Helter Skelter: Правда о Чарли Мэнсоне

Судья: “Мистер Мэнсон, я заклинаю вас не предпринимать этого шага; я заклинаю вас либо назвать своего адвоката, либо, если вы не можете этого сделать, разрешить Суду назначить его”.

Тем не менее Мэнсон хорошо все обдумал, и в итоге судья Кини заключил: “В глазах Суда вы совершаете прискорбную и даже трагическую ошибку, заняв эту позицию, но мне не удалось убедить вас в этом… Мистер Мэнсон, отныне вы — собственный адвокат”.

Канун Рождества. Я работал до 2 часов ночи, после чего отправился домой, взяв выходной на следующие сутки.

26–31 декабря 1969 года

Звонок из ДПЛА. Повар из “Брентвуд кантри клаб” говорит, что тем человеком, перед домом которого около часа ночи 9 августа остановились умыться убийцы Тейт, был Рудольф Вебер, старший стюард клуба.

Захватив с собой полицейского фотографа, который должен был сделать снимки участка перед домом, мы с Калкинсом отправились повидать Вебера в его доме по адресу: Портола-драйв, 9870 — это улица, отходящая от Бенедикт Каньон-драйв менее чем в двух милях от усадьбы Тейт. И, уже слушая рассказ Вебера, я не переставал поражаться, какой он идеальный свидетель. У него была прекрасная память, он рассказывал лишь то, о чем помнил, и не старался восполнить пробелы в рассказе выдумками. Он не сумел уверенно опознать людей, запечатленных на снимках, которых я вручил ему целую кипу, зато его основное описание полностью совпало: все четверо были молоды (Уотсон, Аткинс, Кренвинкль и Касабьян едва перешагнули через двадцатилетний рубеж), мужчина был высок (рост Уотсона — шесть футов один дюйм), а одна из девушек — наоборот (рост Касабьян — пять футов один дюйм). Описание автомобиля — которое так и не появлялось в прессе — совпало с точностью до выцветшего пятна вокруг планок с номерами. Отчего же он в таких деталях описывает машину, но мало что может сказать о внешности приехавших на ней? Очень просто: когда он последовал за четверыми неизвестными к автомобилю, то посветил фонариком на номера; когда же он встретил этих людей на улице, у поливального шланга, все они находились в тени.

У Вебера был заготовлен для нас сюрприз, и немалый. Вслед за происшествием, подумав, что эти четверо могли ограбить кого-то поблизости, Рудольф записал номер автомобиля на бумажку. Ну, ее он давно уже выкинул (у меня екнуло сердце), но номер все еще помнит. GYY 435.

Как ему удалось это запомнить? — спросил я. Такая уж у него работа, отвечал мне Вебер. Стюарду в клубе постоянно приходится запоминать всякие цифры.

Предвидя, что этот вопрос может быть задан Веберу в суде кем-то из защитников, я спросил у него, читал ли он откровения Аткинс. Нет, не читал, был ответ.

Вернувшись в свой кабинет, я достал бланк, заполненный при конфискации машины Джона Шварца: “1959, 4-х дв. “форд”. Лиц. # GYY 435”.

Когда я говорил со Шварцем, бывший работник с ранчо Спана уверял меня, что Мэнсон и девушки частенько одалживали у него машину; фактически, он специально ради них снял с нее заднее сиденье — чтобы было куда девать коробки с продуктами после "мусорных рейсов". За исключением одной конкретной ночи они всегда спрашивали у него разрешения, прежде чем взять машину.

Что это была за ночь? Ну, он не совсем уверен в точной дате, но где-то за неделю-две перед рейдом. Что произошло в эту ночь? Ну, он уже улегся спать в своем трейлере, когда услыхал, как заводят его тачку. Вскочил, выглянул в окно — как раз вовремя, чтобы увидеть удаляющиеся огни. Который тогда был час? Ну, обычно он отправлялся в постель часов в десять или около того, значит, где-то так. Когда же он проснулся на следующее утро, сказал Шварц, машина уже стояла на месте. Он спросил, чего это Чарли взял машину без разрешения, а тот ответил, что просто не хотел его будить.

Были ли еще случаи на той же неделе, когда Мэнсон тоже одалживал машину? — поинтересовался я. А как же, как-то ночью Чарли, девицы и еще несколько парней (Шварц не мог вспомнить, что это были за “парни” с “девицами”) говорили, что собираются в город поиграть музыку.

Числа, когда состоялся этот концерт, Шварц не припомнил — разве что добавил, что это было примерно тогда же, когда они брали “форд” без спросу. До или после? Не помнит. Это могли быть две ночи подряд? Этого тоже не помнит.

Я спросил Шварца, не принадлежал ли он сам к “Семье”? “Никогда!” — последовал твердый ответ. Однажды, уже после рейда, после того как исчез Коротышка, они с Мэнсоном крепко повздорили, сказал Шварц. Чарли заявил ему: “Я могу убить тебя, когда захочу. Хоть сейчас. Могу зайти в твою спальню в любое время дня и ночи”. Услышав такое, Шварц бросил работу у Спана, где трудился без перерыва с 1963 года, и устроился на другое ранчо.

Что он может сказать об исчезновении Коротышки? Ну, через неделю-две после рейда Коротышка просто перестал болтаться на ранчо. Шварц спросил у Чарли, не слыхал ли тот, куда он дел-ся, а Чарли в ответ: “Он поехал в Сан-Франциско насчет работы. Я посоветовал ему одно местечко”. Честно говоря, Шварц не то чтобы поверил в такое объяснение, особенно после того, как увидал у Билла Вэнса и Дэнни ДеКарло — у каждого — по пистолету 45-го калибра, совсем как у Коротышки.

Да Коротышка в жизни бы не расстался с этими хорошо пристрелянными “пушками”, как бы худо ни шли дела, уверенно сказал мне Шварц.

Конституция Соединенных Штатов прямо говорит, что экстрадиция — действие обязательное, и власти не могут ему препятствовать [118]. Когда штат имеет действительный, полученный законным путем обвинительный акт (какой мы и имели в случае с Чарльзом “Тексом” Уотсоном), не существует никакой обоснованной законом причины, по которой обвиняемый не может быть передан этому штату без всяких дальнейших проволочек.

Определенные лица в округе Коллин, штат Техас, считали иначе. Билл Бойд, адвокат Уотсона, заявил прессе, что намерен оставить своего клиента в Техасе, даже если для этого ему придется пройти весь путь до Верховного суда Соединенных Штатов.

Отец Билла, Роланд Бойд, считался на Юге влиятельным политиком школы Сэма Рейберна. Он также возглавлял предвыборный штаб одного из кандидатов на пост генерального прокурора Техаса. Именно этот кандидат, судья Дэвид Браун, услыхавший о запросе на экстрадицию Уотсона, одну за другой предоставлял бесконечные отсрочки клиенту Бойда-младшего.

Сам Билл Бойд был молодым политиком. Том Райан, местный окружной прокурор, сказал репортеру “Лос-Анджелес таймс”: “Я слыхал, что Билл хочет стать Президентом Соединенных Штатов. А после этого — самим Господом Богом”.

Журнал "Тайм" рассказывал: "Когда толпы репортеров выпрашивали разрешение взять тюремное интервью у его подзащитного, Бойд подбросил им весьма прозрачный намек: дескать, семейство Уотсонов может пойти навстречу, “если ваше предложение сможет их заинтересовать”. Кто-то из журналистов предложил ему 1800 долларов. “Нам нужны большие деньги”, — возразил Бойд. Сколько? “Примерно 50 тысяч", — сказал юрист. Хотя представители прессы встретили подобное требование смехом, Бойд по-прежнему не снижает цены откровений своего клиента и вполне уверен, что в итоге получит требуемую сумму”.

Тем временем Текс явно не испытывал жестоких мук, находясь в заключении. Из самых разных источников нам приходилось слышать, что одиночная камера Уотсона была с удобством обставлена, включая собственный проигрыватель и пластинки к нему. Вегетарианские трапезы готовила Тексу мать; Уотсон продолжал носить одежду по своему вкусу, которую мать же и стирала. И он не слишком страдал от отсутствия общения: камеру по соседству занимали заключенные женского пола.

Экстрадиция Уотсона оказалась нелегкой задачей, но нас не оставляла надежда, что Кэти (Патриция Кренвинкль) может пожелать вернуться в Калифорнию добровольно, выполняя приказы Мэнсона. Пищалка, действуя как связная Чарли, засыпала Кэти потоком писем и телеграмм, фотокопии которых мы получали от властей Мобайла, штат Алабама: “Мы должны держаться вместе… Если ты тоже приедешь, это хорошо…”