Helter Skelter: Правда о Чарли Мэнсоне

Каждый новый день приносил какое-то развитие. Пока что, хотя помощники шерифа перекопали заметный кусок ранчо Спана, ими не было замечено никаких следов останков Дональда “Коротышки” Шиа. Впрочем, проверяя информацию, предоставленную нам Мэри Бруннер, сотрудники ОШЛА обыскали район вокруг дома 20910 по Грэшем-стрит, парк Канога, где и нашли, за углом от бывшей резиденции “Семьи”, принадлежавший Шиа “меркури” 1962 года. Он был покрыт уличной пылью и испещрен подсохшими дождевыми потеками, — очевидно, простояв там, где его бросили, не менее нескольких месяцев. Внутри автомобиля обнаружилась коробка с личными вещами Шиа; проверив ее на отпечатки пальцев, специалисты ОШЛА обнаружили несколько оттисков ладони, позднее совпавших с отпечатками участника “Семьи" по имени Брюс Дэвис. Еще в машине были найдены ковбойские ботинки Шиа, покрытые коркой засохшей крови.

16:00, 9 декабря, Индепенденс, штат Калифорния. Чарльзу Мэнсону (тик Иисус Христос; 32 года; без определенного места проживания; занятие — музыкант) предъявлено обвинение в убийствах Тейт — Лабианка. Сартучи и Гутиэрес сопровождали его в Лос-Анджелес.

Мы устроили так, чтобы обвинение Мэнсону было предъявлено отдельно от остальных подсудимых, опасаясь, что при встрече со Сьюзен Аткинс в зале суда Мэнсон мог бы убедить ее отказаться от собственных показаний.

Кто-то из газетчиков разыскал отца Сьюзен Аткинс в Сан-Хосе. Тот сказал, что не верит, будто Сьюзен была “загипнотизирована” Мэнсоном. “Сдается мне, она просто пытается отбрехаться. Она больна, ей помог бы кто”. Как показалось репортеру, мистер Аткинс объяснял участие Сьюзен в столь кровавом деле наркотиками и терпимостью судов. По его словам, он три долгих года пытался убедить судей запрятать его отбившуюся от рук дочь в тюрьму и держать ее там, подальше от улицы, — сделай эти люди так, как им советовали, заявил отец Сьюзен, ничего бы и не случилось.

Как я понял, для самой Сьюзен "Семья" была единственной настоящей семьей. И осознал наконец, почему Кабаллеро считает, что ее переход на сторону Мэнсона и остальных подсудимых — лишь дело времени.

10 декабря Сьюзен Аткинс, Линда Касабьян и Лесли Ван Хоутен предстали перед судьей Уильямом Кини. Все три девушки запросили тут же предоставленную им отсрочку слушания до тех пор, пока подсудимые не представят свои ответы на обвинительные акты.

В тот день я впервые увидел Линду Касабьян. Она была невысокой, даже низкорослой (около пяти футов одного дюйма), с длинными темно-золотистыми волосами и зелеными глазами; кроме того, она явно была беременна. Казалось, ей больше двадцати лет. По контрасту со Сьюзен и Лесли, которые улыбались и хихикали на протяжении большинства процессуальных действий, Линда вроде едва сдерживала слезы.

Кини пригласил меня и Аарона в свой кабинет сразу после заседания большого жюри. Тогда он сказал нам, что, поскольку Офис окружного прокурора и так не обсуждает с прессой это дело, он не видит необходимости вводить “ограничение гласности” на процессе (или, как чаще выражаются, “вставлять делу кляп”). Тем не менее, учтя невероятное количество досудебного освещения дела в прессе (репортер из “Нью-Йорк таймс” сказал мне, что число публикаций уже превысило статьи, посвященные первому суду Сэма Шеппарда [113]), судья Кини изменил решение и, не связываясь с нашим офисом, издал детальный судебный приказ об ограничении гласности. Впоследствии подвергнутый ряду изменений, этот приказ в итоге растянется на двенадцать страниц. По сути своей, он запрещал всем, связанным с делом, — обвинению, защите, офицерам полиции, свидетелям и т. д. — обсуждать представленные в суде доказательства и улики с кем бы то ни было из представителей прессы.

В то время я еще об этом не знал, но приказ судьи уже не успел предотвратить попадание монолога от лица убийцы в передовицы всего мира. Вечером предыдущего дня адвокат Ричард Кабаллеро, действуя на основании соглашения со Сьюзен Аткинс, договорился о продаже прав на публикацию ее истории.

Звонок из ДПЛА. Чарльз Кёниг, служащий станции техобслуживания “Стандард” на бульваре Энсенада, 12881, занимался уборкой в женском туалете, когда заметил, что один из бачков непрерывно течет. Подняв крышку бачка, он обнаружил на верхушке сливного механизма женский кошелек — влажный, но все же находящийся над поверхностью воды. Кёниг просмотрел водительские права и кредитные карточки, увидел имя “Розмари Лабианка” — и немедленно позвонил в ДПЛА.

ОНЭ уже занимался проверкой кошелька на отпечатки пальцев, но специалисты сомневались, что им удастся обнаружить хоть что-нибудь — из-за материала и влаги.

Мне было достаточно и простой находки кошелька, поскольку она предложила еще одно независимое звено, еще одно вещественное доказательство в поддержку истории, рассказанной Сьюзен Аткинс. Очевидно, кошелек так и лежал в бачке, никем не замеченный, с тех самых пор, как Линда Касабьян сунула его туда в ночь убийства четы Лабианка, ровно четыре месяца тому назад.

Ровно в 11 часов утра 11 декабря затянутый в оленью кожу Чарльз Мэнсон предстал перед судьей Уильямом Кини. Зал суда был настолько забит зеваками и репортерами, что еще одного человека сюда ну никак нельзя было бы впихнуть, даже при помощи обувного рожка. Поскольку у Мэнсона недоставало денег для того, чтобы нанять адвоката, Кини назначил Пола Фитцджеральда из Офиса общественного защитника представлять его в суде. Я уже выступал против Пола на нескольких процессах и знал, что в своей конторе он завоевал хорошую репутацию. Мэнсону было предъявлено обвинение и предоставлено время до 22 декабря для внесения ответа на обвинительный акт — им самим или его защитой.

В Индепенденсе Сандра Гуд рассказала мне, что как-то раз, в пустыне, Чарли поднял с земли мертвую птицу, подышал на нее — и та улетела прочь. “Ну конечно, Сэнди, конечно”, — был мой ответ. С тех пор я выслушал немало историй о предположительных “умениях” Мэнсона; например, Сьюзен Аткинс считала, что он способен видеть и слышать все, что она говорит или делает.

Где-то на середине процедуры предъявления обвинения я взглянул на свои наручные часы. Они стояли. Странно, прежде с ними такого не случалось. Затем я заметил устремленный на меня пристальный взгляд Мэнсона и блуждающую на его губах слабую улыбку.

Это, сказал я себе, простое совпадение.

Сразу вслед за предъявлением обвинения Пол Фитцджеральд сказал Рону Эйнстоссу, опытному журналисту, ведущему колонку криминальных новостей в “Лос-Анджелес таймс”: “Дела против Мэнсона и остальных подсудимых не существует. У обвинения нет на руках козырей — кроме двух отпечатков пальцев да еще Винса Буглиози”.

Фитцджеральд был абсолютно прав: наши улики были смехотворны, но я вовсе не собирался с этим мириться. Почти три недели тому назад я выдал следователям по делу "Тейт" — Калкинсу и Макганну — первый набросок списка их дальнейших действий, среди которых значилась и беседа с Терри Мельчером; кроме того, они должны были проверить отпечатки пальцев всех известных нам членов “Семьи” на соответствие неустановленным отпечаткам, найденным на месте преступления; показать фотографии членов “Семьи” друзьям и родственникам жертв; выяснить, не принадлежала ли найденная на Сиэло-драйв пара очков кому-либо из "Семьи".

Я пригласил к себе Калкинса с Макганном и попросил представить рапорт о проделанной работе. Оказалось, что выполнена лишь одна-единственная задача из перечисленных: полиция побеседовала с Мельчером. И сделали это следователи по “делу Лабианка”.

До 11 декабря ДПЛА еще даже не начинал поиски оружия и одежды подозреваемых в убийстве Тейт, хотя показания Сьюзен Аткинс дали полицейским неплохие шансы, описав хоть и порядочный, но все же ограниченный участок шоссе, где улики были выкинуты из автомобиля. Наш офис отдал все необходимые распоряжения для того, чтобы Сьюзен была доставлена сюда в воскресенье и попробовала бы показать те места, где Линда Касабьян выбросила те или иные вещи.