Лифт в разведку. «Король нелегалов» Александр Коротков

Журавлев сообщает, что 20 декабря Д-6 работала согласно условиям связи (второй вариант), переданных корреспонденту до войны. Спрашивается, почему?

Возвращаем читателя к строкам телеграммы «Кента», в которых утверждается, что он, «Кент», обучил «Корсиканца» и «Старшину» обращению с радиошифром. А ему, «Кенту», естественно, был передан новый, то есть послевоенный шифр.

Отсюда Журавлев сделал два абсолютно логичных вывода. В служебной записке Короткову они следуют под пунктами 3 и 4 [107].

«3. Считаем, что корреспондент Д-6 переданных ему условий связи через «Кента» получить не мог.

4. Тот факт, что Д.-6 является в эфир согласно условиям связи, переданных ему до войны, говорит о том, что он не принял (или принял, но не расшифровал) нашу шифровку, передаваемую через станцию 2-го Спецотдела в течение продолжительного времени».

Коротков полностью разделял мнение своего заместителя. На цитируемом служебном документе имеется его собственноручная помета: «Корсиканец» работает на условиях связи, которые я ему передал до войны». Таким образом, нашу передачу ему из Куйбышева [108] он не слышит, и «Кент» ему очевидно, нашу телеграмму также не передал».

Эта загадка, как и многие другие, связанные с личностью «Кента»-Гуревича, его дальнейшим поведением во время войны, выступлений уже в наши дни в печати и на телевидении, остается неразрешенной. Автор убежден, что если бы берлинская группа своевременно получила новые условия связи, то, по крайней мере, часть «Красной капеллы» избежала гибели.

Как бы то ни было, но рассчитывать на кружной канал, проложенный вроде бы удачной поездкой «Кента», то есть на ее повтор, уже не приходилось. Увы, этого канала больше не существовало. Произошло то, что рано или поздно должно было произойти. В ночь с 12 на 13 декабря 1941 года солдаты из функабвера и полицейские под командованием капитана Гарри Пиппе совершили налет на дом номер 101 по улице Атребатов в Брюсселе. Прямо во время сеанса связи были захвачены два радиста и шифровальщица из группы «Кента». Чуть позже был задержан еще один радист, угодивший в оставленную в доме засаду. Чудом удалось вырваться из западни «Большому Шефу» — Трепперу, успевшему предупредить «Кента» [109].

Руководитель брюссельской операции Гарри Пипее в абвер попал недавно и случайно — до этого кадровый офицер командовал танковым подразделением. Не обладая должным опытом, он снял засаду слишком рано. Воспользовавшись этим, кто-то из уцелевших членов организации (его имя установить не удалось) сумел вынести из дома все книги, в том числе те, с помощью которых производилось шифрование донесений. Таких книг было четыре: роман Оноре де Бальзака «Тридцатилетняя женщина», пьеса Адама Кукхофа «Тиль Уленшпигель», небольшой энциклопедический словарь Лярусса и четвертая — о ней речь впереди.

Дом номер 101 по улице Атребатов был снят разведчиками на имя молодой немки, любовницы одного из членов группы. Чем занимались в доме друзья возлюбленного, ее совершенно не интересовало.

Когда арестованную стали по-настоящему допрашивать профессионалы из гестапо, она вспомнила только одну из имевшихся в доме и пропавших французских книг, потому — что ее читала — главного героя звали Проктор. Название книги, фамилию автора девушка вспомнить так и не смогла.

Немецкие спецслужбы в Париже перерыли весь город, обошли все книжные магазины и библиотеки. В конце концов они нашли злополучную книгу в лавке у одного букиниста на набережной Сены. То был забытый роман Ги де Терамона «Чудо профессора Вольмара», изданный в 1911 году в виде приложения к журналу «Мир в иллюстрациях».

Остальное было делом техники, вернее, упорнейшей, но уже целенаправленной работы дотошных немецких криптоаналитиков. В начале июня 1942 года лучший «взломщик» кодов и шифров Германии обер-лейтенант доктор Фаук и его коллеги стали читать скопившиеся почти за год советские шифрограммы. 12 июня были расшифрованы те роковые послания Разведупра «Кенту», в которых сообщались берлинские адреса…

Меж тем убедившись, что на радио рассчитывать не приходится, Коротков и его сотрудники стали изыскивать другие способы восстановления связи с берлинскими и иными группами разведчиков в Германии. Перебрав несколько вариантов, они пришли к выводу, что проще и надежнее всего послать курьера через нейтральную страну. Остановились на Швеции. Резидентом разведки НКВД в Стокгольме был крупный разведчик Борис Рыбкин (в посольстве числился под фамилией Ярцев, оперативный псевдоним «Кин»), помощником резидента — его жена, в недавнем прошлом сослуживица Короткова по германскому отделу Зоя Рыбкина (она же Ярцева, оперативный псевдоним «Ирина»).

По их заданию в Германию направился агент стокгольмской резидентуры «Историк». Ганс Куммеров встретил посланца Короткова с искренней радостью, сообщил, что сейчас работает на радиозаводе, числится у руководства на хорошем счету, никакой слежки за собой не замечает. «Историк» поинтересовался, может ли Куммеров принять у себя людей, прибывших в Германию нелегальным путем. К сожалению, никак нельзя: Куммеровы живут в пригороде, фактически в дачном поселке, где все друг друга знают, и любой незнакомец непременно привлечет к себе внимание.

Куммеров рассказал «Историку», что, несмотря на некоторое разочарование, вызванное неудачей с блицкригом, большинство населения продолжает верить в Гитлера, никаких социальных протестов против затянувшейся войны ожидать не следует. Он сообщил также, что германская бомбардировочная авиация, совершающая налеты на Англию, в последнее время несет большие потери, так как англичане умело используют в организации противовоздушной обороны такую техническую новинку, как радар. Куммеров проинформировал «Историка» — это была чрезвычайно важная информация — что, хотя Гитлер располагает большими запасами химического оружия, но использовать его пока не намерен: он боится адекватного ответного удара. Зато фюрер возлагает большие надежды на новый 150-миллиметровый снаряд. «Фильтр» располагал точными данными о его устройстве и тактико-технических характеристиках.

Успех миссии «Историка» воодушевил сотрудников Центра. Решено было по той же схеме восстановить связь с группами Шульце-Бойзена и Харнака.

По указанию Москвы стокгольмская резидентура подобрала для поездки в Германию подходящего агента, шведского коммерсанта под псевдонимом «Адам». С этим человеком произошло много приключений, доставивших впоследствии его куратору Борису Рыбкину уйму неприятностей. Об этом Зоя Воскресенская (Рыбкина) сама рассказала в своих воспоминаниях, опубликованных уже после ее смерти. Сообщим то, что для нас важно и чего, кстати, в книге Воскресенской как раз и нет.

…5 марта 1942 года Москва дала согласие на передачу «Адаму» явки к группе «Корсиканца». Как следует из справки, составленной в Центре, агенту также «даны явки к Бергу» (радист Р. У.) [110] и жене «Тенора», если «Адам» должен будет по этим адресам передать два шифрованных письма, переданных «Кину». Ни на какие переговоры «Адам» не уполномачивается, ответы он должен получить также в зашифрованном виде».

Кроме того, «Адам» должен был доставить в Берлин деньги — приличную сумму в рейхсмарках на оперативные расходы.

Агенту «Кина» предстояло добраться до Берлина вполне легально, рейсовым самолетом. Позднее Рыбкин передал в Москву мельчайшие подробности этой поездки (детали в разведке имеют большое значение, порой не меньшее, чем суть дела, особенно при анализе причин провалов).

«Досмотр на берлинском аэродроме был обычный, без личного досмотра и расспросов. В гостинице комнату достать невозможно, поэтому для «Адама» была приготовлена комната…

При явке «Адама» в полицию… для регистрации, как иностранца, его ни о чем не расспрашивали, только приняли анкету. При вылете из Берлина осмотр также был поверхностный» [111].