Миклухо-Маклай. Две жизни «белого папуаса»

Явно опережая события, Николай Николаевич решил оповестить о создании Тампатсенанга естествоиспытателей всего мира. Он сделал это в апреле 1875 года в форме написанного по-немецки открытого письма своему коллеге Антону Дорну, который, как упоминалось выше, основал большую зоологическую станцию в Неаполе. Выполняя просьбу своего русского друга, Дорн разослал копии письма в несколько научных журналов и ведущим гидробиологам. Кроме того, Николай Николаевич отправил английский перевод письма сэру Томасу Хаксли с просьбой посодействовать его скорейшей публикации в журнале «Nature» («Природа»). Текст письма он представил газете «Сингапур дейли тайме» [598]. Нечего и говорить о том, что русскую версию открытого письма Дорну путешественник послал в Петербург, где она была полностью напечатана в «Известиях» РГО и получила отклик в различных периодических изданиях, даже в журнале для учащихся «Семья и школа» [599].

Вскоре, однако, выяснилось, что, приняв желаемое за действительное, Миклухо-Маклай напрасно поспешил с сообщением об учреждении Тампатсенанга. После двухмесячных уверток и недомолвок Абу Бакар — вероятно, по наущению своего английского «советника» — известил путешественника, что не может продать земельный участок для строительства станции, а согласен лишь сдать его в аренду на несколько лет, притом с такими ограничениями, которые были неприемлемы для Миклухо-Маклая. Николаю Николаевичу пришлось, что называется, дать отбой. В начале июня он отправил новое письмо Дорну, в котором нехотя признал провал своего начинания, признавшись в то же время, что учреждение зоологической станции было и остается для него важным, но «побочным» делом. Путешественник не лукавил. Он прочитал в сингапурских газетах, что Англия собирается аннексировать восточную часть Новой Гвинеи, и стал обдумывать, как помочь папуасам. Но прежде всего нужно было завершить поиски «меланезийских» племен в районах полуострова, расположенных к северу от Джохора. Почувствовав себя лучше, он решил безотлагательно отправиться в новую, более длительную и опасную экспедицию в джунгли Малакки.

Вторая экспедиция в джунгли Малакки

Миклухо-Маклай начал свое второе путешествие по Малаккскому полуострову в сложной политической обстановке. Английские резиденты и их помощники в покоренных султанатах Перак, Селангор и федерации Негрисембилан постепенно брали всю власть в свои руки. Это вызывало недовольство местных феодалов и глухое брожение среди крестьянства, на плечи которого легли новые налоги и подати, введенные англичанами. Доброжелатели в Сингапуре предупреждали Николая Николаевича, что его ждут большие опасности, так как бесцеремонные действия английских чиновников вызвали неприязнь к европейцам на всем полуострове, и он может поплатиться жизнью, если будет сочтен за английского шпиона. Но 15 июня 1875 года путешественник отправился из Джохор-Бару в новую экспедицию. По «совету» из Сингапура Абу Бакар предоставил ему лодки и два десятка гребцов и носильщиков во главе с мелким чиновником, так что Николай Николаевич на сей раз смог взять с собой побольше груза, в том числе палатку, койку, стул и даже довольно большой стол, который «служил везде предметом чрезвычайного удивления населения, сбегавшегося к моим бивуакам посмотреть на человека с белой кожей и диковинными вещами» [600].

Поднявшись по реке Джохор, а затем по другим речкам до реки Эндау, путешественник добрался до северных пределов владений Абу Бакара. Здесь, на стыке султанатов Джохор и Паханг, Николай Николаевич столкнулся с враждебными отношениями между вассальными князьками обоих султанатов, доходившими до вооруженных набегов и увода в полон населения целых деревень. Эти междоусобицы порождали всеобщее недоверие, которое, распространяясь и на «белого господина», мешало его передвижениям и особенно исследованиям. В этой обстановке Миклухо-Маклай прибегнул к тактике, которая помогла ему в первый, самый трудный период пребывания на Берегу Маклая: приближаясь к деревне, он заранее предупреждал о своем появлении и старался показать свои мирные намерения. Разумеется, теперь он не свистел, а посылал в селение несколько сопровождающих его малайцев. Они сообщали местному феодалу: «Дато (по-малайски "высокородный") Маклай путешествует по всем странам малайским и другим, чтобы ознакомиться, как в этих странах люди живут, как живут князья и люди бедные, люди в селениях и люди в лесах; познакомиться не только с людьми, но и с животными, деревьями и растениями в лесах» [601]. Как и на Новой Гвинее, Николай Николаевич поднимал свой престиж и завоевывал уважение, с успехом применяя свои медицинские познания. Более того, его провожатые — вероятно, не без его ведома — рассказывали всем, что «белый господин» имеет «талисман здоровья». Поэтому по утрам возле его палатки или хижины, в которой он провел ночь, собиралось множество пациентов. «Чаще всего, — вспоминал путешественник, — мужчины просили дать им или их женам лекарство, чтобы у них родились сыновья, а женщины, напротив, просили помочь им избавиться от необходимости рожать» [602].

Миклухо-Маклай поднялся против течения по Эндау на запад, в горный район, где, по словам малайцев, обитало много «диких лесных людей». Но река, стекая с гор, изобиловала порогами, и у одного из них сил его людей оказалось недостаточно, чтобы протащить лодку через высокие выступы скал. Совершая вылазки в примыкающие к реке леса, путешественник встретил несколько групп «лесных людей», в том числе малорослое племя с вьющимися волнистыми, а не курчавыми, волосами, говорящее на немалайском диалекте.

Оказавшись за пределами султаната Джохор, люди, выделенные путешественнику по приказу Абу Бакара, робели и умоляли отпустить их домой, а иногда, чтобы добиться своего, устраивали своего рода «итальянские забастовки». Николаю Николаевичу пришлось подчиниться. Со своими слугами и немногими оставшимися с ним малайцами он быстро спустился на лодках к устью Эндау, где находилось джохорское укрепленное поселение. Отсюда на парусном судне он перебрался в Пекан — столицу султаната Паханг, который был одной из главных целей его путешествия.

В Пекане Николай Николаевич встретился с правителем Паханга, которому рассказал о своих намерениях примерно то, что сообщали его люди в малайских селениях. Узнав, что Абу Бакар выделил путешественнику в помощь 20 — 25 человек, султан горделиво ответил, что Паханг больше Джохора, а потому он может дать, если нужно, 40 человек. Миклухо-Маклай здесь и при других встречах с малайскими властителями всячески подчеркивал, что он не англичанин, а знатный человек из далекой России. Как сообщил путешественник в РГО, наиболее просвещенные малайцы слышали про эту страну, но почему-то считали, что она — вассал мусульманской Турции [603]. Охранная грамота сиамского короля, показанная Николаем Николаевичем, была воспринята правителем Паханга недружелюбно и лишь усилила его подозрительность, так как он стремился преодолеть зависимость своей страны от Сиама. Выделив обещанных людей, лодки и другое снаряжение, он постарался поскорее избавиться от странного и потенциально опасного чужеземца. На прощание он попросил Миклухо-Маклая письменно подтвердить, что тот по своей воле отправился в глубинные горные районы, так как не может быть ответственным за «диких», чьи отравленные стрелы мгновенно убивают людей и животных.

Путешественник со своими спутниками поднялся по реке Паханг до ее притока реки Тамилен (Тембелинг), пешком пересек невысокий горный хребет (легкие лодки и поклажу тащили носильщики-малайцы) и добрался до верховьев реки Лебе (Лабир). Здесь в сильно пересеченной местности, на стыке султанатов Паханг, Келантан и Тренгану, он обнаружил в нескольких местах «лесных людей», по своим антропологическим признакам близких, по его мнению, к аэта острова Лусон и папуасам Новой Гвинеи. «Эти люди, — писал Миклухо-Маклай, — которые, вероятно, являются представителями первоначальной расы этих областей, по своему типу принадлежат к меланезийскому племени. Ведя бродячий образ жизни, уходя под напором малайцев все дальше в горы и леса полуострова, они остались несмешанными и еще сохранили свой собственный язык» [604].