Роман-воспоминание
Роман-воспоминание читать книгу онлайн
Судьба Анатолия Рыбакова (1911–1998), автора романов «Тяжелый песок», «Дети Арбата», «Прах и пепел», завоевавших всеобщее признание, вместила в себя ключевые моменты истории нашей страны в XX веке. Долгая жизнь писателя легла на страницы произведения, названного лаконично и всеобъемлюще — «Роман-воспоминание».
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Пришел к обеду. Таня сделала плов, поставила на стол коньяк.
— Прочитал твою «Справку» и в третий раз перечитал рукопись. Ты проделал титаническую работу. Теперь речь идет о деталях, их можно выправить за полдня. Я вот написал, — протянул мне несколько страниц мелкого машинописного текста, — ты почитай, а мы с Танюшей еще по рюмке. Под такой плов грех не выпить.
Свои письма Баруздин, как оказалось, печатал в двух экземплярах, копии сдавал на хранение в ЦГАЛИ (Центральный государственный архив литературы и искусства). Не буду излагать письмо целиком — длинный набор выписанных из романа фраз с его комментариями:
«Рассуждения Сталина: „Если при этом погибнут несколько миллионов человек…“ — надо ли это?
Еврейская тема: „Палестина, жидовка“. Зачем педалировать?
Коллективизация… „При этом погибли миллионы людей“. Так ли? По БСЭ, в 1941 году в местах поселений находились 930 кулаков.
Явное сочувствие в адрес Бухарина и Рыкова. К чему? Ведь они не реабилитированы».
В таком духе несколько страниц… «Сделать это необходимо. Не дай бог, чтобы Главлит потребовал у нас визы ИМЭЛ».
Я отложил письмо, посмотрел на Баруздина:
— Не принимаю ни одной твоей поправки. Ничего больше выскабливать не позволю. Роман от вас забираю.
— Толя, как можно?! Я уже объявил о твоем романе!
— Ты объявил о романе, который я вам дал, а хочешь печатать огрызок, который вы из него сделали. Ты — сталинист, живешь в пятьдесят первом году.
Он вскочил:
— Как ты можешь это говорить? У меня отца арестовали при Сталине.
— Да, ты мне рассказывал, Крупская его спасла. Но запомни: народ сметет вас с вашим Сталиным.
Зазвонил телефон, я ушел в кабинет. С Баруздиным осталась Таня.
— Танюша, что случилось с Толей? Жил с этим романом двадцать лет спокойно, а теперь, когда всё на мази, стал просто психом.
— Его довели вы, Сергей Алексеевич! Он уезжает в журнал с нитроглицерином и возвращается черный. За эти три месяца я ни одной ночи не спала спокойно, все время прислушиваюсь — дышит ли?
— Осталась сущая ерунда, несколько фраз убрать. При его опыте и мастерстве это пара часов работы. Уговори его!
— Никогда! Жалею, что он выбросил двести две страницы, очень жалею!
Я вернулся на веранду.
— Так, Сережа. Письмо твое оставляю на память. Романа, считай, у вас нет. Он, конечно, нас с тобой крепко повязал, но расстаются и после многих лет супружества. Впрочем, часто остаются друзьями.
Разговор этот был 22 декабря.
Через два дня шофер Баруздина привез его новое письмо:
«Дорогой Толя! С „Детьми“ теперь все хорошо. У тебя не должно быть никаких опасений. Они идут у нас точно и верно. Будущий год будет „твой“ и до некоторой степени и „мой“».
Часа через два позвонила Смолянская:
— В журнале праздник — роман ушел в набор. Поздравляю!
Что же произошло за эти три месяца?
В своих мемуарах, в главе «„Дети Арбата“ и другие прорывы» Горбачев пишет:
«Анатолий Рыбаков прислал мне письмо, а затем и рукопись… В ней воспроизводилась атмосфера времен сталинизма… Я считал, что книга должна выйти в свет, поддержал ее и Лигачев».
Я был удивлен: ни письма, ни рукописи я Горбачеву не посылал. Позвонил в его Фонд и попросил прислать копию моего письма. Обещали разыскать. Не нашли. «Михаил Сергеевич точно не помнит: было письмо или не было».
Не помнишь, не пиши! Впрочем, это маленькая неправда. Большая неправда открылась через десять лет.
В июне 1996 года газета «Московские новости» (№ 23) опубликовала стенограмму заседания Политбюро ЦК КПСС от 27 октября 1986 года (конец октября!).
«Лигачев. Я прочитал недавно неопубликованный роман Рыбакова „Дети Арбата“. Смысл этой огромной рукописи в 1500 страниц сводится к обличению Сталина и всей нашей предвоенной политики. Сталин изображается здесь обличающим Ленина в ошибках, непозволительно отзывающимся о русском, грузинском, еврейском народах, в искаженном свете подается версия об убийстве Кирова, смакуется жизнь „золотой“ молодежи довоенного периода и, наконец, всемерно нагнетаются все проблемы, связанные с репрессиями периода культа личности. Ясно, что такой роман публиковать нельзя, хотя Рыбаков и грозит передать его за рубеж. Но я хочу разобраться, кто дал разрешение журналу „Дружба народов“ печатать сообщение о том, что роман „Дети Арбата“ будет публиковаться в этом журнале. Что стоит за таким разрешением?
Горбачев. Если все затеять, как это было на XX съезде партии, начать самим себя разоблачать, уличать в ошибках, то это был бы самый дорогой и самый желанный подарок нашему врагу. Возьмите, например, такого писателя, как Можаев. Он требует, чтобы мы издали продолжение его романа „Мужики и бабы“. А в этом романе практически под сомнение ставится все, что было сделано в период индустриализации и коллективизации. По Можаеву выходит, что и кулака-то у нас не было. А мы теперь знаем, что если бы не было коллективизации и индустриализации, то не было бы сейчас и нас, страну просто раздавил бы фашистский сапог.
Чебриков. Сейчас по телевидению есть одна популярная передача — „Двенадцатый этаж“. В ней идет перепалка между молодежью и старшими поколениями. Старшее поколение выглядит довольно бледно, не может дать отпора вызывающе ведущим себя молодым интеллектуалам.
Горбачев. Зачем нам предоставлять трибуну всякой падали?
Шеварднадзе. Многие писатели стараются сейчас, как они сами говорят, рассчитаться с советской властью за беды своих родителей. Покойный Юрий Трифонов заявлял, что он никогда не простит советским людям репрессий, примененных к его реабилитированному отцу. Евг. Евтушенко мстит нам за двух своих репрессированных дедов. Кое-кто сейчас стал предлагать опубликовать неизданные произведения Твардовского в защиту кулачества. Он, как вы знаете, был, видимо, сыном кулака. Так что в литературе немало лиц, которые пытались и будут пытаться использовать творческие организации и журналы в своих личных целях.
Горбачев. Если, например, вчитаться в произведения Василя Быкова, особенно в его „Знак беды“ — роман, отмеченный Ленинской премией, то мы увидим, что Быков здесь иногда замахивается и на революцию, и на коллективизацию. А в кинофильме по этому роману кое-кто даже попытался сравнивать коллективизацию с действиями фашистов. Вот почему нам следует активно работать с деятелями искусства, поправлять их, если надо… Надо почаще возить деятелей искусства в колхозы, в совхозы, на производство, так, как это сделали, например, на Ставрополье с коллективом Театра имени Моссовета. Они вернулись из колхоза буквально ошарашенные и окрыленные.
Громыко. …Видимо, жестковато поступили в свое время с Ахматовой, Цветаевой, Мандельштамом, но нельзя же, как это делается теперь, превращать их в иконы… Видимо, члены Политбюро недавно читали разосланный нам документ, в котором т. Никонов предлагает реабилитировать русских буржуазных экономистов А. В. Чаянова, Н. Д. Кондратьева, А. Н. Челинцева и Н. П. Макарова. Разве можно это делать? Мы не можем быть добренькими. Тут сомневаться нечего».
Это говорилось на исходе второго года перестройки.
Во время трехмесячной работы над романом в «Дружбе народов» я доходил до белого каления. Теперь, после прочтения этой стенограммы, я винюсь. Баруздин, Теракопян, Смолянская, — у них были связаны руки, они сами находились под прессом. Первый человек в тоталитарном государстве — Горбачев запретил давать трибуну молодым интеллектуалам, называя их «всякой падалью», требовал для исправления возить работников искусства в колхозы, оценил XX съезд и мой роман как «самый дорогой и самый желанный подарок врагу». Второй человек в государстве — Лигачев — ведет расследование, почему «Дружба народов» посмела анонсировать «Детей Арбата». Что в этих условиях могли сделать сотрудники журнала?
