Над волнами Балтики

"27 июля. Перелетели на озеро Липовское. Вода в нем прозрачная, чистая, берега обрывистые, высокие. Вокруг зеленой стеной вздымается лес. Прямые высокие сосны и ели стоят неподвижно, как великаны, будто хранят вековую, непривычную для нас тишину. Но война приближается и сюда. Фашисты движутся к Луге, Кингисеппу и Нарве, крупными группировками танков непрерывно теснят наши части, вынуждая их отходить на новые рубежи. От Луги и Нарвы до Ленинграда - чуть более ста километров, и на этом, теперь уже небольшом участке земли наши войска должны измотать, обескровить врага, заставить его прекратить наступление.

После посадки почти до полуночи работали на самолетах. Рассредоточили их по всему берегу, сделали для каждой машины отдельную бревенчатую стоянку со спуском, потом замаскировали еловыми ветками так, что не видно ни сверху, ни сбоку".

"2 августа. Летаем почти непрерывно, как днем, так и ночью. Бомбим скопления танков, автоколонны, пехоту на марше, аэродромы за Лугой. Спим урывками по два-три часа, обычно в период перед вечерними сумерками и перед самым рассветом.

Огневое противодействие врага нарастает от вылета к вылету. За пять дней потеряли три самолета, но их экипажи благополучно прошли через линию фронта и вернулись домой. Теперь у нас осталось пятнадцать машин, а пополнение не поступает.

Наконец-то пехота закрепилась на лужском оборонительном рубеже. Фашисты пытаются раздавить ее танками, уничтожить бомбежками с воздуха, сами несут потери колоссальные, а пробиться не могут. Слава нашей пехоте! Наконец-то она остановила врага!"

"3 августа. Вот когда маскировка нас выручила, всю эскадрилью от разгрома спасла!

Проснулись мы на рассвете от гула штурмовиков Ме-110. Подкрались фашисты удачно, на бреющем, разомкнулись с набором высоты для пикирования и построились в круг. И время выбрали самое подходящее (мы все находились на аэродроме), а штурмовка не получилась. Кружатся враги над нами, видят озеро, лес и палатки, в которых мы ночью спали, а самого главного, за чем прилетели, обнаружить не могут: самолеты-то спрятаны здорово. Покрутились они, повертелись, расстреляли из пушек пустой палаточный городок и ни с чем улетели.

Зато наш ответ оказался удачней. За линией фронта мы сразу же обнаружили колонну вражеских танков и четыре из них сожгли.

Выходит, здорово насолили наши машины фашистам, если они своих "визитеров" специально прислали".

"15 августа. Свободного времени почти нет, до дневника не доходят руки. Кратко, для памяти, запишу, что вчера экипажи Петровичева и Кудряшова сбили в воздушном бою самолет противника..."

Произошло это уже под вечер. Вернувшись с задания, старший лейтенант Петровичев и лейтенант Кудряшов доложили, что во время прикрытия своих транспортов от ударов подводных лодок они сбили фашистский бомбардировщик Ю-88.

- Может, вы что-то напутали? - недоверчиво улыбнулся начальник штаба. Поверить в такое да тем более записать в донесение без подтверждения я не могу.

Сомнения его были понятными. Уж кто-кто, а капитан Ковель действительно разбирался и в "эмбэрухах", и в "юнкерсах", и в их отнюдь не равных боевых возможностях. Однако в данном конкретном случае он явно поторопился с выводами.

Петровичев и Кудряшов патрулировали над транспортами, на которых эвакуировались из Таллина люди и ценные грузы. Неожиданно в стороне появился "юнкерс". Фашистский самолет приближался к беззащитным судам, чтобы разбомбить их с пикирования. Мгновенно оценив обстановку, Петровичев повел свою пару наперерез самолету противника и угрозой лобового тарана заставил его отвернуть с боевого курса. "Юнкерс" несколько раз повторял свой маневр, но "эмбээры" лобовыми атаками все время срывали ему вход в пикирование. Тогда фашист бросил бомбы с горизонтального полета. Их взрывы султанами вздыбились около бортов, не причинив транспортам никакого вреда. И взбешенный враг решил отомстить за допущенный промах. Обладая значительно большей скоростью, фашистский пилот догнал нашу пару и открыл пулеметный огонь. Завязался ожесточенный, доселе невиданный бой между двумя "эмбээрами" и "юнкерсом". Снизившись к самой воде, наши самолеты глубокими виражами легко уклонялись от огненных трасс, непрерывно обстреливая противника из четырех пулеметов. Оказавшись в невыгодном положении, фашист продолжал атаки. Он явно переоценивал маневренные преимущества своего самолета и был уверен в успехе. И тут мотор у "юнкерса" вспыхнул. Яркое пламя, вырываясь из-под моторного обтекателя, перебросилось на крыло и приблизилось к фюзеляжу. Черный дым полосой расстелился над водной поверхностью. Судорожно раскачиваясь, машина теряла скорость и, накренившись, врезалась в волны.

Тотчас на транспортах взвились флаги расцвечивания. Сотни людей, находившихся на их палубах и наблюдавших за этой схваткой, приветствовали наших пилотов. Вскоре из штаба флота запросили фамилии летчиков, сбивших фашистский Ю-88 прямо над транспортами. И Ковелю пришлось не только писать дополнительно донесение, но и извиниться перед ребятами.

"20 августа. Сегодня срочно перелетели на новое месте базирования. Наш гидроаэродром на Липовском озере уже захвачен фашистами".

Сигнал тревоги был подан перед рассветом. Я проснулся от голоса Ускребкова, который яростно тормошил меня за плечи, повторяя всего два слова:

- Командир, танки! Командир, танки!..

- Какие танки? - недоуменно переспросил я, стараясь стряхнуть с себя сонную одурь. Накануне мы были просто измотаны почти непрерывными вылетами.

- Фашистские танки к аэродрому прорвались! - крикнул он.

И тут я услышал шум близкого боя. От взрывов стены землянки дрожали, а через щели в накате сыпался песок...

Пока грузили имущество, я узнал, что противник уже захватил Кингисепп и Сиверскую и рвется к Ленинграду через Красногвардейск. А нам приказано срочно перелететь в Новую Ладогу.

Посадку произвели на реке Волхов и до обеда вгрызались ломами и кирками в обрывистый берег, строили площадки и индивидуальные спуски для самолетов. Потом за деревней Юшки, в склоне оврага, вырыли небольшой котлован, обшили его неструганым горбылем и оборудовали топчанами. Землянка для экипажа получилась довольно ветхая, но крышу над головой мы все же слепили.

"22 августа. Фашисты рвутся вперед, к Ленинграду, не считаясь ни с какими потерями. Сотни танков и самолетов одновременно утюжат небо и землю. Тысячи бомб, снарядов и мин с воем и грохотом рвут и кромсают нашу оборону. Но пехота, балтийские моряки и народное ополчение дерутся геройски. Поэтому Ленинград стоит как твердыня, как несокрушимый бастион революции.

Ночью летали на бомбежку вражеских автоколонн, растянувшихся по дорогам севернее Любани. Первый вылет я сделал в паре с заместителем командира эскадрильи капитаном Климовым. Войска противника здесь не маскируются, наверно, еще не пуганые..."

Длинную колонну автомашин мы обнаружили издалека: включенные фары светили словно прожекторы. Гула наших моторов фашисты, конечно, не слышали, поэтому мы спокойно прицелились и с высоты шестьсот метров сбросили двенадцать осколочно-фугасных стокилограммовых бомб. На дороге взметнулись серии взрывов и вспыхнуло пламя пожаров, и тут же фашисты открыли беспорядочный зенитный огонь. Но мы уже снизились и ударили по ним из пулеметов. Пылающие машины никто яе тушил. Они разгорались ярче и ярче. Затем стали рваться боеприпасы...

При отходе увидели, что колонна накрыта новой серией взрывов. Значит, по ней отбомбилась пара старшего лейтенанта Бусыгина, вылетавшая следом за нами.

- Порядок! - удовлетворенно проговорил Шеремет. - Эти фрицы с боеприпасами до Ленинграда уже не дотопают. На огонек сейчас подлетят и другие наши соколики...

"1 сентября. Летаем теперь только ночью. Продолжительность темного времени позволяет каждому экипажу сделать не менее двух вылетов. Объекты ударов нам выделяют различные. Бомбим колонны на марше, переправы, аэродромы, артиллерийские позиции. Но вчера произошла какая-то путаница, и мы чуть не улетели в глубокий тыл..."