Миклухо-Маклай. Две жизни «белого папуаса»

«Известие о намерении Англии занять ½ Новой Гвинеи и вместе с тем, вероятно, Берег Маклая, — писал ученый, — не позволяет мне остаться спокойным зрителем этой аннексии. <…> Вследствие настойчивой просьбы людей этого Берега я обещал им вернуться, когда они будут в беде; теперь, зная, что это время наступило и что им угрожает большая опасность (так как я убежден, что колонизация Англии кончится истреблением папуасов), я хочу и должен сдержать слово. <…> Не как русский, а как Тамо-боро-боро (наивысший начальник) папуасов Берега Маклая я хочу обратиться к Его Императорскому Величеству с просьбой в покровительстве моей страны и моих людей и поддержать мой протест против Англии. <…> Будучи неопытен во всех этих делах, т. е. официальных вопросах, я решаюсь обратиться к Вашему Превосходительству и, надеюсь, не получу отказ» [611].

Разъясняя смысл этого обращения к царю в письме Семенову, написанном в январе 1878 года, ученый подчеркивал, что отнюдь не помышлял о русской колонизации Берега Маклая.

«Что мне казалось (и кажется) желательным, — писал он, — был "протекторат" части Новой Гвинеи, которой жители через мое посредство подчинятся некоторым международным обязательствам и которые, в случае насилий со стороны белых, имели бы законного могущественного покровителя» [612]. Отсюда видно, что Миклухо-Маклай, прослушавший курс международного права в Гейдельбергском университете, понимал протекторат как особое отношение между сильным и слабым государствами, заключающееся в том, что первое должно защищать последнее, а последнее, даже оказывая определенные услуги первому, остается суверенным, то есть независимым. Однако в последней трети XIX века, по мере усиления колониальной экспансии европейских держав, под протекторатом стали все чаще понимать господство, даже «особый род завладения территорией» [613]. Вероятно, именно так истолковали в Петербурге предложение Миклухо-Маклая. Пройдет немного времени, и Николай Николаевич освоится с таким пониманием термина «протекторат».

О реакции в РГО и российском МИДе на письмо ученого от 24 мая никаких данных найти не удалось. Но, как свидетельствуют архивные материалы, Семенов, получив письмо от 28 октября, переслал его в МИД. В сопроводительном письме он просил указаний, как отвечать путешественнику на его запрос, продиктованный известием «о намерении Англии занять часть Новой Гвинеи» и желанием «предотвратить от папуасов пагубное для них влияние английской колонизации» [614].

В связи с этим запросом в департаменте внутренних сношений МИДа, только что возглавленном Ф.Р. Остен-Сакеном, была подготовлена обстоятельная записка «О русском путешественнике Миклухо-Маклае». Документ, предназначенный для доклада царю, готовился очень тщательно; в его редактировании участвовал сам канцлер — престарелый князь А.М. Горчаков. В записке отмечалось, что «благодаря необыкновенной силе воли, прямоте характера и умению обращаться с дикарями» путешественник сумел в 1871 — 1872 годах приобрести огромное влияние на папуасов Берега Маклая. В дальнейшем он «часто имел случай наблюдать пагубное влияние европейской цивилизации, когда она приходит в соприкосновение с первобытными порядками диких островитян». В документе отдавалось должное «бескорыстным, истинно человеческим стремлениям» Миклухо-Маклая, но предлагалось отклонить его просьбу о протекторате. Ознакомившись с запиской, Александр II одобрил содержащийся в ней вывод [615]. Такое решение было предсказуемым: отвергнув в 1870 году колонизационный проект барона Каульбарса, русское правительство предпочитало и дальше воздерживаться от колониальной экспансии в далеких южных морях. Что же касается Остен-Сакена, то, став директором департамента, он неукоснительно придерживался политического курса верховной власти и, сохраняя благожелательное отношение к Миклухо-Маклаю, скептически относился к его проектам.

24 декабря 1875 года товарищ (заместитель) министра иностранных дел Н.К. Гире направил Семенову «доверительное» письмо, в котором говорилось: «Ввиду отдаленности этой страны и совершенном отсутствии там русских интересов предложение Миклухо-Маклая не может быть никоим образом принято нашим правительством. Такое решение подлежит еще тем соображениям, что участь Новой Гвинеи решится в ближайшем будущем, так как не только Англия, но и Голландия заявляют притязания на этот остров» [616].

Предупредив в письме от 29 октября о своем намерении вскоре отправиться на Новую Гвинею, Миклухо-Маклай попросил Семенова безотлагательно прислать телеграмму с намеком, «на что я могу надеяться со стороны русского правительства» [617]. Однако вице-президент РГО, возможно не без умысла, предпочел сообщить о решении правительства письмом. Оно было отправлено в феврале 1876 года, но получено исследователем почти два года спустя, уже по его возвращении с Берега Маклая. Помимо изложения позиции «Высшей Инстанции», Семенов выразил в письме сожаление, что путешественник, по-видимому, переходит «с почвы научной на почву чисто практическую». Рассказывая впоследствии о научной и общественной деятельности Миклухо-Маклая, Семенов назвал нашего героя «трибуном диких папуасов» [618].

Но как добраться до Берега Маклая? На русское военное судно на сей раз рассчитывать не приходилось. Оставалась одна возможность: найти торговую шхуну, совершающую плавание на острова северо-западной Меланезии, владелец или фрахтователь которой согласится за плату доставить путешественника в залив Астролябия. У Николая Николаевича, как обычно, не было денег на оплату проезда и закупку снаряжения для новой экспедиции. X. Я. Алкерсмит, глава батавской фирмы «Дюммлер и К0», все более настойчиво напоминал о возврате долгов, по которым набегали значительные проценты. Но друзья познакомили русского путешественника с другим голландским коммерсантом — банкиром, купцом и судовладельцем К. Шомбургком, обосновавшимся в Сингапуре. Этот негоциант согласился — разумеется, небескорыстно — отправить Миклухо-Маклая на зафрахтованной шхуне «Си берд» и ссудить средствами для закупки необходимых припасов. Шхуна должна была уйти в очередной «островной» рейс из яванского порта Черибон в феврале 1876 года. Место и время отправки устраивали Миклухо-Маклая. Покинув Сингапур, где он «боялся невольно, мимоходными замечаниями даже, повредить делу малайцев» [619], Николай Николаевич получил три месяца, чтобы отдохнуть на Яве, по возможности поправить свое здоровье перед новой экспедицией и подготовить несколько публикаций.

Новый генерал-губернатор Нидерландской Ост-Индии ван Лансберге любезно принял в Батавии именитого путешественника, дал указание помочь ему приобрести земельный участок для создания зоологической станции [620], но не пригласил — в отличие от Лаудона — погостить в своей резиденции в Бейтензорге. Николая Николаевича привлекали туда романтические воспоминания, освежающий, хотя и коварный, микроклимат этого города-парка. Стесненный в деньгах, он снял просторный, но ветхий домик в кампонге (деревне) Эмпанг близ Бейтензорга.

Тишина и спокойствие, а также прогулки в тенистом парке и по окрестным холмам восстановили душевное равновесие и способствовали научному творчеству. Ученый продолжил разработку собранных материалов об аборигенах Малаккского полуострова. Его две статьи по этим вопросам, появившиеся на немецком языке в батавских научных журналах, как и опубликованное там ранее сообщение о путешествии по Джохору, были перепечатаны в переводе на английский язык в Сингапуре в журнале местного отделения Королевского азиатского общества [621].