Синдром подводника

Вывод: Настоящий мужчина не пропадет, не зря в народе сочинялись сказки о бравых солдатиках.

По дороге команда постепенно уменьшалась. Последнюю пересадку производили во Владивостоке. Здесь она, уже и так значительно уменьшенная за счет специалистов для баз подводных лодок северного направления, оседавших по дороге, окончательно распалась на крохотные ватаги для юга Приморья и Камчатки. Каждая такая команда имела предписание, а потому в нужный момент откалывалась от основной массы, чтобы убыть в соответствующую военно-морскую базу Краснознаменного Тихоокеанского флота.

Плавание на морском лайнере для меня было первым и запомнилось на всю жизнь. Теплая солнечная погода, у всех — прекрасное настроение. Не спеша пароход отошел от пирса, прошел Уссурийский залив, являющийся частью залива Петра Великого. В свою очередь эти акватории вместе с Амурским заливом входят в бассейн Японского моря. Проходя по заповедному заливу Петра Великого, мы оставляли по левому борту остров Аскольд. Старший группы, капитан 3-го ранга, будучи под впечатлением от прекрасного вида, расчувствовался и поведал детективную историю о том, как американская подлодка вошла в водные окрестности Владивостока, наделала много шуму и подняла всю противолодочную оборону (ПЛО) Тихоокеанского флота по боевой тревоге. В самый апогей суматохи она скрытно залегла на грунт у подножья острова Аскольд и затаилась. Когда же шум закончился, вражеская субмарина тихо уплыла восвояси. За этот финт американский командир (или его подводная лодка) был романтично прозван «Черным принцем», а мы получили неприятный урок.

Расстояние от Владивостока до Петропавловска — около двух с половиной тысяч километров. Преодолели мы его за четверо суток, идя через пролив Лаперуза, разделяющий советский остров Сахалин и японский Хоккайдо. Ночные огни Хоккайдо виднелись на большом расстоянии, а Сахалин темным контуром возвышался на горизонте. Прошли Японское, Охотское моря, Тихий океан. Воды Японского моря и Тихого океана красивого лазурного цвета, а воды Охотского казались темными, менее приятными глазу и желания купаться не вызывали.

На пароходе была та же атмосфера беззаботности, что и в поезде. Нас поместили в каюту носовой части судна, где каждому выделили по шконке. На дорожку несытно покормили, посчитав, что больше никто никому ничего не должен. В дальнейшем для поиска пропитания мы опять же были предоставлены сами себе. На пароходе народу было много, всякого и разного, и курсанты, как и в поезде, решали вопрос прокорма самостоятельно.

Охотское море, демонстрируя суровый норов, не сильно и не жестоко качало нас штормом в четыре балла. Мне нравилось лежать на шконке и тихо балдеть, когда нос судна и я вместе с ним, в результате килевой качки по восьмерке, долго-долго летел вверх, а затем так же продолжительно падал вниз, как в бездонный колодец. Не все испытывали удовольствие, некоторые страдали от морской качки. Штрафбатовцы («сапоги» и что удивительно — без конвоя) — мужики лет под тридцать с красными рожами, в пьяном угаре разгуливали по палубам, откровенно смеялись над бледными и зелеными жертвами болтанки.

На пароходе имелось два бассейна и столько же ресторанов и кафе. Понятное дело, финансовые возможности не позволяли нам разгуляться. К нашей великой радости, на верхней палубе, в купели свежего морского или океанского бриза, устраивались танцы, создающие особую атмосферу с привкусом морской романтики, вдохновляющую на сердечные приключения. Здесь и протекало наше основное время. Когда звучала музыка, ни один танец не обходился без участия курсантов.

Впервые попав на атомную лодку 667А проекта (до этого я бывал лишь на дизельной лодке 613-го проекта, где теснота такой же друг человека, как и минимум удобств), получил несравнимое чувство гордости за Военно-морской флот, на котором предстояло служить. Здесь отсеки казались огромными и просторными, поражали воображение. Лампы дневного освещения преображали их, делая светлыми и ультрасовременными. В каюте, отделанной пластиком, возникала ассоциация, что находишься в купе вагона. Поначалу обескураживало отсутствие окон и возможности смотреть на мелькающие пейзажи. В каюте же на этом месте обычно монтируется секретер или пара шконок, что делает ее более тесной и менее романтичной.

После окончания стажировки в Ленинград я возвращался с приключениями. На обратную дорогу нам выдали воинские перевозочные документы (ВПД) на поезд. Однако я решил лететь самолетом, так как Камчатку покидал последним из стажеров. На решение повлияло также и то, что добираться поездом, пароходом было долго. Из аэропорта в Елизово, под Петропавловском, вылетел туда, куда удалось взять билет, — на Москву. Перед регистрацией рейса познакомился с сердобольным молодым мичманом, который накормил и угостил шампанским. Он же оказался и соседом по креслу в самолете, так что путь выдался веселый и непринужденный. Опасался за выпитое шампанское: что если оно меня побеспокоит на большой высоте — но нет, обошлось.

Летели мы четырехмоторным самолетом Ил-18 — с промежуточными посадками в сибирских городах, поэтому в общей сложности полет занял почти сутки. Странно было осознавать, что я впервые летел на самолете, покрывая по воздуху расстояние в двенадцать тысяч километров.

Меня обучил мужскому ремеслу и воспитал Военно-морской флот СССР в своей прославленной кузнице кадров — 506-й УКОПП им. С. М. Кирова. Флот сформировал душу и дал путевку в жизнь. И я горжусь этим.

Я закончил обучение в Школе техников 506-го УКОПП в ноябре 1976-го года — в год 70-летия Отряда. В 2006-м году, когда нам самим исполнилось по 50 лет, мы отметили 100-летие подводного флота и Отряда. Для меня и моих однокашников это важные и весьма символичные совпадения.

Часть 2. ХОЖДЕНИЕ ПО БОЛЬШОМУ КРУГУ

Путь к стратегическому ракетоносцу

09.01.1977 г. прибыл для прохождения службы в составе 1-го экипажа флота крейсерской подводной лодки “К-523” в 80-ю отдельную бригаду строящихся подводных лодок ТОФ.

Приказ командира 80 обспл № 12 от 10.01.1977 г.

Здесь обспл — это «отдельная бригада строящихся подводных лодок». Естественное сокращение для написания приказов и производства записей в личном деле. Сухие строгие строки, а сколько за ними стоит... За ними — судьба моей юности, всей жизни, берущей исток из этих лет.

Как только стюардесса распахнула дверь, ведущую на трап, так сразу же почувствовалась бодрящая крепость мороза, его всевластное дыхание. Занесенные снегом улицы после Камчатки уже не впечатляли. Я шел по городу широкими шагами и совсем не солидно размахивал легким чемоданом. А мороз, пользуясь щедротами моих размашистых движений, проникал сквозь шинель и дотягивался до тела ледяными иглами. Уши, пальцы рук и ног онемели от его уколов.

Оглядываясь по сторонам, я все примечал и лихорадочно соображал, где может находиться моя часть, старался идти быстро и еще быстрее, чтобы не замерзнуть окончательно. Спросить дорогу ни у кого не мог — город стоял как вымерший, пешеходы не встречались, весь люд спрятался за стенами жилищ и зданий. Наконец, показалась одинокая женщина, идущая навстречу. Она взглянула на меня только для того, чтобы обойти стороной, не столкнуться. И тут же приказала с тревогой в голосе, не обращая внимания на открывшийся рот с застрявшим вопросом:

— Скорее трите щеки — они у вас побелели, иначе отморозите!

Бросив чемодан прямо под ноги, я принялся исполнять вводную команду, растирать лицо руками. А она ушла, и я не успел расспросить о дороге, не успел поблагодарить, даже рассмотреть черты. Осталось только впечатление тепла и света… Как не было ее, словно то чистое спасение, посланное мне ангелом-хранителем, явилось в облике человека. И вспомнилось: «У Бога нет других рук кроме наших…»

Так бывает. В ходе учений, когда для усложнения или для проверки того, как личный состав реагирует на резко изменяющуюся обстановку, часто придумывались дополнительные вводные команды. Например, в ходе учебного боя может поступить вводная «Убит командир». Или при стрельбе торпедными аппаратами — «Выход из строя системы ввода данных в торпеду из центрального поста» и т. д. Вот что такое вводная...