Заплачено кровью

Вольхин присел у костра, протянул к огню ладони. Быстро стало темно, потянуло в сон. Последние несколько дней он спал довольно много, но, видимо, из-за прежнего недосыпа и напряжения спать все равно хотелось все время. С питанием стало нормально. Пшенной каши с подсолнечным маслом давали в неограниченном количестве и Вольхина после еды всегда клонило в сон.

Заметив, что с правого фланга, от дороги, к нему идут двое, Вольхин встал.

Один из них был сержант Фролов, его командир взвода.

- Новый политрук у нас, командир, - сказал Фролов.

Старого политрука, Белькова, назначили комиссаром формировавшегося минометного батальона и несколько дней Вольхин жил без политрука.

- Назначен к вам в роту, младший политрук Очерванюк, Анатолий.

Крепко поздоровались. Вольхин быстро и внимательно оглядел своего нового товарища: небольшого роста, но внушительный, подтянутый, вид сосредоточенный, серьезный.

- Воевали? - спросил его Вольхин.

- Немного. Выходил из окружения под Трубчевском.

- Ну, так и мы тоже оттуда.

- Я в другой дивизии тогда служил. Секретарем в политотделе. Работа бумажная, одна канцелярия. А здесь попросился на роту, - начал рассказывать Очерванюк, - с начальником политотдела мы еще в той дивизии служили. Я газеты свежие привез. Думаю сразу познакомиться с людьми.

- Давай, знакомься, - ответил Вольхин. - Позиции - от той березы до бугорка - все наши.

Очерванюк сразу же ушел, и Фролов сказал Вольхину:

- Вот человек, даже не погрелся.

- Хорошо, значит - парень дельный, - ответил Вольхин.

Полковник Кузьмин, весь день вместе с командиром артполка майором Новицким расставлявший батареи на позиции, в штаб дивизии приехал поздно вечером.

- А Новицкий где? - спросил его полковник Гришин.

- Остался со штабом в первом дивизионе. Ну и командир нам достался, Иван Тихонович, золото-человек.

- Да уж, от самого Бреста вывел полк и сохранил в стольких боях, это редкость большая, - ответил Гришин.

Оба артиллерийских полка - 497-й гаубичный и 278-й легко-артиллерийский - были расформированы и исключены из штатов дивизии, люди частично переданы в 17-й артполк, частично выбыли в распоряжение командующего артиллерией фронта.

- У него в полку большинство бойцов еще с финской служат, а сам он и в гражданскую воевал. Чапаевского склада командир, в полку его все как отца любят, - сказал Кузьмин.

- Давай поешь быстрее и над картой надо поработать. Яманову скоро оперсводку делать, - ответил Гришин.

Политрук Николай Мазурин, получивший назначение в дивизию Гришина, не ожидал здесь встретить кого-нибудь из знакомых. Из-под Трубчевска он выходил с группой из Ивановской дивизии, в которой воевал весь сентябрь и октябрь. Дивизия была на переформировке, и в отделе кадров армии его, как политработника, решили сразу направить в боевую часть. Найдя политотдел дивизии, он неожиданно узнал в батальонном комиссаре их бывшего комиссара полка Кутузова.

- Мазурин? Вот так встреча!

Не виделись они с августа, оба обрадовались, так как хорошо знали друг друга и раньше.

- Назначен секретарем в дивизионную газету, - сказал Мазурин.

- А я здесь начальник политотдела. Но какая газета? - удивился Кутузов. - Заявку на газетчиков, правда, подавали, но никакой материальной базы для издания газеты еще нет.

В избу вошел мрачноватый военный с четырьмя шпалами в петлицах старой шинели.

- Товарищ полковой комиссар, это политрук Мазурин, наш будущий газетчик, - представил его Кутузов.

Комиссар дивизии Канцедал подозрительно посмотрел на Мазурина. Весь его вид, типичного окруженца, не внушал доверия.

- А партбилет у вас с собой?

Мазурин заметил, как побледнел начальник политотдела. "Эх, не догадался спросить..." - было написан на его лице.

- Все в порядке, товарищ полковой комиссар, - и Мазурин откуда-то из-за шеи достал партбилет.

Канцедал посмотрел документ. Кутузов ожил, чуть заметно облегченно вздохнул.

- Хорошо... А почему вы так одеты? - спросил Канцедал. - Снимите это немедленно, - и потянул Мазурина за грязное полотенце, заменявшее шарф. Назначен секретарем редакции газеты... Какой еще редакции? У нас сейчас главная задача - сплотить людей в частях. Пошли его агитатором к Фроленкову, в Яблоново. Там бой ожидается.

Канцедал вышел, и Кутузов с Мазуриным остались одни.

- Ты не думай, это он только внешне такой сердитый, а так очень доброжелательный человек, работать с ним легко, - сказал Кутузов. - Старый большевик, орден Красного Знамени за финскую кампанию.

- А что, вы один в политотделе?

- Сейчас да. Все ушли в части. Штат укомплектован, но все равно людей не хватает. Здесь много наших из той дивизии. Очерванюка помнишь? Упросил меня послать его политруком роты. Надоело, говорит, бумагами заниматься. А народ в политотделе подобрался хороший, многие кадровые, фронтовой опыт у всех, и дело знают. Постепенно познакомишься со всеми. А с газетой пока подожди. Редактора пришлют, тогда и будешь заниматься. Но материалы собирай, знакомься с людьми, вникай в дела. Переночуешь у меня - и с утра в полк. Есть хочешь, конечно? У меня картошка где-то была, вот только без хлеба.

Весь день 7 ноября работники политотдела дивизии находились в частях. Беседовали с бойцами, читали газеты, проводили партийные и комсомольские собрания. О том, что в Москве в этот день был традиционный парад на Красной площади, узнали вечером - в Ефремове слушали по радио выступление Сталина, записали его от руки и быстро распространили по частям. Эта весть, что в такое тяжелейшее время, когда враг у Москвы, все же был парад, всколыхнула даже самых равнодушных и уставших. "Под Москвой должен начаться перелом в войне!" - эти слова Сталина, его непреклонная уверенность в Победе передались и каждому бойцу дивизии.

- Какой подъем у людей! - сказал Кутузов Гришину, вернувшись поздно вечером в штаб. - Я такого еще не видел! Даже бойцы говорят, что чувствуется перелом. Почти семьдесят заявлений в партию за один день! Даже спрашивают: почему стоим, а не наступаем?

Полковник Гришин только что закончил подписывать наградные листы. Было их двадцать один, в основном на связистов, героев боя в Гремячее Трояновский.

- Подпиши наградной на Михайленко, - сказал Гришин.

- К ордену Ленина? Хороший парень, сегодня тоже заявление в партию написал, - отметил Кутузов. - Туркин, Филипченко - к Красному Знамени? Достойны оба.

Подписав остальные наградные листы, Кутузов сказал:

- Теперь хоть есть на чьих примерах воспитывать. Это же очень важно, когда в дивизии свои герои. А то пятый месяц воюем, и ни у кого наград нет.

- Завтра же отвези в военный совет армии и скажи, чтобы по возможности не задерживали, - сказал Гришин.

Он понимал, что этих награжденных еще мало, в действительности следовало бы наградить в десятки раз больше. Многие погибли героями в такое время, когда было не до наград, часто наградные и писать было некому, потому что в подразделениях погибли все командиры, случалось и так, что не умели и описать факт подвига.

Многие бойцы, честно воевавшие с первых дней и имевшие на своем счету по десятку уничтоженных гитлеровцев, считали, что ничего особенного они не сделали. Это как работа, только с военной спецификой. Затем они и воюют, чтобы фашистов бить. А новые командиры, пришедшие в дивизию недавно, не подавали наградных листов, потому что еще плохо знали людей, а часто и не догадывались спросить, как они воевали месяц-два назад.

- Впредь позаботьтесь и доведите до всех командиров и политработников, чтобы ни один факт отличия или подвига не оставался без внимания, - сказал Кутузову Гришин, - а то ведь у нас как бывает: уничтожил в одном бою десяток - герой, а за два месяца нащелкал три десятка - не замечаем.

Еще несколько дней после октябрьских праздников в полосе дивизии было тихо, и полковник Гришин ежедневно прочитывал в боевых донесениях из полков одни и те же фразы: "Противника на участке обороны нет... Потерь нет... Политико-моральное состояние личного состава хорошее... Боеприпасы есть. Продукты есть". "Еще бы недельку такого затишья..." - мечтал Гришин.