Огонь в океане

— Хоть одним бы глазком глянуть на транспорты. Топим, топим, а их не видим, — сквозь шум механизмов слышал я шепот Трапезникова.

— Смотреть нечего, — возражал Поедайло. — Я думаю, мавр сделал свое дело, пора ему и домой. А то знаешь, катера могут еще раз проголосовать и...

— Опять болтаете? — оборвал матросов механик. — Философствовать будете в базе. Особенно вы, мавр...

Диалог матросов навел меня на мысль: «Что, если в самом деле пойти к тому месту, где мы торпедировали транспорт, и посмотреть район моря, обследовать его, уточнить результаты атаки, за которую нас так преследовали?» Чем больше я об этом думал, тем больше нравилась мне эта мысль. Расстояние до места предполагаемого поражения транспорта при всех возможных погрешностях прокладки было не более трех миль.

В центральный пост пришел Каркоцкий. Мокрая одежда прилипла к его жилистому телу.

— Пробоина заделана надежно. В случае чего скорее рядом где-нибудь лопнет, чем в месте заделки, — сообщил парторг.

— Всплывем на перископную глубину и пойдем к месту потопления транспорта, посмотрим, что там делается, — объявил я парторгу свое решение.

— Товарищ командир, — обратился механик, принявший доклады от боевых постов, — лодка готова к всплытию!

— Как обед? Готов? — задал я неожиданный вопрос.

Экипаж не завтракал и не обедал, а время уже подходило к ужину. На камбузе в срок был готов завтрак. Он остыл. Обед также остыл. Но как только кок услышал команду: «Приготовиться к всплытию», у него мелькнула надежда, что, наконец, обратят внимание и на его пост. Он сразу же принялся за дело и поэтому смог мне ответить с некоторым самодовольством: «Обед готов!»

— Обедать! — не без удовольствия скомандовал я. — Гидроакустику еще раз прослушать горизонт.

Обедали, не сходя со своих мест. Кок и его помощник быстро разнесли пищу по отсекам, не без удовольствия выслушивая похвальные эпитеты от проголодавшихся подводников.

— Настоящий боевой обед, — не преминул оценить работу кока и Трапезников.

— Тинико лучше готовит, с сацебели, — не без иронии бросил кок и поспешно ушел из отсека.

— Ну, ты знаешь!.. Не заговаривайся! — вырвалось у Трапезникова. Он, видимо, был рассержен шуткой кока.

— Тинико, насколько мне известно, женское имя. Почему это вас обидело? — заинтересовался я. — Или это секрет?

— Не обидело... не обидело, товарищ командир, но... Я так, кок, он... не в свое дело лезет... — Матрос густо покраснел.

Я не стал его расспрашивать, хотя упоминание  о неизвестной девушке, не скрою, заинтересовало меня.

— Обед действительно вкусный. — Я передал пустую посуду матросу, исполнявшему обязанности вестового.

— По-моему, обед обычный, — возразил Поедайло. — В приличном ресторане его бы постеснялись показать...

— Там варят без глубинных бомб, — подхватил Трапезников, немало обрадованный новым направлением разговора.

— И без болтов, — механик вытащил из своей миски стальной болт. — Черт знает, что такое! Вызовите кока в центральный пост!

Кое-кто прыснул. Вид у механика был суровый.

— Почему борщ варите с болтами? — строго спросил механик, когда кок появился в отсеке.

— Во-от он где? — расплылся в улыбке кок. — Это же от компрессора. Вот обрадуется старшина! Он его искал, искал... Проклятой бомбой, той, которая нас чуть не утопила, как шибанет! Мы искали, искали, а он, оказывается в кастрюле. Вот хорошо, а то компрессор проволокой повязали. Работает, но...

— Какой компрессор? Какой болт? А куда он дел запасные части? Разрешите, товарищ командир, схожу посмотрю. Это же важный механизм, а они проволокой...

— Пусть доложит старшина, зачем вам ходить? Работал же компрессор, значит держит... проволока, — возразил я, едва сдерживая смех.

— А болт чистый был, товарищ командир. Я его сам только утром, во время приборки, чистил, — заговорил кок. — От него в суп грязь не могла попасть... Ну, если только смазка там.

— Да, ничего себе специя... смазка от болта, — вставил Трапезников.

— Значит, болт пошел впрок, все говорят, что борщ хороший. А плов тоже с болтом? — взял я тарелку в руки. — Или второе блюдо уже без всякой примеси?

— Никак нет, товарищ командир. Плов во время  бомбежки был закрыт. Разрешите идти? — Кока, очевидно, обидел общий смех, вызванный моей нехитрой шуткой.

— Вы смеетесь, а не думаете над тем, что он храбрее вас обоих, — начал молчавший все время боцман, как только кок вышел из центрального поста. Он обращался к Трапезникову и Поедайло. — Кругом рвутся бомбы, а он готовит обед. Не рассуждает, как некоторые, а делает свое дело. Не кричит: «Бомбы! бомбы!», а готовит обед! Понятно?

— Да мы не зло смеемся...

— Еще бы зло смеяться! — посуровел Халиллев. — Я бы вам посмеялся зло!.. Ишь ты, не зло смеются! Кок у нас очень добросовестный матрос. Он поварские академии не кончал. Сам все по книжечкам разным изучает. Ты говоришь, в ресторане постеснялись бы показать, а я говорю: не постеснялись бы! Лучшего борща .не приготовишь. У тебя, Поедайло, аппетита нет, ты переволновался от испуга...

— Конечно, я не храбрый, — обиделся Поедайло, — но...

— Не только ты, мы все не такие уж храбрецы, — не дал договорить боцман. — Мы бы лучше на свадьбе гуляли, чем зайцами бегать от бомб. Но раз надо... Раз надо, так будь мужчиной, умей держать себя. Вот хитрость в чем заключается...

Боцман ещё долго бы поучал матросов, но ему помешал помощник командира, который доложил мне об окончаний обеда и готовности корабля к всплытию.

Оторвавшись от грунта, мы медленно пошли вверх, постепенно уменьшая глубину погружения и удифферентовывая подводную лодку.

Наконец приборы показали перископную глубину, и я смог поднять на поверхность долгие часы находившийся в бездействии перископ.

Ясный, безоблачный летний день был на исходе. Солнце висело над низменным молдавским побережьем. Лежал глубокий штиль, но поверхность моря рябило легким дуновением вечернего ветерка.

При предварительном осмотре не было замечено  ничего. Но едва переведя окуляр перископа на «увеличение», я сразу обнаружил прямо по корме два небольших буйка с яркими бело-красными вертикальными полосами. Буи показывались в небольшом расстоянии друг от друга и по внешнему виду были совершенно одинаковыми. «Наша могила», — мелькнула мысль. Около буйков плавало множество мелких обломков деревянных предметов, пробки и еще чего-то. По всей вероятности, катера попали своими глубинными бомбами в один из утопленных транспортов, которыми этот район был усеян довольно густо. На поверхность поднялись обломки, и признаки гибели подводной лодки были налицо.

— Курс к месту потопления транспорта триста тридцать шесть градусов! — доложил штурман.

— Лево на борт! — скомандовал я, получив рапорт штурмана. — Ложиться на триста тридцать шесть градусов! Подвахтенным идти отдыхать!

Часть людей ушла с боевых постов, передав свои обязанности остающимся на вахте.

На курсе триста тридцать шесть градусов мы проходили мимо полосатых буйков. Я дал взглянуть на них по очереди помощнику командира, боцману и матросу Трапезникову. Все они согласились со мной.

— Горе-топильщики! Кишка тонка! — заметил по адресу катеров Трапезников.

— Опять бахвальство! — обрезал Халиллев. — Они топильщики такие, что ты целый день был бледный, как моя бабушка после смерти. А сейчас ты храбрец. Ишь ты какой! Иди спать!

Трапезников, повинуясь приказанию, ушел из центрального поста.

— Не слишком ли много вы ругаете своего... парня? — едва не вырвалось у меня — Младшего сына. — Он матрос исправный.

— Парень хороший, — боцман говорил о Трапезникове чуть ли не с отцовской нежностью. — Я еще вышибу из него кое-какую дурь, вот увидите, какой он будет. У него еще много детской дури, а так он лучше всех... Во всяком случае, очень хороший матрос.

Прямо по носу на фоне низменного берега начал  вырисовываться силуэт транспорта. У нас не оставалось торпедного боезапаса, и новое обнаружение судов врага не могло вызвать никакого чувства, кроме досады и сожаления. Но недолго нам пришлось сокрушаться. С уменьшением расстояния мы убедились, что транспорт не движется, а стоит на месте без хода. Еще через несколько минут перед нами была полностью разгаданная картина. Мы имеем дело с вражеским транспортом, который торпедировали утром. Он лежал у самого берега на мели. Вся кормовая его часть была либо под водой, и ее не было видно, либо оторвана взрывом торпеды. Носовая часть, мостик и надстройка были над водой. Из накренившейся к берегу трубы шел едва заметный парок. У борта с нашей стороны стояли малый морской буксир и разъездной катер. Они, видимо, были заняты спасением людей и имущества. Обстановка казалась благоприятной для нас. Преследование нам не угрожало, и я решил показать результаты нашей утренней атаки экипажу.