Владимир Высоцкий. Встречи, интервью, воспоминания

Ленинградец Александр Дольский написал две песни, посвященные Высоцкому, одну из них — при его жизни. Как сам автор говорил мне, прежде чем ее исполнить, вторая песня написана с мыслью о новом поколении и о творческой и человеческой судьбе Владимира Высоцкого. Особенно сильно звучит припев:

Мы помним, с какой необузданной печалью оплакивал Высоцкий безвременную смерть Василия Шукшина. Отзвуки той очень сильной песни слышны и тут, особенно в авторском исполнении Александра Дольского.

— По-моему, интерес к творчеству Высоцкого будет существовать всегда, — говорит певец. — Может быть, со временем он разрастется еще больше и приобретет профессиональный характер. Потому что народ его любит и долго будет еще любить…

Меня часто спрашивают на встречах с читателями, каким был Владимир Высоцкий, как проявлялся в жизни его характер. Вместо того чтобы обойтись эпитетами, я приведу здесь три эпизода из его жизни во время пребывания в Болгарии.

Мы пошли с Высоцким в Дирекцию авторских прав получить для него небольшой гонорар. Неожиданно для нас сумма оказалась большей, чем ожидалось. Выяснилось, что Театр Народной Армии добросовестно отчислял Высоцкому гонорар за исполнение его песен в спектакле «Смертью смерть поправ» по пьесе Бориса Васильева. Мы вошли в комнату, где работало много сотрудниц Дирекции. Высоцкого узнали, и он очень смутился, хотя, наверно, был в такой ситуации не однажды. На лестнице и на улице он не переставал меня расспрашивать, откуда могут его тут знать, если в прессе еще почти ничего о нем не писали…

За несколько лет до гастролей «Таганки» в Болгарии я встретил в Москве двух своих знакомых молодых режиссеров — Ганчо Керечева и Валерия Иванова, — они стажировались в течение нескольких месяцев в том же театре и, конечно, перезнакомились со всеми артистами. И вот теперь, во время гастролей театра в Варне, Высоцкий узнал, что один из них работает режиссером в Тырговиште и что дела там идут не очень хорошо. Владимир берет машину и едет почти за полтораста километров, чтобы сказать несколько добрых слов в защиту своего знакомого, поддержать его своим авторитетом.

Когда «Таганка» играла в Стара-Загоре, Высоцкому рассказали о нелегкой судьбе Димитра Данаилова, хранителя музея замечательного болгарского поэта Пейо Яворова в соседнем городе Чирпане. Данаилов и сам поэт, автор двух вышедших и многих невышедших сборников, уникальный экземпляр исчезнувшего племени декадентов. Его имени не найдешь в литературных справочниках или в списках членов Союза писателей, он забыт богом и людьми, но жил и живет поэзией.

И вот Владимир Высоцкий едет в Чирпан, посещает дом Яворова и проводит вечер со своим новооткрытым собратом по душе. Наверняка Данаилов читал ему свои стихи, ведь оба они исповедовали одну и ту же религию доброты и человечности, оба — служители нерукотворного храма Поэзии.

(«О поэтах и кликушах»)

Приведу высказывания друзей Высоцкого — Беллы Ахмадулиной и Булата Окуджавы.

«Вот уже пять лет скоро будет, как мы сиротствуем и мучаемся без Владимира Высоцкого, — говорит поэтесса в болгарской телевизионной передаче. — И эти пять лет непрестанной грусти, непрестанного душераздирающего страдания объяснили нам, кем же приходился Володя Высоцкий каждому из нас и всем вместе. То есть кем он приходился своему народу. Теперь уже ни у кого не может быть сомнения в том, что Владимир Высоцкий, кроме того что это наше национальное достояние, да, может быть, и не только наше, не только русских, это еще и неотъемлемая часть общего народного сознания. И присутствие духа и голоса Высоцкого в народной жизни стало совершенно очевидно. То есть это было и всегда! И сам Высоцкий прекрасно знал, кем он приходится множеству людей. Он хотя бы этим был при жизни утешен. Он разделял со всеми нами все наши печали, но еще у него была и собственная печаль. Ему, конечно, не хватало книги и вообще публикаций. Ну, теперь этому положено какое-то начало. Одна книга вышла, выйдут и другие книги, но его голос всегда был с нами. Голос Высоцкого — щедрый, расточительный подвиг. Но других — расчетливых и скаредных — подвигов не бывает. А голос — это нечто равное душе. И вот душа Володи обитает в нашей жизни. Это и праздник, но это и наша повседневность. Только плохо, что эта беда никак не становится меньшей. Время идет, а рана не заживает. Но все-таки будем утешать себя тем, что жизнь Поэта длительнее, чем просто человеческое житье-бытье, и Поэту приходится умереть, чтобы жить и множить мысль о себе. Так и будем тешиться, так и будем все время звать к себе голос Высоцкого и будем с ним коротать и праздновать наши дни».

На вечере воспоминаний о Высоцком в Московском Доме кино 24 января 1987 года Ахмадулина сказала:

— Вот уже седьмой год, как это пекло боли, обитающее где-то здесь, остается безутешным, и навряд ли найдется такая мятная прохлада, которая когда-нибудь залижет, утешит и обезболит это всегда полыхающее место. И все-таки у нас достаточно причин для ликования. Завтра день рождения этого человека. Мандельштамом сказано, — я боюсь, что недостаточно грациозно воспроизведу его формулу, — но сказано приблизительно вот что: смерть Поэта есть его художественное деяние. То есть смерть Поэта не есть случайность в сюжете его художественного существования. И вот, когда мы все вместе, желая утешить себя и друг друга, все время применяем к уже свершившейся судьбе какое-то сослагательное наклонение, может быть, мы опрометчивы лишь в одном. Если нам исходить из той истины, что заглавное в Высоцком — его поэтическое урождение, его поэтическое устройство, тогда мы поймем, что препоны и вредоносность ничтожных людей и значительных обстоятельств — все это лишь вздор, сопровождающий великую судьбу. Что бы мы могли пожелать поэту? Нешто когда-нибудь поэт может обитать в благоденствии? Нет. Сослагательное наклонение к таким людям неприменимо. Высоцкий, несомненно, вождь своей судьбы. Он предводитель всего, всего своего жизненного сюжета… Я полагаю судьбу Высоцкого совершенной, замкнутой, счастливой. Потому что никаких поправок в нее внести невозможно. Несомненно, что его опекала его собственная звезда, перед которой он не провинился… Но все же, опять-таки вовлекая вас в радость того, что этот человек родился на белом свете, и родился непоправимо навсегда, я и думаю, что это единственное, чем можем мы всегда утешать и себя и тех, кто будет после нас.

Булат Окуджава в газете «Народна култура» (9—18 сентября 1981 г.) подробно рассказывает о своем знакомстве с Высоцким, дает высокую оценку его творчества:

— Он был гораздо моложе меня. Мы были друзьями, несмотря на то, что встречались редко. Просто мы принадлежим к разным поколениям. И потом, у нас разный темперамент. Он был светский человек, актер. Я — домосед, одиночка. У нас были разные слабости и пристрастия. Но друг к другу мы относились очень хорошо. И я всегда вспоминаю о нем по-доброму. Он — исключительно богатое явление нашей культуры. Явление, о котором будут говорить. Он был сатириком с трагическим пафосом. Талантливым художником и прекрасным человеком. Высоцкий был личностью.