Пике в бессмертие

Поезд идет и идет. Вновь разговоры в вагоне. Но теперь все делятся своими планами на будущее, мечтают скорее попасть домой, к семьям.

Наступает вечер. Лежу на полке с открытыми глазами и под перестук колес вспоминаю декабрь 1942 года, холодный товарный вагон, негреющую «буржуйку». Вижу Сергея Чепелюка и, конечно, мою первую потерянную любовь Айнагуль, расставание с ней, вновь и вновь мысленно, перечитываю странички ее недописанного предсмертного письма. Кто-то допишет его в моей жизни?

Перед глазами возникает Фрунзе. Вижу, отца, мать. Родные мои, я ведь так виноват перед вами, так редко писал, заставляя волноваться и плакать. Но теперь уже недалек день встречи. Я прижму вас к груди, и мы долго-долго будем сидеть молча, снова и снова, теперь уже все вместе, будем переживать нашу завершившуюся разлуку и то, что пришлось пережить за прошедшие два года войны, что красной строкой теперь уже на всю жизнь, вошло, врезалось, в мою биографию и благодарить судьбу, бога за то, что пройдя всю войну по краю гибели, я остался жив и снова с вами.

Москва! Ликующая столица нашей великой Родины. Как она изменилась, как похорошела! На улице весна, дышится легко и свободно. Мы ловим на себе благодарные взгляды людей.

День 24 июня будут вспоминать наши потомки. В этот день по Красной площади прошли сводные полки фронтов и части Московского гарнизона. К подножью мавзолея легли вражеские знамена.

Во главе полка Первого Украинского фронта шел маршал Конев, за ним в первой шеренге шли мы, фронтовые друзья: Иван Кожедуб, Сергей Луганский, Юрий Балабин и — самым крайним слева — я. С трибуны мавзолея на нас смотрели руководители партии и правительств. Я был безмерно счастлив от сознания своей принадлежности к тем, кто ратным трудом и кровью освободил народы Европы, счастлив тем, что мне выпала честь сражаться и побеждать под великим знаменем нашей Отчизны.

Участники парада стали разъезжаться по своим частям. Что привезти друзьям из Москвы? Эта мысль не давала покоя. И вот. проходя по улице Калинина, я обратил внимание на огромные витрины универмага Военторга. В них, сверкая лаком козырьков, красовались фуражки с голубыми околышами и крылышками на тульях. Ясно! Вот он, лучший подарок!

Продавец ахнул, когда я попросил упаковать мне сразу тридцать фуражек.

— Зачем так много, товарищ капитан?

— На всю эскадрилью.

Продавец замялся и, смущаясь, признался, что в отделе у него сейчас столько не наберется. Посоветовал обратиться к администратору.

Администратор, видимо, в прошлом офицер, понял с полуслова. Он усадил меня в своем кабинете, а сам отправился на склад. Вскоре он явился в сопровождении двух рабочих, неся коробки. Вот так штука! Как же я довезу все это до вокзала? Администратор и тут выручил: дал машину.

Поездом, затем попутным грузовиком, я добрался до Фюнстервальде. Уложили фуражки в хвост самолета, механик уселся на место стрелка, и вскоре «Ильюшин» уже летел к Вене.

Нужно ли говорить о том, какой была встреча в полку? Уже через час после прилета летчики, механики и стрелки моей эскадрильи щеголяли в новых фуражках. Не беда, что кое-кому они пришлись не впору. Главное — подарок из Москвы, с Парада Победы!

Мирное небо

Самолеты стоят в двадцати километрах от Вены. Мы несколько раз побывали уже в городе и не устаем восхищаться дивной красотой австрийской столицы. Посетили и знаменитый лес, знакомый всем по кинофильму «Большой вальс». И все-таки очень хочется скорее вернуться на Родину. У меня все чаще и чаще появлялась мысль об учебе. Поделился ею с командиром полка, но он со мной не согласился.

— Сколько можно учиться? Слава богу, окончил авиаклуб, три авиационных училища. А разве война — это не школа? Нет, брат, мы все сейчас академики, кого угодно поучить можем.

Какая-то доля правды в этих рассуждениях была. Действительно, война явилась великой школой. За два года я сделал более трехста боевых вылетов, проведя в них в общей сложности без малого пятьсот часов, уничтожил много вражеской техники, сбил семь самолетов. Но ведь это — сугубая практика. Кто я? Летчик, но не больше. Нет, нужны основательные теоретические знания. Признаться, волновало и другое: сумею ли попасть в академию! Сдам ли экзамены?

Наконец я получил отпуск и поехал домой. Всю дорогу от Вены до Москвы мечтал о том, как приеду во Фрунзе, встречусь с родными и друзьями. Но этому не суждено было сбыться. В Москве я твердо решил стать слушателем академии.

Явился на прием к главному маршалу авиации и рассказал о своей мечте. Мое стремление одобрили, позвонили начальнику академии. В этот же день я был уже на комиссии. Да, подзабыл все окончательно за годы войны. Меня успокоили: есть курсы подготовки.

Через три месяца курсы были окончены, я сдал вступительные экзамены и стал слушателем Краснознаменной Военно-воздушной академии. После этого вернулся в свою часть, сдал эскадрилью другому офицеру. Боевые друзья тепло проводили меня на учебу.

До начала занятий оставалось еще немало времени, и я поехал во Фрунзе. До сих пор бережно храню в памяти теплоту моей встречи с отцом, матерью, с друзьями и знакомыми.

В эти же дни в моей жизни и произошло очень большое событие.

Дело в том, что еще в школьные годы была во Фрунзе девушка, с которой мы были хорошими друзьями.

В последнее время, на фронте когда выдавались свободные минуты, я писал Сание, рассказывал о боях, о своих фронтовых друзьях. В ответ приходили письма. Вначале короткие, застенчивые. Потом Сания стала заполнять свои весточки словами: «Дорогой Талгат...». Нужно ли говорить о том, что во Фрунзе мы встретились и не могли наговориться. Лишь на рассвете закончилось наше первое свидание.

Штурмовики — народ решительный, не привычный долго рассуждать над тем, что совершенно ясно. Я сделал предложение, и она согласилась стать моей женой. Несколько дней родные и друзья отмечали нашу свадьбу.

С тех пор прошло много лет. Военная служба бросала меня из одного конца страны в другой и все время рядом со мной была Сания. Рядом наши дети...

К сожалению, дома погостить пришлось недолго. Начались занятия. Вместе со мной сели за столы Иван Кожедуб, Сергей Луганский и многие другие летчики, решившие получить высшее образование. Здесь, в стенах академии, мы совершенно другими глазами посмотрели на операции, в которых совсем недавно принимали непосредственное участие.

После года учебы, когда я готовился ехать в отпуск, из Акмолинска пришла телеграмма. Коллектив Макинского паровозного депо выдвинул меня кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР.

Я поехал к своим избирателям.

Побывал в ауле Майбалык, откуда много лет назад ушел искать счастья мой отец. Как самого почетного и дорогого гостя встретили меня односельчане отца.

Теплая встреча ожидала и в областном центре. Я стоял на трибуне, видел тысячи лиц, и одна мысль владела мною: как отблагодарить этих незнакомых, но близких и родных людей за высокое доверие? Как передать им чувства, волнующие меня в эти минуты? Я рассказал о том, как выполнял свой воинский долг, защищая родной народ от врага, обещал, что так же старательно и честно буду выполнять и новые свои обязанности — обязанности народного избранника.

Вновь занятия в академии. От избирателей приходят десятки писем. Много сложных, порой запутанных дел пришлось разрешать по долгу депутата Верховного Совета.

Наконец учеба закончена. Командование академии предложило остаться на кафедре, но я всей душой стремился в часть и получил назначение заместителя командира полка по летной подготовке. Вместе с летчиками, прошедшими суровую школу войны, мы учили молодежь, передавали ей свой богатый опыт.

Но, видно, не прошли бесследно годы войны. Медицинская комиссия отстранила меня от полетов, и командование перевело на высшие курсы усовершенствования офицеров-штурманов в качестве начальника штаба.

И снова бой

Прошло несколько лет. В 1957 году по состоянию здоровья я был демобилизован из рядов Советской Армии.