Воспоминания советского посла. Книга 2

1) ограничить производство всех предметов потребления, в особенности пшеницы, сахара, чая, кофе, молока, масла, хлопка, скота, мяса; 2) уничтожить все излишки предметов потребления, которые могут быть использованы в интересах голодающих наций и безработных мужчин и женщин, а там, где излишки все-таки останутся, поднять на них цены; 3) повысить существующие тарифы в тех случаях, когда полное эмбарго является невозможным; 4) отложить всякие мероприятия для урегулирования валютной проблемы; 5) предложить правительствам не организовывать никаких общественных работ в целях помощи безработным. Далее, констатируя, что единодушные решения касательно виноградарства, болезни кокосовых деревьев и ветеринарных вопросов знаменуют собой прогресс по пути к достижению международного соглашения, возобновить работу финансовой и экономической конференции для обсуждения проблем такой же важности 1 апреля 1935 года» [77].

Эта злая шутка, авторы которой остались неизвестными, прекрасно суммировала итоги Мировой экономической конференции.

И вот наступил, наконец, последний день ее работы. Лидеры капиталистических держав приложили все усилия для того, чтобы нарядить покойницу в пышные погребальные одежды. Макдональд в своей речи заявил, что это «не конец, а лишь отсрочка» конференции. Бонне утверждал, что конференция не пыталась скрыть существующие разногласия между державами и в результате, имела «большое моральное значение», содействуя «прогрессу». Ренсимен усиленно доказывал, что конференция «проделала весьма важную исследовательскую работу». Хэлл заявил, что конференция сыграла свою роль, и выразил надежду, что в результате лондонских совещаний каждая нация теперь «примет необходимые меры — обычные и необычные — в целях повышения цен, роста занятости и улучшения деловой ситуации».

Пышный венок на гроб покойницы прислал президент Рузвельт, тот самый Рузвельт, который больше всех способствовал краху конференции. В телеграмме, присланной на имя Макдональда, он, между прочим, писал: «Народы мира (и после конференции. — И. М.) могут продолжать спокойно и откровенно обсуждать, взаимно интересующие их проблемы. Результаты не всегда измеряются количеством формальных соглашений. Они равным образом могут получиться благодаря выявлению трудностей, испытываемых каждой нацией, и методов, применяемых каждой нацией для их преодоления… Вот почему я не считаю экономическую конференцию неудачной».

Немногие трезвые высказывания (например, голландца Коляйна) о крахе конференции и вытекающих отсюда опасностях тонули в мире лицемерной успокоительной шумихи.

От имени СССР выступил я. Когда я поднялся на трибуну конференции, по залу прошло движение, а Макдональд, председательствовавший на заключительном заседании, обнаружил явные признаки беспокойства. Он имел все основания для этого, ибо моя речь должна была разорвать густую пелену лживого лицемерии, которая заволокла зал Геологического музея.

Я начал с той цитаты из подготовленного экспертами 17 стран «проекта порядка дня» конференции, которая приводилась выше, и затем поставил вопрос: что же, однако, Мировая экономическая конференция фактически сделала для заключения того «мирного» договора в экономической сфере, важность которого с такой силой подчеркивали эксперты? Советская делегация, говорил я, внесла на конференцию два предложения: 1) заключение пакта об экономическом ненападении; 2) расширение импортных возможностей различных стран. Казалось бы, Мировая экономическая конференция должно была безоговорочно голосовать за советские предложения. В действительности, однако, вышло иное. За исключением Турции, Польши и Ирландии, никто не поддержал советского пакта об экономическом ненападении. Еще меньше понимания встретило второе советское предложение — о расширении импортных возможностей. В конечном счете оно было похоронено в одной из комиссий Мировой экономической конференции.

Указав далее, что конференция «обнаружила столь жестокое обращение не только с советскими предложениями», но и с предложениями, внесенными на ее обсуждение экспертами 17 держав, я продолжал: «В самом деле, проект "порядка дня" предусматривал решение конференцией целого ряда важнейших проблем финансового и экономического  порядка — таких, как, например, стабилизации мировых валют, отмена финансовых и валютных ограничений, расширение и удешевление кредита, повышение уровня цен, понижение таможенных тарифов, обеспечение действия принципа наибольшего благоприятствования, развитие общественных работ, координация производства и обмена и т. д. Что сделано на конференции по всем этим вопросам? Ровно ничего».

Во второй половине работы конференции, когда для ее организаторов окончательно выяснилось, что обсуждение таких проблем, как стабилизация валют, торговая политика и др., по разным причинам должно быть заморожено, на первое место были выдвинуты вопросы координации производства и обмена. В течение последних недель именно они стояли в центре внимания, и многие делегации именно на этом участке работ конференции ожидали конкретных положительных результатов. «Что, однако, получилось в действительности? — говорил я — А вот что: возьмем, например, лес — обсуждение вопроса отложено до начала октября, уголь — вопрос передан совету Лиги Наций, вино — вопрос передан Международному бюро вина, молочные продукты — вопрос передан Международному аграрному институту… и т. д. и т. д. Я мог бы легко увеличить число примеров, но это едва ли необходимо.

Вся работа Мировой экономической конференции, вся работа ее многочисленных комиссий и подкомиссий на протяжении этих шести недель была глубоко проникнута одним настроением, одним стремлением: «отложить»…

Таким образом, если сопоставить задачи, сформулированные «проектом порядка дня», с теми материалами, которые в последние дни разосланы всем нам секретариатом конференции, то, отнюдь не вдаваясь в полемические преувеличения, строго следуя лишь фактам, простым реальным фактам, придется прийти к одному неизбежному заключению: практические результаты первой сессии Мировой экономической конференции оказались равными нулю…

Какой вывод можно сделать из только что перечисленных фактов?

Если следовать простой человеческой логике, то вывод отсюда можно сделать только один: противоречия, раздирающие мировую капиталистическую систему, в настоящее время зашли так далеко, что они уже не допускают хотя бы временного и хотя бы чисто внешнего примирения. Год тому назад конференция по разоружению устроила свою первую оторочку после шести месяцев работ и при этом оказалась еще в состоянии замаскировать разлагавшие ее противоречия некоторыми решениями, которые сохраняли хотя бы чисто показную видимость какого-то единства. Был фиксирован также определенный срок возобновления работ. Напротив, Мировая экономическая конференция в возрасте всего лишь шести недель обнаружила столь несомненные симптомы безнадежной старческой дряхлости, что ее организаторы вынуждены сейчас просто распустить делегатов по домам, без всяких решений и даже без определения точного срока созыва новой. Если в июле 1932 г. конференция по разоружению еще сумела совершить организованно стратегическое отступление, то в июле 1933 г. Мировая экономическая конференция закончила свои занятия беспорядочным паническим бегством».

Отметив далее, что крах конференции неизбежно приведет лишь к обострению экономической войны между различными державами, я закончил свое выступление заверением, что «как бы, однако, ни сложился ход событий, СССР будет неуклонно продолжать ту испытанную политику мира, которая составляет самую сущность советской внешней политики… [78]».

Разумеется, капиталистическая пресса пыталась замолчать это выступление, и в большинстве газет появились лишь краткие выдержки из моей речи. Но были исключения: мою речь полностью опубликовали орган шотландских лейбористов «Форвард» и… консервативная «Таймс».