Дональд Синклер мало изменился с течением времени. Как и в те далекие дни в 1940-х годах, изобретательный ум Дональда постоянно выдумывал новые способы получения дополнительного дохода. Однажды жарким летом 1975 года он поделился с отцом и мной своим последним замыслом. Фермерские стада мирно паслись на лугах, согреваемые теплыми лучами солнца, и у нас наступило затишье. Дональд не мог усидеть на месте.

— Альфред! Джим! — восклицал он. — Хватит болтаться, мы должны чем-то заняться! Мы платим жалованье, а помощники сидят без дела. Так не годится! У меня есть идея!

Отец прищурил глаза. Хорошо зная своего старого партнера, он с ужасом думал о том, какие безумные идеи бродят у того в голове.

Дональд же продолжал анализ финансового состояния практики.

— Альфред, я подсчитал: если мы не будем зарабатывать тридцать пенсов в минуту, мы пойдем ко дну. Мы обанкротимся, если не начнем заниматься делом!

Лицо Альфа свело судорогой. Он уже столько раз это слышал, но все равно почувствовал острый спазм в животе.

— Ладно, Дональд, — вздохнул он, — что ты предлагаешь?

— Мы откроем салон для стрижки собак! Подумай обо всех этих лохматых псах, которые задыхаются от жары. Они почувствуют новый вкус к жизни.

Отец некоторое время переваривал слова Дональда. Затем медленно выдохнул, бросив быстрый взгляд в мою сторону.

— Хорошо, Дональд, — ответил он.

Несмотря на явное отсутствие энтузиазма у отца, мы все через два дня оказались в кабинете. На столе стоял маленький пушистый пекинес миссис Уорхем, а рядом маячил Дональд, сжимая в руках огромную машинку для стрижки лошадей.

Стрижка началась неудачно — Дональд воткнул машинку в древнюю электрическую розетку в стене. Раздался громкий хлопок, и пришлось отложить процедуру, пока изумленный электрик устранял неисправность под нетерпеливым взглядом Дональда. Вскоре мы вновь приступили к делу.

Мы потрясенно смотрели, как Дональд яростно набросился на маленькое лохматое существо. Старая машинка издавала страшный шум, по комнате летали клочки шерсти. Время от времени отец пытался вставить какой-то совет, но его партнер был в ударе. В считаные минуты он обрил маленького очаровательного пса наголо, оставив шерсть только на голове и хвосте. Надо сказать, выглядел теперь пекинес весьма необычно. На его розовой кожице, точно кактусы в пустыне, торчали отдельные пучки шерсти, а сзади рельефно вырисовывались скрытые до этого шерстью яички.

Дональд отошел в сторону и полюбовался своей работой.

— Что скажешь, Альфред? — спросил он с оттенком сомнения в голосе.

Отец ответил не сразу. Пса, казалось, ничуть не волновал его новый облик, но я чувствовал, что отец относится к этому немного иначе. Он зачарованно взирал на стоявшее перед ним существо. Оно больше не имело ничего общего с родом собачьих.

— Прекрасно, Дональд, — медленно, четко проговаривая слова, произнес Альф. — Ты сам вернешь пса его хозяйке, договорились?

К несчастью, я был в кабинете, когда миссис Уорхем пришла за своим подстриженным любимцем. Раскрыв рот, она уставилась на маленькое лысое создание. На голом костлявом тельце нелепо смотрелся пушистый хвост, из-под которого выпирали ярко-красные яички. Миссис Уорхем разразилась рыданиями.

Парикмахерский салон Синклера и Уайта скоропостижно закрылся, но у этой истории был хороший конец. В тот год стояла страшная жара, и маленький пациент Дональда, избавившись от густой шерсти, провел лучшее лето в своей жизни, — потом у него снова выросла чудесная блестящая шубка. Дональд оказался прав: его первый и единственный клиент действительно почувствовал новый вкус к жизни.

Альф радовался, что некоторые вещи остаются прежними, так как ему приходилось приспосабливаться к постоянно меняющимся аспектам работы ветеринара. Понимая, что должен идти в ногу со временем, он старался быть в курсе всех новых разработок в области крупных животных, но более сложную ветеринарию мелких животных оставлял своим молодым коллегам. Однако, несмотря на его уверения, что он никогда не был «настоящим ветеринаром мелких животных», я всегда был рад, когда он ассистировал мне при операции. Его здравый смысл и забота о пациенте вместе с недоверием к общему наркозу служили верной гарантией того, что он будет внимательно следить за интенсивностью дыхания пациента. С какими бы животными мы ни работали, крупными или мелкими, я всегда чувствовал себя уверенно и спокойно в присутствии отца.

Хотя ему приходилось многому учиться у своих младших коллег, мы, в свою очередь, тоже многому у него научились. Мы быстро поняли, что клиенты гораздо больше доверяют человеку с опытом, чем человеку, напичканному «книжными знаниями».

Альф никогда не забывал, что большую часть материала для своих книг получил благодаря работе на фермах. В 1970-х практика приобрела для него дополнительный смысл. Постоянно думая теперь о своих сочинениях, он все время искал новые сюжеты для книг и просил меня или других работников практики записывать интересные случаи, происходившие во время визитов. Первые шесть книг описывают события, произошедшие примерно в этот период, а не до или после войны, как он пишет в своих рассказах.

Случаи отец запоминал с помощью «заголовков». Его блокноты заполнены этими заголовками, нацарапанными его неразборчивым почерком. Как уже говорилось, он не вел дневников. Заголовки напоминали ему об интересных и смешных случаях, которые можно вставить в книгу, и он часто просматривал свои блокноты, когда писал.

Альф не раз утверждал, что его известность ничего не значит для жителей Тирска, но, задумываясь о скрытности обычного йоркширца, о нежелании открыто выражать свои чувства, понимаешь, что он, возможно, ошибался. Многие — фермеры в том числе — не только прекрасно знали о его достижениях, но и сами получали удовольствие от его мировой славы. Альфа вполне устраивало, что они редко высказывали свое мнение о его успехе. Он часто повторял, что ему повезло прожить жизнь среди этих людей. В годы литературной славы он всегда неуютно чувствовал себя в лучах прожекторов. Я много раз видел его по телевизору с рассеянным и смущенным взглядом человека, мечтающего оказаться в другом месте. Он чувствовал себя не в своей тарелке под пристальным вниманием репортеров. Гораздо проще отцу было общаться с йоркширскими фермерами, и свою известную фразу: «Я на девяносто девять процентов ветеринар и на один процент — писатель», — он произносил от всего сердца.

Все это составляло разительный контраст с неприкрытым восхищением его поклонников, приезжавших из далеких стран. Как-то раз один американец отправился с Альфом на ферму и сказал фермеру: