Мария Медичи

Всего этого хватило, чтобы охладить симпатии к Марии Медичи. Постоянные нападки ее приближенных на первого министра вызвали недовольство голландцев, которые видели в кардинале союзника, конечно, неудобного, но верного и бесценного для безопасности и защиты независимости Соединенных провинций. Кроме того, католическая агрессивность приближенных королевы дала понять, что вдова Генриха IV вовсе не собиралась следовать терпимости, которую проповедовал ее покойный муж.

Чашу терпения вскоре переполнили денежные неприятности Марии Медичи. Ее свита, подарки, рассылка гонцов по всей Европе слишком дорого обходились серьезным амстердамским торговцам. Они считали, что раз она решила ехать в Англию, то плохое время года не может быть достаточным основанием для переноса путешествия.

В последние дни октября 1638 года для нее нашли готовый отплыть в Англию корабль. Королеву отвезли в Гаагу и поспешно препроводили на судно. Голландия всегда рассматривалась королевой только как остановка перед Англией, но теплый прием вначале все-таки давал надежду на менее поспешный и печальный отъезд.

Генриетта, дочь моя

Пребывая в поисках пристанища, Мария Медичи всегда прежде всего думала об Англии. Карл I оставался единственным зятем кроме Филиппа IV Испанского, потому что герцог Савойский умер в прошлом году.

Конечно, финансы английской короны находились в постоянном кризисе, но Мария все же полагала, что расходы по ее содержанию не окажутся таким уж тяжким бременем для бюджета страны. Кроме того, отношения между Парижем и Лондоном снова улучшились после убийства герцога Бэкингема и окончания религиозных войн Людовика XIII с гугенотами. Поэтому Мария много ожидала от дипломатического вмешательства Карла I в смысле влияния на сына.

Мария Медичи сразу же отбросила идею ехать в Савойю, потому что, с одной стороны, бедность Савойи была общеизвестна, а с другой — Шамбери и Турин находились в опасной близости от Флоренции, куда очень хотели отправить ее Людовик XIII и Ришелье.

Ко всему прочему, из трех дочерей Генриетта была ей ближе всех. Она была самой младшей и дольше жила с матерью. В детстве дочь не особенно интересовала Марию Медичи, занятую тогда заботами регентства. До апреля-мая 1617 года — момента своего отстранения от власти — королева обращала мало внимания на Генриетту. Перед отъездом в ссылку в Блуа Мария просила Людовика разрешить ей увезти с собой Кристину и Генриетту, либо одну из них, но король отказал. И только после второй войны Матери и Сына, летом 1620-го, Мария окунется в близкие отношения с Генриеттой и Кристиной. Она займется их образованием, религиозным воспитанием, туалетами, чтением с вниманием, какого не имел ни один ее ребенок.

Как мать она будет гордиться браком Генриетты с Карлом I, но будет и страдать от разлуки с дочерью. Вместе с Берюллом она сама вела переговоры по поводу брака, позаботилась о каждой мелочи в повседневной жизни королевы Англии, составе ее свиты, выборе ее окружения. Королева-мать писала дочери множество писем, иногда невероятно длинных и пространных. Их выспренный и витиеватый стиль, по мнению Марии, соответствовал ее представлению об образе матери, но через условности все-таки ощущается сильная привязанность к дочери.

Заслуживает внимания письмо Марии, адресованное Генриетте 15 июня 1625 года в Амьен перед расставанием с дочерью. Королева исписала семь страниц мелким почерком. В этом свидетельстве материнского красноречия Мария напоследок хотела изложить советы для дочери. Здесь наличествуют все элементы того образа, в котором Мария Медичи постоянно видела себя: Мария — вдова доброго короля Генриха, Мария — регентша, Мария — мать, Мария — Бланка Кастильская, Мария — защитница католической веры.

Она также дает советы, как Генриетта должна вести себя по отношению к мужу. Они весьма остроумны, если вспомнить, что представляла собой жизнь самой Марии Медичи: «Вы должны любить его и почитать, а не властвовать. Не забывайте моего примера и моих наставлений. Будьте образцом чести, добродетели, скромности. Пусть мягкость сопровождается королевским достоинством».

Через полтора года Мария написала Генриетте еще одно письмо — более короткое и менее вычурное. Даже если она не может удержаться от того «благородного стиля», который она считает подобающим для переписки матери и дочери, в письме присутствует все-таки несомненная искренность:

«Дочь моя! Одно это слово разрывает мне сердце и волнует меня настолько сильно, что я не смогла бы продолжать, если бы не заставила себя, побеждая печаль новой любовью к Вам и желанием беседовать с Вами. Дочь моя, моя дорогая дочь, Вы никогда не должны думать, что я могу Вас забыть…» Далее она рассуждает на разные темы, а заканчивает призывом к благочестию.

Карл I лично встречал королеву после недельного морского путешествия во время шторма. Он был весьма недоволен ее приездом и даже обвинил герцогиню де Шеврез, которая была тут совершенно ни при чем, в том, что та пригласила ее.

Скрыв свое раздражение, он проводил королеву-мать до самого Лондона, куда 5 ноября 1638 года она торжественно вступила, в последний раз ощутив опьянение триумфом.

Для нее были приготовлены апартаменты в Сент-Джеймсском дворце: итальянская мебель и прекрасные гобелены на стенах. Король обеспечил королеве-матери содержание 100 фунтов стерлингов в день, но Мария Медичи не намерена оставаться здесь вечно. Ее цель — возвращение во Францию, и она рассчитывает на поддержку Карла I получить от Людовика разрешение вернуться.

Оскорбления и грубость

5 сентября 1638 года родился Луи Богоданный — старший сын Людовика XIII и Анны Австрийской, будущий Людовик XIV. Мария Медичи в Голландии, и Людовик советуется с Ришелье, как ему поступить по отношению к матери в таких счастливых для королевской семьи и будущего династии обстоятельствах. Ришелье рекомендовал не отправлять к Марии Медичи ни гонца, ни письма, а если она сама пришлет гонца с поздравлениями, то король должен принять его один раз и на словах поблагодарить мать. Марию это настолько оскорбило, что она даже не послала письма Людовику. Когда в Англию приехал чрезвычайный посол из Парижа со счастливой вестью, то в соответствии с указаниями он должен был избегать любой, даже случайной встречи с королевой-матерью.

Постоянному послу де Бельевру были даны инструкции нанести королеве-матери по ее приезде протокольный визит, после чего воздержаться от контактов с нею. Королева-мать выражает крайнее недовольство и добивается, чтобы ее дочь и зять помогли ей встретиться с послом. 21 декабря Бельевр буквально наткнулся на Марию Медичи в одной из галерей дворца. Она сказала ему, что «уже в течение многих лет она всеми возможными средствами старалась заставить кардинала Ришелье услышать ее желание вернуться во Францию, но в ответ слышала только предложение удалиться во Флоренцию, на что она никогда не согласится. Ее чувства со времени отъезда из Франции изменились, и она умоляет кардинала не дать ей влачить нищенское существование, потому что ее единственное желание — быть рядом с королем или, по крайней мере, во Франции. Она больше не будет вмешиваться в дела, и все ее мысли будут только о том, чтобы достойно встретить свою смерть».

Почтительно выслушав королеву-мать, Бельевр ответил ей, что не имеет права сообщать об этом королю. Мария Медичи не без юмора ответила ему, что прекрасно знает уловки послов и он подробно повторит Парижу ее высказывания, хотя и не имеет разрешения на встречу с ней: долг любого дипломата состоит в том, чтобы обо всем докладывать своему правительству. Так и вышло, в письме от 25 декабря он подробно изложил Людовику содержание беседы.

Огласив содержание депеши на совете, Людовик подчеркнул, что, к сожалению, он не может доверять своей матери и, учитывая ее симпатию к Испании, он ни минуты не сомневается, что по возвращении во Францию она снова начнет интриги с Мадридом. В заключение король подтвердил, что во Флоренции он обеспечит матери проживание, достойное ее положения.