И невозможное вожможно

— Да что ты?— испуганно воскликнул я.— Мне же сразу вернут документы!

— А если возвратят непроверенное сочинение?— возразил Михаил.— Надо идти! Конкурс конкурсом, но должна же быть еще и человечность.

Он взял меня за руку, и мы вышли из аудитории. Председатель комиссии Вера Илларионовна выслушала нас.

— Пером вы писать не можете? А в школе как писали?

— Карандашом,— ответил я.

— А шариковую ручку достать не удалось?

— Нет.

— Попробуйте моей,— предложила она и пододвинула лист бумаги. Я написал несколько слов.

— Видите, получается лучше. Значит, вам надо писать именно такой ручкой.

Наступил день устного экзамена по литературе... Набравшись храбрости, я вошел в аудиторию. Экзаменатор, полный мужчина с пышными усами пшеничного цвета, спросил мою фамилию и, найдя ее в списках экзаменующихся, удивленно посмотрел на меня.

— Странно, почему я вам за сочинение оценку не поставил.

«Ну вот и случилось то, чего я больше всего боялся... Что же теперь?..»

Голос экзаменатора прервал мои размышления.

— Все ясно... Просто я не разобрал некоторые слова. Это что написано?

— И...

— Правильно, а это?

— Ц…

— Значит, в сочинении вами допущена одна орфографическая ошибка и две синтаксических. По содержанию замечаний нет. Ставлю вам четыре. Ну а теперь побеседуем. Какой у вас номер билета?

— Двадцатый...

— Прошу...

— Образ Павла Корчагина...

Вступительные экзамены остались позади. Итог? Две пятерки и две четверки. Всего 18 баллов. Сегодня узнаю, принят ли. Пробрался к спискам и... не нашел своей фамилии. Что теперь делать? Направился в приемную комиссию.

— Вера Илларионовна, я не прошел по конкурсу?

— К сожалению... Проходной балл у нас 19...

— Но для меня это катастрофа.

— Зачем вы так? Разве только одному вам не повезло?— стала успокаивать меня Вера Илларионовна.— Я ничем не могу вам помочь. Сходите к директору. Может быть, он сделает вам исключение...

— Ох, это мне «в порядке исключения»!— вздохнув, проговорил я и к директору не пошел.

Вернувшись из института, я несколько дней не находил себе места. Зашел к Морошкину, но его не было дома. В приколотой к двери записке значилось, что он на неделю отлучился из города.

«Кому же рассказать о своей беде?— вздохнул я.— Пойду-ка в школу, кого-нибудь да застану».

Вспомнились школьные дни. Однажды на уроке литературы Анна Кузьминична Денисова подошла к доске и написала тему классного сочинения: «Кем я хочу быть».

«Кем я хочу быть?» — попробуй ответь на этот вопрос! Я оглядываю класс. Все сосредоточенно работают. А я вспоминаю скошенное поле, где мои сверстники собирают колосья, а я отстал от них. «Такого пустяка не смог сделать... О какой же профессии может идти речь...» — так я и написал тогда в своем сочинении.

А на другой день встретил Морошкина. Он шел рядом с незнакомым мне молодым мужчиной.

— Почему так плохо написал сочинение?— строго спросил меня учитель, останавливаясь. Его спутник тоже остановился и внимательно посмотрел на меня.

— Я написал правду... Какая профессия мне по силам?

— Библиотечная!— уверенно ответил Владимир Сергеевич, словно ждал этого вопроса и, не дав мне опомниться, продолжал: — Представь себе, Валерий! В твоем распоряжении тысячи книг, и ты делишься этим богатством с другими. Люди будут обращаться к тебе за советом. Большое счастье, когда ты нужен людям.

— Но у меня же невнятная речь!— воскликнул я с отчаяньем.

— Библиотечная работа — это не только выдача книг,— вмешался в разговор спутник Морошкина, поправляя жесткие, непослушные волосы.

— Видите, Рувим Ефимович, какого молодца я вам передаю, уходя на пенсию, попробуй переубеди его!— улыбнувшись, сказал Морошкин, обернулся ко мне и представил: — Рувим Ефимович Фаликман, ваш новый классный руководитель. Он же и историю будет вам преподавать.

— Самое главное — не надо падать духом,— сказал новый учитель.

Так в мою жизнь вошел еще один человек, с которым мне теперь хотелось поделиться своим горем.

В учительской я застал всех своих учителей.

—А вот и еще один студент пришел!— воскликнул Рувим Ефимович.— Ну докладывай.

Молча я опустился на стул и рассказал о своей неудаче. В учительской некоторое время было тихо.

— Ну что же, Валерий! Не повезло в этом году, в будущем повезет!— нарушил молчание Фаликман.

— Может быть, кому-нибудь из нас съездить в институт?— поразмыслив, предложила Анна Кузьминична и обратилась к Фаликману: — Возьмите-ка на себя это дело.

Тот согласился.

На следующий день мы побывали на приеме у директора института.

Он пристально посмотрел на Фаликмана и с усмешкой спросил:

— Сын, конечно, у вас самый одаренный?.. И его обязательно нужно принять!

— Это мой ученик,— ответил Рувим Ефимович.— Я и все учителя Звенигородской средней школы просим вас принять Завьялова. Из письма вам многое станет ясно.— И Фаликман подал директору несколько листов в клеточку, исписанных знакомым морошкинским почерком.

— Почему вы думаете, что ваш питомец сможет работать в библиотеке?— прочитав письмо, спросил директор института.

— А где, как не в библиотеке, может найти себя человек в его положении?— ответил вопросом на вопрос Фаликман.

— Резонно,— согласился директор.— Ну вот что... Поезжайте в Комитет по делам культурно-просветительных учреждений. Разыщите Илью Марковича Цареградского. Он что-нибудь придумает.— Директор помолчал и обратился ко мне: — Только поезжайте один. Так лучше будет...

Илья Маркович Цареградский, которому в молодости выпало счастье работать под руководством Надежды Константиновны Крупской, оказался энергичным, подвижным человеком. Сквозь очки на меня смотрели внимательные глаза. Он попросил подробно рассказать о себе.

Цареградский слушал, постукивая карандашом по столу. Мне показалось, что он не разбирает мою речь. Я замолчал.

— Продолжайте,— тихо попросил он,— Значит, Александра Ивановна Максимова взялась вас учить с такими физическими недостатками?

— Да...

— Ну, вы прямо молодец. Преодолеть такое...

— И оказаться у разбитого корыта,— горько усмехнулся я.

— Выше голову, юноша!— ободряюще сказал Цареградский.— Что-нибудь придумаем!— Он встал и прошелся по кабинету. Вид у него был озабоченный.— С институтом можно сладить. Дадим указание принять вас на заочное отделение...

— А можно?— воскликнул я.

— Попытаемся!— пообещал Цареградский.— Но сможете ли вы заочно окончить институт? Трудно заочно учиться!..

— Я попробую...

— Ладно, дерзайте,— сказал Цареградский и вышел из кабинета.

Не знаю, сколько времени я сидел один. Столько вспомнилось в эти минуты! То мысленно переносился я в далекое Константинове, когда, стоя у приоткрытой двери класса, я с завистью смотрел, как учились другие. То перед глазами вставали занятия с Александрой Ивановной и Михаилом Савватьевичем.

Вернулся Цареградский.

— Все в порядке. Поезжайте в институт. Вас оформят на заочное отделение. Да, еще один совет: если в городе представится случай поступить на работу хотя бы в маленькую библиотеку, не упускайте его...

И случай такой представился.

В библиотеке артели инвалидов «Волга» освободилось место библиотекаря.

— Зарплата у нас небольшая,— предупредил меня председатель артели, оформляя документы,— да и работать придется через день по два-три часа... Присмотритесь, может быть, вам и понравится у нас.

— Для меня самое главное доказать, что я смогу работать.

— Добро,— кивнул председатель и встал, давая понять, что время тратить зря не следует. Он понимал людей с полуслова. Вероятно, в этом ему помогала многолетняя политработа в армии. Год назад он ушел в отставку в звании полковника.

И вот я среди книг. Пушкин, Гоголь, Фадеев, Шолохов и многие другие знакомые и незнакомые авторы ждали своих читателей. Так прошло часа два, может быть, три; в библиотеку никто не приходил.