Агент Зигзаг. Подлинная военная история Эдди Чапмена, любовника, предателя, героя и шпиона

Чрезвычайная насыщенность миссии Зигзага предоставляла широкие возможности для обмана немцев, однако в МИ-5 предпочитали действовать осторожно. «Хотя на данный момент мы уверены, что Чапмен не ведет с нами двойную игру, все же, если мы будем привлекать его к любого рода операции, ставящей целью ввести противника в заблуждение, эта операция не должна вызывать никаких сомнений».

Дотошного Стефенса смущали лишь два момента в истории Чапмена: его привязанность к своему немецкому шефу фон Грёнингу, которого он называл доктором Грауманном, и отношения с Дагмар Лалум.

Дружба Эдди с фон Грёнингом за прошедшие месяцы лишь окрепла, и это чувство могло повлиять на лояльность Чапмена к Британии. «Не следует забывать, что он поддерживает очень близкие отношения с Грауманном и относится к тому с большим пиететом, — писал Стефенс. — Чапмен считает его противником нацистов и либералом». Эдди активно защищал Грауманна, настаивая, что тот — «человек очень способный, осторожный и изобретательный, чьи возможности, однако, ограничены из-за низкого качества человеческого материала, с которым ему приходится работать». Чапмен также указывал, что сестра фон Грёнинга усыновила еврейского ребенка, хотя более рассудительные головы в МИ-5 полагали, что это вполне может быть «своего рода страховкой на будущее».

Стефенс был вынужден признать возможность того, что Эдди и фон Грёнинг действуют сообща. В действиях Чапмена всегда оставалось что-то непостижимое и ненадежное. В нем уживались приспособленец и сторонник твердых принципов. Стефенс по этому поводу писал: «Чапмен — непростая личность, и какая-то часть его все еще остается преданной Германии. Невозможно избавиться от мысли о том, что, если бы Германия начала выигрывать войну, он легко мог бы остаться за границей. В Англии у него нет никакого общественного положения; в Германии, среди грабителей и убийц, он чувствует себя своим. Очень сложно судить о том, что происходит у него в голове: ведь он постоянно вынужден сравнивать жизнь в роскоши в Германии, где он сам устанавливает для себя законы, с жизнью здесь, где он до сих пор вынужден бояться закона». Те же сомнения испытывал и Лен Берт, глава Специального отдела, отвечавший в полицейском департаменте Британии за связь с МИ-5. Ознакомившись с полицейским досье Чапмена, Берт был «убежден, что Зигзаг — человек без совести и чести, готовый шантажировать любого, если сочтет это выгодным, и который легко продастся противнику, если это поможет что-то выиграть для себя лично».

Загадка не поддавалась быстрому решению. За Эдди нужно было следить, его отношения с фон Грёнингом предстояло подвергнуть тщательному анализу. С ним надо было держать ухо востро. МИ-5 было трудно соперничать в щедрости с немецкими хозяевами Чапмена, но можно было хотя бы попробовать: «Хотя мы не предполагаем — да и не можем — поставлять к его столу шампанское, все-таки это та сфера жизни, где нам придется вступить в соревнование с немцами».

Еще больше опасений вызывали отношения Чапмена с Дагмар Лалум — «неизбежной подружкой», как, вздохнув, назвал ее один из сотрудников МИ-5. Признавшись во всем этой не прошедшей проверку женщине, Чапмен, по мнению Стефенса, совершил «грубейший промах». Она могла предать его в любой момент, и последствия были бы самыми ужасными: если фон Грёнинг поймет, что все это время Чапмен был двойным агентом, вся информация, которую он посылал в Германию, будет проинтерпретирована с точностью наоборот, и, таким образом, получится, что Зигзаг предоставил немцам не дезинформацию, а самые настоящие разведданные.

Чапмен неоднократно и решительно заявлял, что Дагмар не только была предана ему, но и сама по себе была квалифицированным агентом и к тому же всей душой ненавидела немцев. Он рассказал, как ухаживал за ней и как многие месяцы спорил сам с собой, прежде чем решился открыть ей правду. «Она — не подружка на одну ночь, — протестовал Чапмен. — И я абсолютно уверен, что немцы не подсылали ее в то кафе, где мы впервые встретились». Если бы она предала его, он бы «сразу заметил, как изменилось отношение к нему немцев». Если бы немцы подозревали Дагмар или его самого, они не согласились бы оплачивать ее квартиру и платить ежемесячное пособие. Он «полностью доверяет Дагмар». Однако для его британских шефов «неофициальное привлечение этой девушки на службу британскому правительству» создавало непредвиденные и нежелательные сложности.

Опрашивавшие Чапмена заметили, что он «волнуется при каждой возможности поговорить о Дагмар Лалум». Он возвращался к этой теме вновь и вновь, утверждая, что дал ей слово обеспечить ее финансовое положение и восстановить ее доброе имя после войны: «Одной из его целей было наладить ее отношения с соотечественниками, объявив, что все это время она тайно работала против немцев». Новая пассия Зигзага казалась девушкой достаточно искренней, однако МИ-5 не забыло Фриду Стевенсон, которой все еще помогала британская секретная служба. «Все полагали, что, если Чапмен вернется, он женится на Фриде, — в каковом обещании он теперь искренне раскаялся», — записал один из скептически настроенных собеседников Эдди.

В качестве последнего козыря Чапмен рассказал, как Дагмар через норвежское подполье узнала о высадке союзников на Сицилии, и о ее связях с Сопротивлением. Что еще нужно, чтобы доказать ее чистосердечие? В МИ-5, однако, считали иначе. Британская разведка контактировала с «Милоргом», главной группой норвежского Сопротивления, однако считала эту организацию чересчур громоздкой, неэффективной, страдающей от многочисленных утечек информации. Эта Дагмар явно принадлежала к «Милоргу», и, если бы она сообщила своим товарищам о том, кто такой Чапмен, это еще больше усложнило бы дело. Дагмар работала на одну секретную организацию, была связана с другой, при этом получая деньги от третьей. С точки зрения британцев, у этой леди было слишком много поклонников, чтобы рядом с ней можно было чувствовать себя спокойно: «Дагмар находится в контакте с норвежским подпольем, пользуется доверием агента британской секретной службы, а в настоящее время ее материально поддерживает германская разведка».

Вера Стефенса в Чапмена осталась неколебимой, однако и он призывал к осторожности: «Нельзя не признать, что я восхищаюсь мужеством этого человека, однако я не могу отрицать странности его характера. В Англии его ищет полиция за совершенные преступления. В Германии ему воздает королевские почести немецкая секретная служба. Было бы вполне естественно, если бы в конце концов за эти годы он невзлюбил Англию и проникся восхищением к немцам. На самом деле к своему шефу Грауманну он испытывает больше чем восхищение — настоящую страсть. Сейчас его главная цель — по окончании войны обосноваться в Париже вместе с Дагмар Лалум. Кому же, в конце концов, верен Чапмен? Я лично полагаю, что всем понемногу и примерно в равной пропорции».

Те, кто поддерживал Чапмена, включая Тара Робертсона, указывали, что он уже в достаточной степени продемонстрировал свою лояльность. Этому, однако, противопоставлялись его криминальное прошлое, привязанность к фон Грёнингу, а теперь еще и проблемы, связанные с его очередной романтической страстью. После долгих обсуждений все наконец пришли к согласию. В «одной из самых поразительных глав в истории шпионажа времен войны» произойдет еще один поворот событий. Чапмен вновь получит шанс продемонстрировать свою отвагу.

30 июня, через два дня после приземления, Чапмен под одобрительным взглядом Ронни Рида послал первую радиограмму фон Грёнингу: «ЖЕСТКАЯ ПОСАДКА, ОДНАКО ВСЕ В ПОРЯДКЕ. ИЩУ МЕСТО ПОСПОКОЙНЕЕ. ВЫЙДУ НА СВЯЗЬ В ЧЕТВЕРГ. ДАГМАР».

26

«Муравьиные львы»

Британия, выдержавшая за годы войны множество тяжелых ударов, со страхом ждала появления у Гитлера летающих бомб. Нацистская пропаганда заранее кричала о новом оружии, с помощью которого немцы отомстят Британии за бомбежки фатерланда и наконец-то сломят сопротивление англичан. В начале 1944 года немцы сообщили своим агентам, что те ради собственной безопасности должны уехать из Лондона. Первые летающие бомбы с реактивными двигателями и весьма несовершенной конструкцией появились в небе над британской столицей ночью 13 июня. Бомбы, каждая из которых несла 1800 фунтов взрывчатки, летели со скоростью 400 метров в час, ^[1]громко жужжа, словно ядовитые насекомые. Как только горючее заканчивалось, наступала зловещая тишина: бомба падала на землю и взрывалась.