Заметки вашего современника. Том 3. 1983-2000 (сокр. вариант)

30.1.90. Утренняя моча – символ утренней зари. Гречка с мясом. Пил свой кофе. Невропатолог. Ноги вместе, руки вперёд. С закрытыми глазами найти свой нос. Обе ноги, одна за другой на одной линии (качает). Колют булавочкой. Пяткой найти коленку и т. д. ЭКГ и проба Местера. Это лесенка в две ступеньки наподобие пьедестала почёта. Надо её пройти 34 раза. Тут же снова ЭКГ. Кровяное давление подскочило до 170. Каждые 2 часа мерили давление. Борис рассказывал о Григорьеве, Газенко ³⁹, делах в ИМБП, о своих работах по балансу кальция в костях. После обеда приезжала Женя ⁴⁰, отправились с ней по паспортным делам. Много ссорились. Жаль. Как же она не понимает, что мне сейчас нельзя дёргаться! Вечером давление подскочило настолько, что медсестра сказала:

— Попозднее перемерим, идите отдыхать, это я не буду записывать…

Беседа с психологом Новиковым. У него прехорошенькая ассистентка. Говорили о вещах самых разных, но больше о творчестве и творческих людях. Песков, Катаев, Шолохов, Лев Толстой. Читал корявости из «Отца Сергия». К Свете Омельченко приходил генетик, делал отпечатки ладоней, угадывал склонности и характер. Она говорит, что он не генетик, а хиромант. Рассказывал Боре о смерти Королёва.

31.1.90. Утром писать нельзя, пока не сделают ультразвук мочевого пузыря, а завтракать нельзя, пока не возьмут кровь на биохимию. Сестричка расковыряла вену, набрала только полпробирки, переключилась на другую руку. Исследования сердца. Видел, как стучат мои клапанишки.

Аорта утолщена за счёт отложений холестерина… Впрочем, с учётом возраста…

Если бы отложений не было, это было бы очень тревожно, — сказал я. — Требовалось бы выяснить, куда же он делся, этот холестерин…

У окулиста. Рассматривал в темноте крестики и нолики. Потом окулист рассматривал мои глаза, слепя узким и очень ярким фонариком. Болтали о Славе Фёдорове. Потом ходили со Снегирёвым в Институт неврологии (он через дорогу) на рентген шеи и груди. Есть отложения в шее, но «с учётом возрастных изменений». Снегирёва подселили к Борису, а меня перевели в отдельный номер, который берегли для космонавта Лавейкина, но тот не приехал. Тренировался на велоэргометре. Заполнял анкету (566 пунктов). Очень долго не мог уснуть. Мой вес за эти дни колебался с 86 900 до 87 850.

1.2.90. Утром – пробы мочи: чуть слить в писсуар, потом в бутылочку, потом опять в писсуар. Это называется «проба по-Нечипоренко». Энцефалограмма. Вроде бы всё в порядке. Велоэргометр. Помнил неудачу в 1965 году, был очень сосредоточен и откатал хорошо. После обеда разбудила дама-психологиня. Задания:

1) Квадрат разделён на 25 ячеек 5x5, в которых вразнобой стоят двузначные цифры. Рядом – чистый квадрат. В нём надо расположить эти цифры в порядке их возрастания.

2) Страничка типографской абракадабры. За минуту надо найти и зачеркнуть букву «О» и подчеркнуть букву «К». За следующую минуту – зачеркнуть «К» и подчеркнуть «О».

3) Два десятка столбиков, состоящих из кода: 12АБ, 13АВ, 14АБ,…,84ОИК, 85ОИК,…,11ТУ, 12ТУ и т. д. Психологиня довольно быстро диктует эти наборы. Если цифра чётная и количество букв четное, это сочетание подчеркнуть. Если нечетное – сделать то же самое. Если совпадений нет – обвести кружочком. Диктуют очень быстро. Сделал несколько пропусков.

4) Абзац строк в 10. Надо прочитать, отложить и написать, что запомнил.

Мне достался абзац о китах и других животных. Финвал кормит китёнка молоком около года, бизон – 2 года, носорог – 14 месяцев, верблюд – 18 месяцев, слон – 3 года. Потом читали такой же абзац с цифрами, но не о животных, а о чае. Надо было его по памяти воспроизвести. Ряды наши тают. Сегодня запороли Виктора Горяинова: киста на почке. До него – Сергея Жукова: нехороший антиген, Филиппова (ТАСС): гастроскопия. Завтра у меня ортопроба. Решил потренироваться, стоял без движения 20 минут. Выстоял, но ноги гудят.

2.2.90. Проба «по-Нечипоренко» оказалась плохой: много лейкоцитов, надо повторять. Смотрел передачу «Человек, Земля, Вселенная», когда за мной пришли приглашать на ортопробу, но, увидев меня на экране, тоже уселись смотреть. Ортопроба стоя, лёжа, под углом 15, 30 и 75 градусов – выясняют распределение жидкости в организме. Не очень хорошие показатели по давлению. По радио читали стихи Пастернака, и это мне помогало. Пульс хороший: 74 удара в минуту. После обеда поехал в баню, потом в «МН», встретился с Женей и домой.

3–4.2.90. Дома разбирался с газетами и журналами, гулял с Лёлькой, звонил по телефону. В воскресенье Женя отвезла меня обратно.

5.2.90. Всё задание: суточная моча. Читал, писал письма. После обеда прогулялся и попросил покатать меня на КУКе (КУК – кресло ускорения Кориолиса.). Катался 3 минуты. Не тошнило, но в голове поднималась муть: осадок бездарных мыслей. Давление растёт, особенно нижнее. Это плохо.

6.2.90. Суточная моча и сахарная кривая. Полный стакан очень сладкой воды выпиваешь, а потом каждые полчаса берут кровь. Крикун привёз своих телевизионщиков и снимает всех на КУКе. Меня тоже снимал. Мухортова снимал на ортопробе вниз головой. После обеда с медсестрой ходил в Институт неврологии – это рядом. Есть подозрения по поводу мозгового кровообращения. Перед Новым годом у меня были кратковременные головокружения, когда я ложился и вставал. Потом кончились сами собой. В Малеевке возобновились. Потом опять кончились. Я приуныл: ясно, что в ИМБП «напали на след» и теперь мне каюк. Сделали ультразвуковую доплерографию. Врач Юрий Михайлович Никитин всё хорошо написал, но сказал, что к одному сосуду у него есть претензии. Валялся и читал. Вечером Мухортов рассказывал о встречах с инопланетянами. Ночью за стеной Крикун и Фёдоров спорили о том, надо ли отказываться от Звезды Героя Советского Союза, или всё-таки взять её, поскольку это ведь народ награждает, а обижать народ не гоже. Господи! И они в космос собираются лететь!

7.2.90. Прибыл ещё один кандидат – Гурген Иванян – аспирант академика Кондратьева из ЛГУ. После завтрака меня позвала Лариса Михайловна и сообщила грустную весть: сахар в крови, начальная стадия диабета. При норме 110 у меня 140, а в одной пробе даже 170. Адьё! Остаётся только написать теперь «Как я не стал космонавтом». Горько, конечно, и как-то скучно стало жить. Срочно пересилить себя надо! Пересилить, найти свежий, яркий интерес и работать. С сегодняшнего дня придётся оставить вещи, которые я любил многие годы: сахар и космос…Шел из больницы, поскользнулся и со всего маха, плашмя, как лягушка, упал в лужу. Весь мокрый, брюки прилипли, таксисты на Волоколамке проезжают мимо, принимая меня за пьяного. Стало очень себя жалко.

Медкомиссию тогда прошли шестеро молодых журналистов: Юрий Крикун, Светлана Омельченко, Андрей Андрушков и Валерий Бабердин (оба из «Красной звезды»), Валерий Шаров («Литгазета») (трое последних пришли уже после меня) и Павел Мухортов («Советская молодёжь», Рига).

Конечно, был очень расстроен. Но я ещё больше расстроился, когда выяснилось, что М.С.Горбачёв своего слова не сдержал, и первым журналистом в космосе в начале 1991 41 года стал японец Тоёхиро Акияма. Он и до старта не скрывал своих антисоветских настроений, и по словам моих друзей-космонавтов производил очень неприятное впечатление своими бесконечными капризами. После полёта я не читал (на русском языке, наверное, на японском есть) ни одной его статьи или книги, в которой он рассказал бы о столь важном событии в своей жизни. Жаль, что так случилось…

… А мы, дураки, поверили Горбачеву, что первый космонавт-журналист будет советским. «Горе-кандидаты»: Юрий Караш, Андрей Тарасов, Ярослав Голованов, Андрей Филиппов