И невозможное вожможно
И невозможное вожможно читать книгу онлайн
Книга рассказывает о наших современниках, людях необыкновенной судьбы, исполненных человеческого достоинства и силы. Подвиг Н. Островского помогает герою книги стать сильнее, быть активным членом социалистического общества, приносить пользу людям, жить всеми радостями бытия, радостью труда.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
— Нет, Ваня, в школе от черчения я был освобожден.
— Жаль. К кому же мне теперь обратиться?
— А что ты придумал?
— Станок-автомат для выточки шахматных фигур.
— Станок-автомат?— с недоверием спросил я.
— Вот смотри,— оживился он и стал объяснять.
— Светлая у тебя голова, Иван, а ты учиться но хочешь. Не валяй дурака, поступай в вечернюю школу.
— Опять ты за свое!— поморщился Жуков.
— А как же, вот ты придумал интересную вещь, а объясняешь ее на пальцах, без чертежей. Разве не ясно, что надо учиться?
— М-да,— вздохнул Жуков и отошел от меня.
Вопреки предсказаниям скептиков художественная самодеятельность у нас все-таки родилась. Зверевы согласились ею руководить. Ивану Жукову подобрали роль в спектакле районного Дома культуры. А мне удалось убедить его поступить в школу рабочей молодежи. И вдруг звонок из школы: Жуков пропускает занятия. А потом позвонил наш художественный руководитель Зверев — Жуков не ходит на репетиции.
Я пошел домой к Жукову. Он лежал на кровати, читал книгу Станиславского «Работа актера над собой». На столе валялись окурки, в беспорядке стояли грязные стаканы и недолитая «Перцовка».
— Завьялыч, привет! Пришел воспитывать? Валяй!— Он закурил.
— Зачем мне тебя воспитывать? В конце концов ты не ребенок. Виктор Александрович просил тебе передать, что сегодня репетиция.
— Не может быть!— трезвея, воскликнул Иван.— Он же сегодня собирался в Москву, а репетицию перенес на завтра.
— Поездку он почему-то отложил.
— Вот черт, а я напился.— Иван заметался по комнате.— Слушай, Валерий, возьми чайник и принеси из колонки воды.
Я принес воды. Иван умылся, и хмель прошел.
— Ну теперь я в норме. Можно репетировать. Сейчас оденусь.
— Не торопись, Ваня, сядь,— попросил я.
— А репетиция?..
— Извини, Я обманул тебя.
— Обманул?.. Ты на это способен?— Иван весело рассмеялся.— Ей-ей, уморил... Завьялов — и вдруг обманул...
— Послушай, Ваня, я был в твоей школе...
— Понятно... Агитировать будешь!.. Не советую... В школу не вернусь.
— Ведь десятый остался.
— А дальше?.. В театральный институт все равно не попаду. А ради бумажки стоит ли учиться?..
— В библиотеке Ленина я видел кое-какие книги о ГИТИСе и узнал, что...
— Что узнал?— нетерпеливо спросил Иван.— Да не тяни ты.
— В ГИТИСе не только актерское отделение, есть еще и режиссерское.
— Здесь есть над чем подумать...
— Вот и думай... У тебя целый год впереди. А теперь иди в школy.
— К третьему уроку?.. Может быть, завтра?..
— Прости, но я напомню тебе пословицу: «Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня!»
— Ладно. Пойду!— согласился Иван и стал быстро одеваться.
Виктора Александровича Зверева мы разыскали в клубе дома отдыха «Связист». Шла подготовка к очередному концерту для отдыхающих.
Вообще на репетициях, как правило, никому присутствовать он не разрешал, но мам позволил в порядке исключения.
Мы заняли с Иваном Жуковым места в зрительном зале и с замиранием смотрели на его приемную дочь Раису, выполнявшую на сцене сложный акробатический этюд.
В молодости Зверев был цирковым артистом. Мечтал о смелом аттракционе. Но по болезни вынужден был оставить цирк. Освещенная арена возвращалась к нему лишь во сне, и от одной только мысли, что на манеж возврата нет, его прошибал холодный пот. Вся жизнь казалась мраком, из которого не было выхода.
В один из вечеров, когда за окном моросил осенний дождь со снегом и Звереву было особенно тоскливо, жена его, заведующая клубом при военном госпитале, сказала как бы между прочим:
— Знаешь, Виктор, у нас организуется детский акробатический кружок... Может, ты...
— Нет уж, Верочка, уволь,— отмахнулся он.
— Ты не хочешь мне помочь?..— От укоризненного взгляда ему стало как-то не по себе, и он согласился взглянуть на ее подопечных.
Среди девчонок-акробаток внимание привлекла диковатая маленькая татарочка. Опытный глаз циркового артиста отметил тонкую фигурку, широкие плечи и узкие бедра. «С такой можно поработать всерьез»,— сказал он себе и стал мысленно «лепить» будущий цирковой номер. Маленькая татарочка и была Раиса, средняя дочь многодетной семьи шофера Гениятова, ушедшего на фронт.
А через десять лет Раиса Гениятова обратила на себя внимание ценителей красоты и грации. Забегая вперед, скажу: теперь она профессиональная артистка. Ею любовались во многих странах. Так бывший цирковой артист вновь ощутил волнение рампы, выпустив на арену свою воспитанницу. Об этом я узнал позже, когда прочитал повесть супругов Зверевых «Мечта моя, цирк...», вышедшую в 1964 году в издательстве «Советский писатель».
Окончив репетицию, Зверев спустился к нам.
— Слушай, Жуков, хватит дурака валять,— нахмурив густые брови, отчитывал он Ивана.— Кто мечтал о сцене? Или это лишь пустая болтовня?..
— Виноват я, Виктор Александрович,— тихо произнес Жуков,— поверьте, больше это никогда не повторится. Знаете, как трудно начинать новое дело, если нет уверенности.
Худрук не спускал с него внимательных глаз, спрятанных под насупленными густыми бровями.
— Трудный путь, Ваня, по плечу сильным!— проговорил Зверев.
— Вот и Валерий так говорит! Но ведь это всего лишь красивые слова...
— Так не ходи к нам!— холодно заключил Зверев.
— Не ходи! А если тянет? А, к черту все!— вспыхнул Иван и, не простившись, ушел. Я было за ним, но Зверев остановил меня:
— Ему нужно побыть одному, все равно к нам снова придет!
Однажды Морошкин пригласил меня в Звенигородский краеведческий музей. От Звенигорода нужно было идти 4 километра по липовой аллее. Я любил эти места и с радостью составил компанию своему старому учителю.
— Я тебя, Валерий, познакомлю с краеведом Николаем Сергеевичем Елагиным. А вот и он!— указал Морошкин на старца с седой окладистой бородой. В памяти промелькнули кадры из фильма «Глинка» — встреча композитора с бородатым крестьянином, с которого он написал своего Сусанина.
Елагин стоял среди экскурсантов и с увлечением рассказывал о Саввино-Сторожевском монастыре, где теперь находился музей,— о прошлом и настоящем Звенигородского края — русской Швейцарии.
Окончив лекцию-экскурсию, Елагин подошел к нам.
— Что, молодца в краеведы посвящать привели?— спросил он, здороваясь.
— Он у меня уже посвящен,— улыбнулся Морошкин и представил меня Елагину.— Бывший мой ученик, Валерий Завьялов, студент библиотечного института. Думаю сагитировать его составить библиографию по истории нашего края.
— Составишь?— спросил Елагин.
— Составлю!— неожиданно для себя согласился я.
— Ну, коли так, пойдем проведу в «святая святых» — музейную библиотеку.
— Видишь, Валерий, какая тебе честь выпала,— воскликнул Морошкин,— меня туда Николай Сергеевич не приглашал, хотя мы с ним и большие приятели.
— Пока библиотека не разобрана,— оправдываясь, ответил Елагин,— а Валерий, может быть, приведет ее в порядок.
— Да еще каталог составит!— добавил Морошкин.
— Владимир Сергеевич, у меня же почерк плохой!— с отчаянием воскликнул я.
— Машинку тебе выделим,— услышал я спокойный голос Елагина.
Я посмотрел на своих собеседников и понял: они заранее обо всем договорились.