Эрнесто Че Гевара

- Пожалуй, это верно, - соглашается дон Эрнесто. Уже далеко за полночь. Ливень утих. Мы прощаемся с доном Эрнесто, человеком столь же искренним, прямодушный и обаятельным, каким был и его сын Че.

ВОСПИТАНИЕ ХАРАКТЕРА

Жена Альберто Гранадоса Хулия приносит нам чуть ли не десятую чашечку ароматного «тинто». Нам пред­стоит еще бодрствовать несколько часов. Альберто обе­щал рассказать мне о том, как зародилась его дружба с Че, и об их совместных путешествиях по странам Латин­ской Америки.

Альберто уже писал об этом в воспоминаниях о Че, опубликованных в кубинской печати. Но одно — про­честь, а другое — услышать все из уст самого Альберто Гранадоса.

Мало кто из школьных или университетских друзей Тэтэ мог похвастаться большой с ним близостью. Да и очень уж отличался он от своих сверстников. Че совер­шенно не обращал внимания на свою внешность: ходил в измятой куртке, огромных истоптанных башмаках, с растрепанными волосами. Между тем молодые аргентин­цы его круга были франтами, гордились начищенными до зеркального блеска ботинками, напомаженными до­нельзя волосами.

Эрнесто отличался от них и своим резким характером, едким, разящим юмором. Что же тогда влекло их к нему? По-видимому, его душевные качества — рыцарство, готовность всегда постоять за товарища, его романтизм, фантазия и, может быть, в первую очередь его мужество. Несмотря на свой тяжелый недуг, он был не только «как все», но и впереди других в играх, забавах и юношеских проделках. В то же время существовал какой-то неви­димый барьер, отделявший его от друзей, и отнюдь не каждому было дано перешагнуть его. Почему? Не пото­му ли, что за этим барьером скрывалась поэтическая ду­ша (вспомним сопутствующее всей его жизни увлечение поэзией), легко уязвимая и ранимая душа ребенка, стра­дающего неизлечимой болезнью. Исключением были только Чинчина, юношеская любовь Че, и Альберто Гранадос.

И оба эти исключения для Че были закономерны, ибо такие юноши, как он, позволяют переступить охраняю­щий их барьер или любимой девушке, часто не схожей с ними по характеру и по душевному складу, или другу, который во всем — противоположность и в то же вре­мя не посягает на их духовный мир, духовную незави­симость, не претендует на роль духовного ментора, по­кровителя или, как часто случается, тирана, требующего взамен дружбы слепого подчинения и безусловной преданности. Это именно тот случай, когда крайности схо­дятся.

Мы мало что знаем от самого Че о его отношении к Чинчине, но, если верить воспоминаниям ее сестры и другим свидетельствам, Че любил ее и собирался на ней жениться. Чинчина, дочь одного из богатейших помещи­ков Кордовы, принадлежала, как говорят в Аргентине, к высшей «коровьей аристократии». Она обладала всем тем, чего был лишен юный Тэтэ: завидным здоровьем, ослепительной красотой, изяществом и элегантностью аристократки, огромным состоянием. Ее руки и сердца добивались отпрыски «лучших» семейств Кордовы.

А Че являлся в дом Чинчины, на званые вечера, как обычно, лохматый, в потрепанной куртке и рваных баш­маках, эпатируя местных снобов не только своим внеш­ним видом, но и едкими репликами в их адрес и в адрес их политических кумиров.

На что же надеялся Че? На любовь Чинчины. Он пред­лагал ей покинуть отчий кров, забыть о своем богатстве и уехать с ним за границу (это было после его возвра­щения из первой поездки по Южной Америке), в Вене­суэлу, где он намеревался работать в лепрозории и вме­сте со своим другом Альберто Гранадосом лечить прока­женных, как это сделал до него Альберт Швейцер, перед подвигом которого Че преклонялся.

Но Чинчина, обыкновенная девушка, любила Че обык­новенной любовью. Она готова была стать женой Эрне­сто, но при условии, что он останется с ней, вернее — при ней. Его донкихотский проект переселиться в венесуэль­ские дебри и посвятить себя лечению прокаженных ка­зался ей трогательным, благородным, но совершенно не­реальным. Вошли в непримиримый конфликт возвышен­ное и обыденное, поэзия и низменная проза жизни. Это не могло закончиться компромиссом. Ни Эрнесто, ни Чин­чина не сдавали своих позиций. И они мирно разошлись: она, чтобы благополучно выйти замуж, он, чтобы всту­пить на путь, с которого нет возврата к прошлому.

Альберто Гранадос, или Миаль, [7] как его называли друзья, был старше Тэтэ на шесть лет. Что же сблизило Тэтэ с Миалем? Я слушал Альберто и думал, что свой­ственные ему оригинальность суждений, стремление к познанию неизведанного были, вероятно, созвучны Тэтэ. Но, кроме того, Альберто работал в лепрозории. Выбрать такую работу по призванию мог только человек высоких моральных качеств и гражданского мужества. К тому же этому самаритянину одновременно была присуща неиссякаемая жизнерадостность, роднившая его с Кола Брюньоном, на которого он и внешне был похож. Не эти ли черты больше всего привлекали Че в моем собеседнике?

Однако предоставим слово самому Альберто Гра­надосу:

— Нас было три брата — я, Томас-Франсиско и Грегорио-Патрисио. Родом мы из местечка Эрнандо, что на юге провинции Кордовы. Сам я сначала закончил фармацевтический факультет университета. Однако карьера аптекаря меня не прельщала. Я увлекся проблемой лечения проказы, проучился в университете еще три го­да, стал биохимиком. И в 1945 году начал работать в лепрозории, расположенном в ста восьмидесяти километ­рах от Кордовы.

С Че я познакомился еще в 1941 году, когда ему бы­ло тринадцать лет, через своего брата Томаса. Они учились в одном классе в колледже Деан-Фунес. Нас сдружили страсть к чтению и любовь к природе. Я стал частым гостем в доме Гевары, где имелась прекрасная библиотека, которой я пользовался как своей собствен­ной. Че был завзятым спорщиком, и мы провели с ним не одну ночь, споря до хрипоты о том или другом авторе.

Я и мои братья все свободные дни проводили в жи­вописных окрестностях Кордовы, где жили робинзонами на вольном воздухе. Че почти всегда присоединялся к нам. Родители охотно отпускали его. Чистый горный воз­дух облегчал его постоянную борьбу с астмой, а длитель­ные переходы пешком закаляли организм и приучали к выносливости. Правда, тогда врачи думали, что для аст­матиков сильные физические перегрузки опасны, но мы, молодые студенты-медики, придерживались другого мне­ния, считая, что спорт — лучшее лекарство против этого недуга. Родители Че разделяли это мнение. Че бы­стро постиг все премудрости жизни на лоне природы. Он научился сооружать из ветвей шалаш, быстро разжи­гать костер. Все это пригодилось ему, когда он партиза­нил в горах Сьерра-Маэстры. Разумеется, в те далекие годы нам даже в голову не приходило, что ему придется когда-либо воспользоваться опытом юного робинзона для партизанской борьбы.

Мы, конечно, знали, что в начале девятнадцатого века наши патриоты вели партизанские действия против испанцев. Знали о партизанской войне крестьянских во­жаков Панчо Вильи и Сапаты во время мексиканской ре­волюции. О борьбе никарагуанцев, руководимых леген­дарным генералом Сандино, против интервентов-янки. Доходили до нас сведения и о партизанской борьбе в Китае. Мы восторгались подвигами советских партизан в тылу немецких войск в период второй мировой войны. Но никто из нас, включая Че, тогда не предполагал, что и у нас это возможно. Это вовсе не значит, что мы стоя­ли в стороне от политической борьбы. Наоборот. По всей стране студенты принимали в ней самое активное уча­стие. Мы считали себя антиимпериалистами и антифа­шистами, боролись против Перона, устраивали забастов­ки, демонстрации, дрались с полицией.

Кордова — один из крупных культурных центров Ар­гентины. Ее называют у нас «докта Кордова» — ученая, мудрая Кордова. Кроме университета, одного из старей­ших в Америке — он был основан в 1613 году, в нашем городе — Музей естественной истории, большой зооло­гический сад, Академия художеств. Город славится и своими свободолюбивыми традициями. В стенах нашего университета зародилось в 1918 году революционное сту­денческое движение за университетскую реформу, проходившее под антиимпериалистическими лозунгами и охва­тившее потом все университеты Латинской Америки. В 1930-х годах в Кордове образовалась влиятельная группа во главе с известным публицистом Деодоро Рока, сме­ло выступавшая против полицейских репрессии и фашиз­ма. В нашем городе активно действовали такие прогрес­сивные организации, как Комитет помощи Советскому Союзу, и многие другие.