Элизабет Тейлор

Тем не менее, несколько дополнительных телеграмм ей все же пришлось отправить прекрасным партнершам Ричарда. Она пришла ко мне со списком гостей и сказала: «Ой, Ларри, по-моему, набирается слишком много народу. Видимо, мне придется отменить приглашения его бабам». И она послала таковое каждой из них, однако это кое-кого не остановило, например, РэкелУэлч».

Элизабет велела дизайнеру заново оформить некоторые из номеров-люксов для самых почетных гостей, таких, как княгиня Грейс. Элизабет даже договорилась о том, чтобы он смог обойти некоторые дома в Будапеште и на время позаимствовать необходимые ему антиквариат и картины.

«Мы не можем освободить наш номер, потому что у нас уйдут недели на то, чтобы перетащить все наши вещи, поэтому прошу вас как следует постараться для княгини Грейс, — сказала Элизабет. — Сделайте все так, как нужно, Ларри, но не забывайте при этом, что она такая же, как все мы».

В Будапешт на празднование прибыли такие знаменитости как Ринго Старр, Майкл Кейн, Дэвид Наивен, Сюзанна Йорк, Джозеф Лози, Виктор Спинетти, Стивен Спендер и даже семь дипломатов. Чтобы ублажить репортеров и фотографов, Ричард Бертон созвал пресс-конференцию, на которой объявил о своем подарке ко дню рождения жены: граненый в виде сердца бриллиант стоимостью 50 тысяч долларов, на котором было выгравировано обещание в вечной любви.

«Я бы с удовольствием купил для Элизабет Тадж Махал, — заявил Бертон. — Но мне слишком дорого обойдется транспортировка».

Ричард даже попозировал перед фотографами, приложив ко лбу чудо-камешек. В оставшуюся часть пресс-конференции эта бесценная безделушка болталась на шее у семилетнего венгерского мальчишки, который по случайности забрел в зал.

Подобное капиталистическое самолюбование в социалистическом Будапеште вызвало возмущение в венгерских средствах массовой информации, а также среди некоторых юных знакомых Бертонов. Майкл Уайлдинг-младший отказался приехать к матери на день рождения, а сын Эмлина Уильямса раскритиковал Элизабет за ее страсть к излишествам и показухе.

«Вы хотите сказать, что Венгерская революция для вас ровным счетом ничего не значит?» — заявил он, отозвавшись об Элизабет как о «симпатичном пончике, увешанном бриллиантами и покрытом слоем косметики». Элизабет от обиды расплакалась, а Бертон тотчас поспешил заявить, что сколько бы они с женой не истратили на празднование ее дня рождения, точно такая же сумма будет пожертвована Детскому фонду ООН. «Мы с Элизабет делаем это ради того, чтобы наша совесть оставалась чиста», — заявил он.

Ричард, все еще избегавший алкоголя, умудрился пережить торжества, потягивая исключительно содовую. Однако вскоре после этого события до него дошла весть о смерти его брата Айвора. За несколько месяцев до этого, когда оба брата вместе находились в Швейцарии, Айвор упал и сломал себе шею. Оставшуюся часть жизни он провел, будучи полностью парализованным.

«Ричард относился к своему брату, как к отцу, — рассказывал Эдвард Дмитрык. — И смерть Айвора тяжело на нем отразилась. Ричард на несколько дней уехал на похороны в Уэльс. Когда он вернулся, то оказалось, что свое воздержание он оставил где-то в горах Уэльса».

Теперь Бертон пил с тоски и от злости, пил, можно сказать, не просыхая.

Чтобы ответить Бертонам взаимностью на их приглашение, британский посол и миссис Дерек Додсон устроили в их честь обед, который приурочили к восьмой годовщине их супружества. Туда были также приглашены швейцарский посол с супругой, Эдвард и Джин Дмитрык, Джои Хезертон и атташе американского посольства с супругой. Все вспоминают, что Ричард — и его пьянство — загубили вечеринку и огорчили буквально всех присутствующих, превратив ее в шокирующую пародию картины «Кто боится Вирджинии Вульф».

«Это был какой-то кошмар, — вспоминала супруга американского атташе. — Казалось, он затянулся на целую неделю, а не всего лишь на одну ночь. Ричард напился до чертиков. Он принялся строить из себя идиота и оскорблял всех присутствующих, в том числе и Элизабет. Между супругами завязалась настоящая словесная перепалка. Это был какой-то ужас!»

Ричард, прибыв в резиденцию посла, тотчас потребовал у лакея чего-нибудь выпить. Тот принес ему аперитив на серебряном подносе.

«Зачем совать мне это дерьмо! — возмутился Ричард. — Мне хочется выпить. Есть у вас что-нибудь покрепче?»

Элизабет схватила атташе за рукав. «Пожалуйста, помогите мне, — взмолилась она. — Я не знаю, что мне делать».

Пока подавали коктейли, Ричард пил без передышки, читая при этом дочери Додсонов стихи Дилана Томаса. Все присутствующие, затаив дыхание, слушали его глубокий, мелодичный голос, однако когда гости перешли к обеденному столу, Бертон оставил без внимания специально приготовленную для него куропатку и налегал исключительно на спиртное. Положив руку на бедро супруги атташе, которая сидела с ним рядом, он драматическим шепотом произнес:

«Надеюсь, ты ужасно рада, киса, что познакомилась со мной?»

«Только не с пьяным», — прозвучало в ответ. «Знаешь, а ты бы здорово смотрелась в кино». «Неужели?»

«Я бы повторил еще раз, да боюсь подавиться», — процедил Бертон сквозь зубы.

«Он беспрестанно повторял, как ему надоело быть актером, как это унизительно, — вспоминала его соседка по обеденному столу. — Казалось, что он ненавидит самого себя».

Без всякого предупреждения, Ричард повернулся к атташе и заявил:

«А ты ничуть не похож на американского дипломата. Зато похож на греческого».

Атташе в душе возмутился, однако, не желая оскорблять сидевшую рядом с ним Элизабет, промолчал. Супруга швейцарского посланника нервно заерзала и в результате оказалась следующей жертвой.

«Вы явно напоминаете мне голодного стервятника, — заявил ей Бертон. — Чего хорошего ждать от вас, швейцарцев».

«Ричард!» — одернула его Элизабет.

«Если у вас не найдется хороших слов ни о ком из присутствующих, то, боюсь, остаток вечера будет вам мало приятен», — сказала хозяйка.

«Совершенно верно», — ответил Бертон, громко рыгнул и вышел вон.

Оскорбленная пьяными выходками мужа, Элизабет извинилась перед каждым из присутствующих и всю оставшуюся часть вечера пыталась загладить вину тем, что старалась поддержать непринужденную беседу.

«Ее самообладанию можно было позавидовать, — вспоминал один из гостей. — Она оживленно разговаривала со всеми присутствующими и откровенно делилась своими проблемами. Помню, она обратилась ко мне с вопросом о том, как, на мой взгляд, следует воспитывать детей: «Как вы это делаете?» Она рассказала мне, что ее сын недавно ушел в коммуну, и она не знала, как к этому относиться. А еще она много говорила об антиквариате и хрустале — по всей видимости, у нее целая коллекция. Позднее Элизабет призналась мне, что она первая в семье, кто когда-либо разводился, и поэтому чувствует себя довольно униженно, но, по ее словам, она была просто не в силах оставаться замужем за Ники Хилтоном, потому что он ее нещадно бил».

На следующий день британский посол и его супруга получили огромный букет цветов, после чего последовал телефонный звонок от самого Бертона. Он извинился за свое вчерашнее поведение и пригласил их вместе с дочерью посетить съемочную площадку, чтобы посмотреть, как он работает. На их счастье, приглашение не распространялось на вечер — в противном случае Додсонам пришлось бы стать свидетелями повторения старой истории. Ричард, которому по плану предстояло допоздна сниматься на улицах Будапешта, прибыл в очередной павильон уже на взводе. Схватив Натали Делон за руку, он затолкал ее в «роллс-ройс» и укатил прочь.

«Это было начало долгого кошмара, — вспоминал режиссер. — Бертон нередко по утрам прибывал на студию уже будучи пьяным и всегда бывал пьян днем, когда съемки заканчивались... Но все его партнерши за исключением, пожалуй, одной мисс Лиззи — все равно влюблялись в него, и когда Элизабет уехала из Будапешта, он отвечал на их знаки внимания...»

Приближенные Элизабет поставили ее в известность о том, что происходит, и она перестала ежедневно сопровождать Бертона на съемочную площадку, появляясь только тогда, когда у него по графику стояла любовная сцена.