Тициан

Как-то в мастерской появился знатный сенатор Габриэле Вендрамин, обладатель баснословного состояния и поклонник искусства. Тициан был удивлен, что патриций сам пожаловал к нему, несмотря на свой преклонный возраст. Отдышавшись, старый сенатор пояснил цель своего визита. Он давно приглядывался во Фрари к «Мадонне Пезаро» и хотел бы, как и покойный Якопо Пезаро, увековечить себя и заказать обетную картину, на которой было бы представлено все его семейство. Правда, особой знатностью этот род не отличался. В прошлом веке один из его отпрысков Андреа Вендрамин, занимавшийся коммерцией и наладивший работу мыловаренных заводов в городе и на материке, сколотил огромное состояние и был избран дожем. В церкви Санта-Мария деи Серви находится его великолепное надгробие работы Риццо, а во дворце Вендрамин собрана богатейшая коллекция живописи и скульптуры.

Чтобы поправить свои дела и возместить утраченное за время пребывания при папском дворе, Тициан охотно принял заказ, оговорив солидный гонорар. А картина немалая, почти три метра на два. На полотне «Семья Вендрамин» (Лондон, Национальная галерея) художник не стал повторять композицию «Мадонны Пезаро» и избрал ее центром алтарь, смещенный вправо, со священной частицей креста, на котором был распят Христос. Реликвия с XIV века находится в Скуоле Сан-Джованни Эванджелиста, общину которой долгие годы до избрания дожем возглавлял Андреа Вендрамин. Его потомки представлены на картине близ алтаря на фоне яркого неба. Слегка заниженная точка обзора придает всему изображению величие и торжественную приподнятость.

Картина построена на контрастах. Внимание взрослых обращено к алтарю. Стоя на коленях, сам заказчик Габриэле Вендрамин положил руку на край алтаря и смотрит на зрителя. За ним слева стоит его брат Андреа с сыном Лунардо. А вот присутствующие на картине дети, как и их сверстники в «Мадонне Пезаро», лишены молитвенного благоговения взрослых и полны свойственной их возрасту беззаботности. Самый младший из них, в красных чулках, прихватил с собой любимого песика. Асимметричность композиции, контрастность цветовых пятен, игра оттенков красного — все это придает картине живость и удивительную живописность. Оказавшись в родной среде после долгой разлуки, Тициан с радостью взялся за написание столь близких ему венецианских лиц и родного лазурного неба.

Заказав картину, Вендрамин составил в 1547 году завещание, в котором перечислены сын, племянник и шестеро внуков с указанием возраста каждого, что и было учтено художником. Говорят, увидев картину, Сансовино высказал пожелание Тициану заняться и архитектурой — настолько умело организовано им пространство. А сенатор Вендрамин остался так доволен картиной, что пожелал также приобрести находящийся в мастерской автопортрет Тициана для своей картинной галереи. Художнику пришлось уступить эту работу, которая была упомянута в инвентарной описи коллекции дворца Вендрамин в 1569 году, но затем следы ее исчезли.

Наступила жара, и Тициан отправился переждать зной в своем имении Кастель-Роганцуоло, где его уже ждали Орса с Лавинией. Мастерская осталась на попечение Денте. Там появился новый подмастерье — двоюродный племянник Чезаре Вечеллио, спокойный и исполнительный парень. А у Орацио начался период жениховства. Ему давно приглянулась одна венецианка из очень приличной семьи. Отец понимающе смотрел на влюбленность сына и не стал настаивать на его поездке вместе с ним в Роганцуоло. На приволье среди зеленых холмов хорошо дышалось и работалось.

Тициан сожалел об оставленной в Риме «Данае» и вскоре написал другую картину, заменив Купидона в ногах обнаженной Данаи безобразной старухой, которая, подняв обеими руками свой передник, собирает в него сыплющийся с неба дождь золотых монет (Санкт-Петербург, Эрмитаж). Картина пользовалась небывалым спросом, и со временем появились еще три ее реплики. Там же был написан и портрет Лавинии (Неаполь, музей Каподимонте).

В середине сентября пришлось возвращаться в город, где его заждались заказчики и имперский посол дон Мендоса. Через него в Германию был отправлен портрет покойной супруги Карла V. В письме от 5 октября 1546 года говорится: «Ваше Императорское Величество! Я передал послу дону Диего де Мендосе портрет Ее Светлости императрицы, в который вложил все свое старание. Мне бы хотелось доставить его самому, если бы не дальняя дорога и не мой возраст. Прошу Ваше Величество дать мне знать о недостатках или слабости картины и вернуть оную, дабы я внес исправление. Умоляю Ваше Величество не дозволять никому прикладывать к ней руку, кроме меня…»

В ответ на просьбу художника Карл V заявил: «Ко всему, к чему руку приложил Тициан, не должен быть допущен никто другой». Хотя портрет писался с работы одного испанского художника, Тициан, вероятно, сумел придать сходство и жизненное правдоподобие образу Изабеллы Португальской (Мадрид, Прадо), умершей, как и его незабвенная Чечилия, при родах очередного ребенка в замке Алькасар в Толедо. В одном из писем Карлу Аретино писал, что «дыханием красок художник воскресил красавицу императрицу».

Будучи непревзойденным мастером придворного портрета, Тициан изобразил императрицу Изабеллу в богато расшитом одеянии, сидящей с книгой в руке перед раскрытым окном с синеющими вдали горами. На картине, выполненной с удивительной тонкостью, все, казалось бы, безупречно — лицо, поза, платье и украшения. Однако мастерство живописца и его внимание к деталям заглушили тепло дышащей плоти.

Вскоре последовало приглашение Карла V прибыть в Аугсбург, вызвавшее переполох среди друзей художника. Аретино принялся рисовать радужные картины. Ведь Аугсбург — это один из богатейших имперских городов с его самыми влиятельными в мире банками Фуггера, Вельзера, Баумгартнера, которые финансируют военные походы императора. После победы над объединенными силами немецких князей-лютеран в битве под Мюльбергом 24 апреля 1547 года и пленения их предводителя Иоганна Фридриха, герцога Саксонского, он утвердил свое господство над всеми землями, входящими в состав Священной Римской империи. Прибыв в Аугсбург на ассамблею имперского сословного представительства — рейхстага или сейма, — на которую съехались избранные представители немецких земель, Карл пожелал, чтобы лучший художник Европы запечатлел на холсте его военный и политический триумф.

Из Рима пришло известие о смерти Себастьяно Дель Пьомбо, с которым Тициан, спешно покидая Вечный город, не успел как следует попрощаться. Стало быть, освободилась должность хранителя папской печати. Чтобы не упустить случай, дружески настроенный к мастеру нунций Делла Каза поспешил обратиться с письмом к всесильному кардиналу Алессандро Фарнезе с предложением назначить на освободившееся место Тициана. Ответа не последовало. А вскоре стало известно, что в Ватикане предпочли видеть в этой должности скульптора Гульельмо Делла Порта, работавшего на семейство Фарнезе. Удивляться не приходится — видать, Тициан крепко насолил клану своей картиной «Павел III с внуками», и дверь для него в папский дворец окончательно захлопнулась. Возможность получения места для Помпонио в аббатстве Сан-Пьетро ин Колле стала еще более проблематичной. Он долго еще будет носиться с этой идеей, обращаясь за содействием то к Карлу V и его сановникам, то к трем папским внукам, но все будет тщетно. Со смертью Павла III в 1549 году умрет и последняя надежда на получение выгодной должности каноника в аббатстве.

Осень в тот год выдалась на славу, и Тициан испытывал прилив творческих сил. Несмотря на настойчивые напоминания дона Мендосы, он медлил с отъездом, всякий раз отговариваясь тем, что должен закончить Венеру, давно уже обещанную императору. А тут еще хлопоты, связанные с женитьбой сына Орацио. В семейной хронике нет никаких сведений о новобрачной, отмечено лишь, что сама свадьба была отпразднована на Бири с размахом и на нее прибыла многочисленная родня из Пьеве ди Кадоре.

Но об истинной причине переноса отъезда догадывались лишь Аретино с Сансовино, видя, как их старший друг, забыв о возрасте, увлеченно работал над новой картиной, в композицию которой был включен и недавно приобретенный им большой орган. Образ возлежащей Венеры был полон откровенной эротики, и поэтому немудрено, что со временем на свет появилось дитя, нареченное при крещении Эмилией. Все держалось под строжайшим секретом, равно как и личность матери ребенка, послужившей моделью при написании Венеры. Об этом не ведал никто, даже всевидящая и всезнающая Орса. Тайна раскрылась только лет через двадцать, когда незаконнорожденную Эмилию выдали замуж, и впервые было названо имя ее великого отца. [84]