Мазарини

Младший племянник, Альфонсо, уже в нежном возрасте подавал надежды уподобиться своему брату Филиппо. Тем не менее Джулио надеялся, что часто наиболее многообещающие дети наименее оправдывают возлагавшиеся на них надежды и наоборот. Он устроил племянника в Клермонский коллеж с полным пансионом. Но Альфонсо не суждено было долго жить на этом свете. Однажды вечером мальчики резвились, и племянник кардинала, разгулявшийся больше остальных детей, захотел, чтобы друзья покачали его на одеяле. Своды коллежа были низкими, а однокашники качали Альфонсо столь усердно, что подбросили его до самого потолка. Альфонсо сильно ударился головой о балку и упал, весь залитый кровью. Спасти его могла только трепанация черепа, но он не перенес эту операцию. Два дня спустя после несчастного случая Альфонсо умер, оставив своего дядю в великом отчаянии. Пребывая в сильном смятении чувств, кардинал полагал тогда, что у него не осталось больше наследника, достойного тех огромных богатств, которые он накопил за годы своей беспокойной жизни.

А состояние Джулио увеличивалось с каждым днем. И не только благодаря Фуке или Кольберу. Даже друзья посмеивались, что Его Преосвященство продолжал жить точно так же, как и начинал. Он все принимал из любых рук, оставляя разве только то, чего не мог взять. Все было ему необходимо, вплоть до мельчайшей вещицы. Кому предстояло владеть всем этим?

Оставались многочисленные племянницы. Их кардинал любил не меньше, чем племянников, но все же они были женщинами. На их приданое все состояние не затратить, к тому же первый министр весьма охотно выделял претендентам на их руку владения закоренелых фрондеров. Но именно племянницы связали его кровными узами с высшей французской аристократией, и именно с их помощью кардинал пытался упрочить свое положение в королевстве и за границей. Его племянницы навсегда «офранцузили» кровь рода Мазарини, прочно связав его с новой родиной.

Очень выгодными являлись браки племянниц Мартиноцци – Лаура вышла замуж за герцога Модены, обладавшего немалым состоянием и политическим весом в европейском обществе. Фактически Лаура являлась тещей претендента на английский трон после Славной революции 1688 года, активно поддерживаемого Францией, Якова III Стюарта. А ее сестра Анна-Мария стала принцессой де Конти. Это был успех, который в значительной степени являлся следствием Фронды – род де Конти, более осторожный, чем род Конде, не желал подвергнуться опале. Однако брак Анны-Марии оказался несчастным – муж ее не любил.

Как любого из политиков, долго находившегося у руля власти, Джулио Мазарини временами «заносило». Власть кружит голову и заставляет порой лелеять несбыточные планы и надежды. Своих племянниц он пытался сосватать даже в Англию: то за сына Кромвеля Ричарда, то за Карла II Стюарта. Но эти иллюзии скоро улетучились, оставив место рациональному политическому мышлению. Конечно, Мазарини, как своеобразному нуворишу тех дней, не был чужд аристократический снобизм. Ему хотелось быть в родстве со знатнейшими фамилиями Европы, даже королевскими, в том числе с французским королевским домом. Но это стремление простиралось лишь до определенных границ.

Сам кардинал и его родные отличались правильностью черт, являлись красивыми людьми. Но красивейшей из всех была его племянница Мария Манчини. Она была лишь на год моложе Людовика XIV. Неудивительно, что, часто пребывая в ее обществе, молодой король влюбился без памяти. Черноокая Мария стала его первой юношеской любовью. Одна из осведомительниц сюринтенданта финансов Николя Фуке писала в те времена своему патрону: «Он за ней ухаживает, предлагает ей слушать музыку, устраивает легкие завтраки, верховые прогулки. Он дает ей своих лучших лошадей и заказывает для нее два экипажа».

Все было настолько серьезно, что Людовик попросил сначала официального разрешения у матери жениться на Марии. Анна Австрийская в тревоге бросилась просить совета у первого министра. Но фактический правитель Франции, давно наблюдая за молодыми людьми и уже, наверное, воображая себя породнившимся с Капетингами, выступил против этого брака. Чисто по политическим причинам, ибо выгодным для королевства тогда был намечавшийся брак Людовика и испанской инфанты.

Мазарини довольно долго убеждал своего августейшего воспитанника, что его племянница – неподходящая жена по рождению и темпераменту для короля. 6 июля 1659 года он заклинал короля не поддаваться страсти: «Лицо, которому я больше всего доверяю (имеется в виду Анна Австрийская. – Л. И.),описало мне то состояние, в котором вы пребываете, и я в отчаянии от этого, так как абсолютно необходимо, чтобы вы нашли какое-нибудь средство избавиться от него, если вы не хотите быть несчастным и похоронить всех ваших верных слуг. И если вы не решитесь сами измениться, ваша болезнь будет обостряться. Я Вас умоляю об этом ради вашей славы, чести, служения Богу и ради благополучия вашего королевства». И Людовик покорился.

Позже кардинал удовлетворенно отметил про себя, что ему доставляет большее удовольствие сама власть, а не происхождение или родство с королевским домом.

А Мария? Она действительно любила Людовика всем сердцем, очень горевала и переживала с Сенекой в руках жестокое разочарование. Герцогиня Орлеанская, в будущем принцесса Пфальцская, так вспоминала это время: «Мадемуазель Манчини – та, что… по слухам была любовницей молодого Людовика, пригласила меня сопровождать ее в Бруаж, куда дядя-кардинал отправил ее, дабы удалить от двора». В апреле 1661 года Мария благополучно была выдана замуж за красивого и богатого юношу из дома Колонна, представители которого с удовольствием породнились с Мазарини. Лоренцо Колонна, герцог де Тальяколи, принц де Гальяно и де Кастельоне являлся главнокомандующим армией Неаполитанского королевства.

Остальные племянницы были тоже неплохо пристроены. Виттория, известная во Франции как Лаура, вышла замуж за герцога де Меркюра, Олимпия стала виконтессой де Суассон, а Гортензия – маркизой де ла Миллери. Одна лишь Анна-Мария Манчини стала монахиней, но прожила дольше всех.

В целом первый министр Франции был удовлетворен устройством своих итальянских родственников. Он был бы еще более доволен, если бы смог спустя полстолетия после смерти спуститься на грешную землю и порадоваться успехам на политическом и военном поприще одного из своих внучатых племянников.

Как уже упоминалось, Олимпия Манчини стала женой виконта Эжена Мориса де Суассона. Он был сыном Томаса Франциска, князя Кариньянского, ставшего родоначальником Савойско-Кариньянского дома, и Марии де Бурбон-Суассон. В 1663 году Олимпия родила единственного сына Евгения, который носил титул принца Савойского. Честолюбивый принц Евгений не ужился с Людовиком XIV при французском дворе и в молодом возрасте с большими приключениями бежал в Вену к императору Леопольду I. Он прославился на службе императоров Священной Римской империи как талантливейший полководец времен войны за испанское наследство (1701—1714) и весьма способный государственный деятель.

А что же родители Джулио? О судьбе его матери Гортензии мы упоминали еще в первой главе книги. Что же касается Пьетро Мазарини, то, когда он в 1644 году овдовел, его дети, жившие в Риме, решили его снова женить под предлогом продолжения рода. В 1645 году молодая и высокородная принцесса Орсини, бывшая в долгу, как в шелку, приняла предложение еще вполне здорового, несмотря на возраст, Пьетро. Но, скорее всего, ей льстила мысль стать мачехой великого министра Франции. Несмотря на возложенные на него надежды, семидесятилетний родитель Джулио не произвел на свет новых Мазарини ив 1654 году умер во дворце своего сына, оставив после себя большие долги. Джулио похоронил отца в недавно реставрированной им приходской церкви Святых Винцента и Анастасия в Риме, прямо напротив фонтана Треви. Там и сегодня можно увидеть его имя и герб.

Кардинал нежно любил свою французскую семью, состоявшую только из двух человек – Анны Австрийской и Людовика. Анна и король отождествляли для него в своем лице Французское королевство, и поэтому неудивительно даже с психологической точки зрения, что Мазарини привязался к Франции всей душой и ревностно защищал ее интересы. Ведь это были прежде всего интересы любимых им людей.